Стрингер. Летописец отчуждения

До трассы оставалось почти сто метров.

До «Нивы» — около семидесяти.

Офигенные аномалии! Бац — и тебя огнем, бац — и молнией. На самом деле — обычной миной в клочья. Вот и все аномалии. Тут не болты нужны, а рота саперов. Или собачка какая-нибудь натасканная. Или миноискатель. Аномалии — для сельских дурачков, они же до сих пор в домовых верят. Напустить страху, дескать, не лезьте, и заминировать все.

Так медленно стрингер никогда не передвигался. Идти было нужно. Просто необходимо. До ржавого бока «Нивы» рукой подать. Отсюда было видно приоткрытую дверцу, рваные сиденья и даже какого-то миниатюрного медвежонка, свисающего с зеркала.

Не обратно же возвращаться.

Сначала Смертин добрался до воронки. Дополз на четвереньках, просматривая перед собой каждый миллиметр земли. Потом свернул к «Ниве», рассудив, что надо было как-то солдатам расставлять на капоте и крыше мишени.

Двадцать шагов…

Десять…

Нервы звенят, как натянутая струна.

Пять…

Три…

«Все плохое обычно случается в конце».

Два…

«Ну не может так везти!»

Один…

Вверх по насыпи на раскореженный асфальт. Щелчок зажигалки и сигарета в трясущихся пальцах. Щелчок, еще один. Не получается! Еще одна попытка. Пламя дрожит вместе с рукой, его почти невозможно поймать кончиком сигареты. Стрингер сложил ладони лодочкой, закрываясь от ветра, выдохнул. Замер на секунду и глубоко затянулся. Успокоился. Смертин сделал еще одну затяжку и бросил взгляд за дорогу, в глубину Зоны.

Только два слова могли охарактеризовать то безумие, что он увидел.

Выжженная земля.

— Вик, ты только посмотри на этого придурка!

— Чего?

— Глянь, говорю.

Маявшийся от безделья Вик подошел к провалу окна. Рассохшиеся доски пола глухо заскрипели, едва выдерживая его массивную тушу.

— Вышел вон из того подлеска. Увидел псевдопсов — на пузо — и к ним.

Метрах в трехстах от заброшенного хутора, на территории которого обосновался их небольшой отряд, бродил одиночка. Точнее, не бродил, а ползал, наблюдая за стаей собак, гонявших по дикому просяному полю кого-то, издалека напоминавшего зайца.

— Ну и что ты пялишься? Кончи его, и все, — проворчал Вик.

— Нельзя. А вдруг услышат? Да и далековато.

— Смотри, Бешеный, — толстяк недовольно насупил брови, — а то он нам все планы порушит.

— А что ты сразу на меня-то все валишь! — вскипел Бешеный. — Пойди сам и пристрели. Может, нормальный мужик, за хабаром лезет.

— Нормальные мужики вокруг псевдопсов на брюхе не ползают, — отрезал Вик, усаживаясь на драное цветастое кресло.

— Да заткнетесь вы или нет? — прошипел Пирог из соседней комнаты.

Он тоже внимательно наблюдал за происходящим на их глазах цирком.

Тем временем окруженный со всех сторон «заяц» совершил два обманных прыжка и неожиданно лопнул, угодив в «мясорубку». Собаки раздосадованно заскулили, но уходить не спешили — почуяли соседа. Человек нагло встал.

Вик подтащил кресло к окну, чтобы было удобней наблюдать. С комфортом, так сказать. Бешеный прыснул в ладонь:

— Идиот…

Псевдопсы, глухо рыча, отбежали в сторону. Незнакомец установил треногу, прикрутил к ней какой-то предмет и направился прямо к аномалии. Псы просто обалдели от такого хамства. Отползли дальше, внимательно наблюдая за наглецом. Они готовы были сорваться в любой момент. Не хватало только решимости. Пока.

Человек спокойно остановился у самого края «мясорубки», достал что-то из кармана и помахал перед мордами мутантов.

— Кутя-кутя-кутя… — донес со стороны поля едва уловимый ветерок.

— Ты смотри, что творит! — Челюсть Бешеного медленно ползла вниз.

Даже пофигист Вик достал миниатюрный бинокль.

— Глянь. У него на спине что-то намалевано. — Пирог сплюнул. Было слышно, как он нервно крутит алюминиевую крышку фляги. — Может, «Долг»?

Спустя несколько секунд, одна из тварей осторожно, будто бы нехотя, начала приближаться к странному незнакомцу. Все это время тот смотрел мутанту прямо в глаза, словно боялся, что стоит ему отвернуться, и тварь тут же бросится вперед. Псина подкралась практически вплотную, оскалив пасть и задрав обрубок хвоста, когда чужак резко бросил приманку в аномалию. Вик не знал, остались ли у псевдопсов инстинкты нормальных сородичей, но собака инстинктивно прыгнула следом, оросив все вокруг внутренностями и ошметками мяса. Стая сорвалась. Человек вскинул дробовик, пальнул по ближайшей твари, и псы прыснули в стороны. Их было больше десятка, но они так и не решились связываться с этим психом. Человек стрелял еще и еще. Парочку поранил точно, но на земле так и не осталось ни одного трупа.

— Не перевелись еще в Зоне дураки, — вздохнул Вик, щелкая предохранителем.

Глава 2

Здесь все было серым и угрюмым. Воздух какой-то тяжелый, словно в нем содержались мельчайшие частицы свинца. И еще постоянный привкус крови во рту. От этого гадкого сладенького привкуса невозможно избавиться, сколько воды ни пей. Голова гудела. Сердце безумно колотилось — наверное, хотело вырваться из ставшей такой тесной грудной клетки. А воздуха не хватало.

Каждый шаг давался с трудом. Алексей хотел себя отвлечь хоть чем-нибудь. Пробовал мурлыкать под нос простенький мотив — не помогло, попытался вспомнить что-то хорошее из прошлого, что обязательно подняло бы настроение. Воспоминания были призрачными, неуловимыми, почему-то в основном страшными и вызывали только чувство брезгливости. Стрингер пыжился изо всех сил, но ничего не получалось. Перед глазами всплывало миленькое лицо первой девушки, но тут же превращалось в ужасную гримасу, покрывалось морщинами, изменялось, трансформируясь в синюшную рожу Айрата. Потом тот появлялся целиком, ссутулившийся, грязный, и грозил ему пальцем, монотонно начитывая скрипучим голосом: «Всех пожрет, всех пожрет, всех…»

Стрингер мотал головой, избавляясь от навязчивого видения, снова взывал к воспоминаниям. Он дошел до того, что пытался вспомнить прекрасные формы моделей с глянцевых обложек журналов. Но волосы богинь тут же седели, кожа покрывалась черными пятнами, глаза лопались, и на журналиста смотрели жуткие головы каких-то то ли ведьм, то ли бестий. В конце концов стрингер сдался и принялся считать шаги. Один, два, три… до десяти, а потом сначала.

За шоссе Смертин наткнулся на четыре трупа. От двух остались только кости и клочья истлевшей одежды, один был наполовину обглодан неизвестной тварью, последний — совсем свежий. Только птицы успели выклевать глаза. Несчастный так и сидел, привалившись спиной к булыжнику, страшно уставившись на горизонт пустыми глазницами. Остановился отдохнуть и решил умереть, сжимая в руках «Калашников».

Стрингер почему-то не испугался. Скорее пытался здраво оценить ситуацию и понять от чего же тот умер. Ответа не было. На первый непрофессиональный взгляд — ни ран, ни переломов. Заболел? Отравился? Хотя какая разница?!

После этой неприятной находки стрингер отчетливо осознал, что испытывает явный дискомфорт от одиночества. Он редко работал в команде, хотя иногда чисто с технической точки зрения это было удобно. Все-таки два разных ремесла — описывать окружающее через объектив видеокамеры и рисовать ситуацию словами, передавая зрителю эмоции и настроение. Если съемки были рядовыми, то редакции часто старались впихнуть Смертину какую-нибудь практикантку. Алексей всеми силами сопротивлялся. А сейчас бы не отказался от компании. Нет, конечно, не надо ему сюда миленькую девочку в короткой юбке, удивленно хлопающую длиннющими ресницами. Коллеги спецкоры, с которыми жизнь сталкивала в самых отдаленных уголках, — с ними бы сейчас поболтать. Например, со здоровяком венгром Золтаном, невообразимо коверкающим английский и никогда не расстающимся с малюсенькими стограммовыми бутылочками коньяка. Или с датчанином Йенсом, на удивление тщедушным и низкорослым, рушащим все стереотипы об агрессивных предках викингах.