Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984
Шрифт:
1. В Каннском фестивале «Сталкер» получил две премии — «Международного христианского центра» и «Французской кинокритики».
2. В Канны «Сталкера» не пустили Бондарчук и Ростоцкий. Ермаш только подчинился их решению.
3. Андрей получил звание народного артиста РСФСР — по срокам (!) выходит, что получил он это звание либо за «Зеркало», либо за «Сталкера», либо за то и другое. Весело живем!
4. Фильм новый у Андрея будет итальянский, а не советско-итальянский, название — «Ностальгия», главная роль — Солоницын. Сейчас Андрей ждет приезда французов и итальянцев (кто финансирует фильм) заключать договоры.
Зашевелились и наши кинодела.
Наш Бромберг (не старикашка Айзек, а Костенька) начинает возню с Юликом Кимом [95] .
«Мосфильм» постыдно запоздал с рецензированием сценария
Звонила Майя Брусиловская (зав. нашей редакцией в Детгизе), совершенно измученная реакцией мужа и сына на ЖвМ и — без всяких с моей стороны провокаций! — объявила, что будет рассматривать ЖвМ как выполнение нашего договора с Детгизом — помнишь? Такой был, безавансовый, его в прошлом ноябре продлили на год. Но ее кое-что смущает. Что именно? Бромберг ее смущает, мать ее за ногу! Приказала мне в ближайшее время прийти поговорить серьезно. (Я ржал в телефонную трубку.) Отпиши свое мнение.
95
Ю. Кимом был написан цикл песен для фильма К. Бромберга. Но в итоге в мюзикле звучат песни Л. Дербенева и Е. Крылатова.
Есть еще события, нас непосредственно не касающиеся, о них при встрече. А ощущение мое от общей обстановки смутное, странное, как накануне цунами или многочисленных умертвий. Будь моя воля, я бы предложил встретиться немедленно. Да как тут сделаешь, всё в каком-то густом клею.
Кажись, всё. Да, вот что. Никому, ни при каких условиях и обстоятельствах не сообщай о наших доходах. Если спросят, либо говори: не ваше дело, либо прибедняйся.
Ох, боже мой, каким оптимистом и альтруистом надо быть в этом мире, чтобы сносно существовать!
Обнимаю. Привет твоим. Всегда твой — Арк.
Дорогой Аркаша!
Получил твое письмо от 1.09 и отвечаю немедленно, хотя шансов застать тебя еще в Москве, по-видимому, маловато.
Во первых строках повторяю (но уже более решительно) свою нижайшую просьбу выслать мне каталоги, полученные от Милана [96] . Они меня весьма интересуют (там подробное описание первых сербских и черногорских марок!), а посему, как только выберешь свободное время, вышли их мне ЦЕННЫМ (отнюдь НЕ заказным) бандеролем.
96
Здесь и далее — Чолич Милан, югославск. переводчик.
Далее. По поводу твоей благотворительности в отношении Тарковского. Ты и сам знаешь, что я по этому поводу думаю. Полагаю, Тарковер побогаче нас с тобой, вместе взятых. Но тем не менее, верный своему союзническому долгу, беру на себя половину, и, таким образом, должен тебе отныне всего 669 руб. 00 коп. Вручу при встрече.
Что касается Детгиза и ЖвМ, то я считаю, что надо соглашаться. Как я понимаю, их смущает имя и фамилия старикашки. Ну так пусть он будет Обри Моррис, или Магнус Френсис, или Юстас Норман. Или что угодно, но в том же ритме. Хуже, если их смущает его социальный статут, но и тут, я полагаю, можно идти на определенные уступки. В общем, благословляю, но держи меня в курсе. Да! На какой год они планируют, иф эни [97] ? Ведь у нас, по идее, ЖвМ должен идти в ленинградском сборнике Брандиса в 82-м году! Договора, сам понимаешь, еще нет, но и Брандиса подрезать, сам понимаешь, без весьма существенной причины — тоже неудобно.
97
Здесь — «если вообще планируют». If any (англ.).
Моя поездка в ГДР откладывается, видимо, до декабря. Пока они пришлют частное приглашение, пока визы, то, се… Ну и ладно.
У нас тут особых событий не происходит, но они будут! Вот-вот начнется сезон, отчетно-перевыборное собрание, снова проблема семинара… Тьфу, гори они все огнем.
Давай-ка возвращайся скорее из своего Владивостока, и я к тебе приеду. Всё обговорим и прикинем, что к чему.
Обнимаю, твой [подпись]
P. S. Леночке и Машке — поцелуи!
Дорогой Аркаша!
Пользуясь оказией, посылаю тебе требуемую справку. В самый последний момент я заметил, что выписали они ее тебе «для представления в Лен. отд. Литфонда». Я возопил было, но наша главная бухгалтерша сказала, что это не существенно. Будем надеяться.
Звонили из «Авроры». Они в свое время просили у меня интервью, и я, чтобы отделаться, сунул им интервью, которое в свое время делал для Куцки. Думал, отвяжутся, ан нет! Им очень понравилось, хотят (несколько сократив) печатать и просят, чтобы еще добавил про молодую фантастику. Я пригрозил, что напишу всё, что думаю об издательской политике. Они сказали: ничего, давайте, попробуем напечатать. Что ж, попробую.
В Ленинграде Стукалина таки сняли. За плохие финансово-экономические показатели. (Помнишь, как Хлебовводову объявили выговор за систематическое непосещение бани?) Кто будет на его месте, неизвестно пока. А вопрос, между прочим, существенный. Сам Стукалин всем рассказывает, что в обкоме ему, якобы, сказали: старик, ты наш, ты настоящий коммунист и всё делал правильно, но сейчас следует тактически отступить… Может, и врет, конечно, падла, но, может, и правду говорит.
С семинаром дела обстоят неважнецки. Чепуров наш сам завел разговор об этом с Жанной Браун и снова попросил воздержаться от заседаний — на этот раз до конца перевыборов (23 октября). На прямые вопросы: почему? в чем же все-таки дело? — уклонился и ничего не ответил. «Против Б. Н. мы ничего не имеем, но надобно погодить». При случае расскажи об этом Ковальчуку, но более никому.
Вот пока и всё.
Обнимаю, твой [подпись]
P. S. Леночке и Машке — поцелуи!
24 сентября датирована рукопись БНа о «четвертом поколении» фантастов. Возможно, это были именно заметки для «Авроры» — добавка «про молодую фантастику». Опубликован этот текст только в 1991 году: в сборнике «Библиотеки „Звезды“».
Довоенная советская фантастика дала миру Александра Беляева. В послевоенные годы поднялась над литературными горизонтами новая звезда первой величины — Иван Ефремов, которого по справедливости можно назвать отцом современной советской фантастики. Именно в его работах были продемонстрированы и утверждены новые принципы фантастики как литературы по преимуществу социальной, философской, литературы больших идей и дальнего прицела. На этих принципах выросло поколение фантастов 60-х годов, — произведения этих фантастов ныне широко известны не только в СССР, но и за его пределами. И вот на наших глазах поднимается сейчас молодая поросль — четвертое поколение советской фантастики, поколение 70-х.
Подробный анализ творчества «четвертого поколения» — это задача специальной статьи или обзора. В этой статье можно было бы попытаться определить наиболее характерные черты нашей молодой фантастики (на мой взгляд, это — повышенная психологичность, пристальный интерес авторов к своему герою как к личности), поговорить о наиболее типичных недостатках (на мой взгляд, это, прежде всего, неумение или нежелание строить по-настоящему острый сюжет), наметить вероятные перспективы и т. д.
Я хотел бы здесь поговорить о другом. «Четвертое поколение» вынуждено работать и расти в условиях явного сокращения издательской деятельности в области фантастики. До сих пор нет и не предвидится специального журнала. До сих пор сколько-нибудь систематической публикацией фантастики занимаются лишь три-четыре периодических издания, главным образом «тонкие» научно-популярные журналы. Количество названий фантастики, выпускаемой издательствами, неуклонно падает. Молодому писателю-фантасту с каждым годом всё труднее и труднее опубликовать свое новое произведение. К чему это приводит?
Я не знаю, в чем здесь дело, но внутреннее ощущение творческого роста возникает у молодого автора только тогда, когда он чувствует, что очередной опубликованный им рассказ лучше предыдущего. Именно ОПУБЛИКОВАННЫЙ, а не просто написанный. Все рукописи, лежащие у него в столе, кажутся ему, в общем, на одно лицо, все они — загадка, и никогда молодой автор не способен с определенностью сказать, удались они или нет. Опубликованная же вещь — иное дело. Она своя, но уже как бы и чужая. На нее можно смотреть, как на нечто постороннее — судить ее строго и нелицеприятно, критиковать, хвалить, обдумывать. Она отделилась от автора, она существует совершенно самостоятельно, как некий промежуточный итог и — в то же время — как некое новое начало отсчета.