Стриптиз — не повод для знакомства

Положила конфеты на тумбочку «своей» бабули. А чай — рядом с вязальщицей. Получила море благодарностей, которые невозможно было бы услышать от любого другого человека даже за гораздо большее деяние.

Присела рядом с бабой Фаей и погрузилась в ее рассказы о больнице и книгах. Здесь подавали ужасную пищу, персонал постоянно настолько загружен, что вряд ли успевал даже здороваться. Но бабуля всегда была довольна и хорошо обо всех отзывалась. Ее послушать — так здесь не палата для неизлечимо больных раком, которым и жить-то осталось от силы пару лет, а Мальдивы.

Фаина Семеновна мне не бабушка. Хотя я ее так однажды случайно назвала, а ей безумно понравилось. После этого так и повелось. Я ее зову бабушкой, она меня внучкой. А познакомились мы с ней у меня на работе. Баба Фая до последнего не верила, что у нее подтвердили злокачественное образование. Она часто ходила в морг и просила пересмотреть стекла. Была уверена, что мы все ошибались и опровергнем диагноз. «Я молоденькая, а вы тут такое пишете. Невозможно», — шутила улыбаясь семидесятилетняя старушка. Этим она мне и понравилась. Не отчаивалась, веселилась. Жила.

Мы много болтали, угощали друг друга конфетами и жаловались на судьбу. Удивительно, но больше всего баба Фая сетовала, что не сможет часто видеть свою настоящую внучку перед смертью. Потому что та работает и учится в другом городе. Более того, она отказалась от дорогостоящего варианта лечения, сообщив внучке, что все, что могут сделать врачи, сделают бесплатно. Подобный подход я не приветствовала, считая, что жертвенность — это минус для обеих сторон. Бабушке сокращает жизнь, а на ее внучку потом навалится грузом вины, когда та узнает, что могла помочь. Но бабуля заявила: «Один год дороги не сделает. А малышке деньги сейчас очень нужны. Это моя жизнь, Людонька. И мое решение».

Удивительная женщина, правда? Как будто престарелая бизнес-леди. Такую более вероятно встретить в каком-то дорогом отеле, а не в государственной больнице. Но потом она добавила: «Тем более для окружающих я уже умерла, когда мне поставили диагноз». И это правда — наблюдаю подобное день за днем. Что у престарелых, что у неизлечимых. Как будто они умирают в какой-то точке до остановки сердца. Иногда за день, а иногда за несколько лет.

Почему-то считается нормальным, что неизлечимо больной или катастрофически пожилой — значит, обязан находиться в отвратительных условиях и не иметь никаких потребностей. Гораздо ужаснее другое. Сами уходящие тоже считают это нормой. Одна баба Фая и выбивалась из этого потока. Никому не позволит на себя кричать, не стесняется заказать вкусненькое и бойко расскажет о нефритовом жезле лорда Монтгомери. Тогда как ее соседка — старушка по имени Лида, которая сейчас прижимала к сердцу пакет с чаем, — постесняется попросить даже поменять подгузник. И никогда ничего не попросит, с трудом вталкивая в себя противную больничную еду или странный навар, принесенный дочерью. Я-то и про чай узнала только благодаря одной сцене, случившейся в один из моих визитов.

Дочь Лидии ругала ее за то, что та не выпила тот странный навар. Ведь дочка так старалась и готовила. Да и вообще из всего диалога выходило, что Лида должна быть благодарной за все те муки, что испытывают из-за старушки ее родственники. А ведь мать всего лишь попросила чая. Даже не сготовить что-то, просто купить заварной чай. Но в ответ — обвинения.

Неужели если человека нельзя вылечить, то он больше не человек? И он не хочет вкусно есть, общаться, смеяться, шутить, находиться в чистоте и пить хороший чай?

К другой старушке (не знаю, как ее зовут), которая сейчас спит, никто толком и не приходит. А явившиеся просто обмениваются фразами и уходят. Им важнее выяснить, кто виноват, что делать, и пофантазировать, осуждая, чем помочь бабуле жить дальше. Жить в том смысле, чтобы все еще быть частью семьи и общества. Потому что лишний год такой ужасно одинокой и оторванной жизни дела не сделает. Поэтому я прекрасно поняла, что имела в виду бабушка Фая.

— Внученька, ты лучше расскажи, как ты? — вспомнила наконец баба Фая, что уже перессказывала сюжет этой книги. — Как Мишка твой поживает? Ты почему сегодня такая бледная и нахмуренная? Даже не порозовела от моих рассказов.

Я невольно улыбнулась, поняв, что все эти подробности романчиков были, чтобы меня приободрить. И я рассказала абсолютно все. А чего стесняться перед той, что сама только что рассказала мне о всевозможных применениях нефритовых жезлов? Рассказывала, не принижая голос, так как увидела, что другие жительницы комнаты внимательно прислушивались. Даже та, что, казалось, спала, хитро стреляла в мою сторону глазами при особенно пикантных подробностях. На моменте, где я сказала, что Рома прислал мне видео того, как вертит задом, бабуля, имени которой я не знала, подскочила, подошла и потребовала показать. Все оставшееся время она пересматривала по многу раз все пять видео. Пару раз не выдерживала и восклицала: «Вот это ж пукло!», «Свят, а как вертит-то!», «Ох, где ж мои сорок лет, я бы…».

Полагаю, Роме сейчас икалось. А если бы поймал взглядом сверкающие очи незнакомки в возрасте, то еще и падалось в обморок.

Обсуждения стриптизера, оказавшегося в моей постели, переросли в жалобы на Мишку.

— С ребенком просто невозможно! Он слишком активный.

— Все дети активные. — Баба Фая пожала плечами, не понимая, в чем дело, но продолжая внимательно слушать.

— Но мой активен в чтении!

— Это же потрясающе.

Ну да, кому я об этом говорю. Той, что может читать по несколько книг в день.

— Он читать не умеет! — Меня переполняли эмоции, которыми я хотела поделиться. Мне некому было пожаловаться. Не маме же или бывшему? — Знаете, сколько раз я читала Гарри Поттера? Ой, да я сама не знаю. Минимум количество дней его жизни. Каждую ночь. — Ладно, здесь преувеличила, но буквально недавно так и было. Так что тут, наверно, прошедшее. — И он же не засыпал, пока Гарри метлу не получит. Самое ужасное, это происходит не в каждой книге. — Встретилась с понимающими глазами целых трех слушательниц и выдала уже из самого далекого уголка души: — Я читала книги настолько часто, что влюбилась в Снейпа.

А еще мне пришлось унести последние тома подальше от ребенка, когда я поняла, какая там жесть. И попробуй объяснить сыну, почему я не могу ему читать продолжение (а цензурить там практически всю книгу)? И как объяснить себе, почему я читаю эти последние книги сама втихаря по ночам? Ведь даже ревела однажды. К слову, я всего-то пару раз за жизнь ревела.

— Людочка, дети — это очень тяжело. Они, как маленькие зеркала, все повторяют. И ничто не злит нас в других сильнее, чем отражение наших плохих качеств. Дети же умеют показывать их все. И знаешь, хуже, когда дети идеальные и послушные. Это значит, что зеркало сломано. Нет этой связи. То, что тебе так тяжело, значит — ты хорошая мать. Не рвешь вашу связь, Мишке с тобой комфортно. И что самое удивительное, такая же связь образовалась с этим… вертящим гузном. Поэтому будь аккуратна. Только тот, кто стал близким, может причинить сильную боль.

Я улыбнулась добрым словам. А ведь баба Фая для меня как раз такой человек. Иногда меня мучают видения будущего, в которых этой мудрой женщины уже нет. Но я не позволяю им захватить мое настроение. Потому что в этом и есть настоящий эгоизм. Бабе Фае не хочется жалости, ей, скорее, недостает человеческого общения и… Спохватившись, я уточнила, комфортно ли ей и что принести.

Долго прощаясь, не раз снова садилась на ее койку. Получила по секрету на ухо информацию, что прикупить соседкам. Ага, значит, баба Фая про чай все поняла. Я действительно не против помочь. И наконец направилась домой. Сын мне так и не позвонил, что означает — ничего не случилось. Или наоборот.