Структура и динамика психического (сборник)

678 Выше я уже говорил о проблемах психологической теории, которая в качестве объяснительной основы опирается не на физическое начало, но на духовный мир, перводвигателем которого является не материя с ее свойствами и не какое-то энергетическое состояние, но Бог. Здесь мы оказываемся во власти искушения назвать, ссылаясь на современную натурфилософию, Богом энергию или elan vital [96] и тем самым слить воедино дух и природу. До тех пор пока такого рода манипуляции не выходят за пределы туманных границ спекулятивной философии, они не опасны. Если же мы захотим действовать в приземленной сфере научного опыта, то вскоре запутаемся в неясностях, так как в нашем случае речь идет об объяснениях, важных с практической точки зрения. Дело в том, что мы занимаемся не чисто академической психологией, суждения которой не имеют сиюминутной значимости, но практической психологией, ориентированной на конкретный результат. Здесь подходят только объяснения, подкрепляемые практическими результатами. На поле битвы практической психотерапии мы зависим от реальных результатов, и, следовательно, любая наша теория может затронуть пациента или даже навредиь ему. Здесь мы подступаем к проблеме, стоящей зачастую как вопрос жизни и смерти: что выбрать в качестве основы объяснения: природу или дух? Мы не должны забывать о том, что, с естественнонаучной точки зрения все, чем является дух, представляет собой иллюзию и что, в свою очередь, дух зачастую вынужден отрицать и преодолевать то, что является назойливым физическим фактом, чтобы иметь возможность вести собственное существование. Если бы я признавал только натуралистические ценности, то, пользуясь своей физической гипотезой, я бы обесценивал, затруднял или даже нарушал духовное развитие своих пациентов. Наоборот, если бы я прибегал исключительно или по большей части к духовному объяснению, то я бы недооценил и природного человека, исказил его физическое бытие. Такая ошибка в психотерапевтическом лечении может быть чревата самоубийствами. Является ли энергия Богом или Бог энергией, меня беспокоит мало, так как этого я знать просто не могу. Но то, каким должно быть психологическое объяснение, я знать должен.

96

Жизненный порыв (франц.).

679 Современная психология не решается окончательно выбрать ни одну из двух точек зрения, она стоит на опасной промежуточной позиции «и то, и другое» – благоприятнейшая основа для совершенно бесхарактерного оппортунизма! В этом заключается великая опасность coincidentia oppositorum, интеллектуального освобождения от противоположностей. Как при такой эквивалентности двух противоположных гипотез может возникнуть нечто иное, нежели бесформенная и неупорядочная неопределенность? Польза от недвусмысленного принципа, напротив, совершенно очевидна: он позволяет появиться направляющей точке зрения. Несомненно, здесь речь идет об очень трудно разрешимой проблеме. Нам необходима некая реальная основа объяснения, на которую мы могли бы опираться. При этом современный психолог, единожды увидев правомочность духовной точки зрения, не может и дальше настаивать на принципе физического объяснения. Но на концепцию примата духа также нельзя до конца положиться, так как доводы в пользу относительной правомочности физической точки зрения просто не могут остаться незамеченными. Так на какой же позиции необходимо остановиться?

680 Пытаясь решить эту проблему, я размышлял следующим образом. Конфликт между природой и духом есть отражение парадоксальности душевной сущности: она обладает как физическим, так и духовным аспектом, что кажется противоречием, так как ввиду этого сущность душевного остается для нас до конца не понятной. Всегда, когда человеческий разум желает сформировать мнение о том, чего он до конца не понимает и не может понять, он должен, если он честен, допустить противоречие, разум должен принять предмет своего непонимания в его противоречивости, чтобы хоть в какой-то степени получить возможность его понять. Конфликт между физическим и духовным аспектами доказывает только то, что психическое в конечном счете есть неподдающееся пониманию нечто. Оно есть именно то, что дано нам в непосредственном опыте. Все, что я испытываю, есть психика. Даже физическая боль – это психическое отражение того, что я испытываю; все мои чувственные восприятия, навязывающие мне пространственный мир вещей, являются психическими образами, из которых только и состоит мой непосредственный опыт, ведь только ими располагает мое сознание. В самом деле, моя психика настолько меняет и фальсифицирует действительность, что я нуждаюсь в искусственных вспомогательных средствах, чтобы иметь возможность понимать, чем являются вещи вне меня: например, определять, что звук является колебанием воздуха определенной частоты, а цвет – волной света определенной длины. Мы настолько окутаны психическими образами, что вообще не можем пробраться к сущности внешних по отношению к нам вещей. Все, что мы так или иначе познаем, состоит из психической материи. Психика является наиреальнейшей сущностью, так как лишь она представляет собой нечто непосредственное. К этой реальности, то есть к реальности психического, может апеллировать психология.

681 Если попытаться глубже проникнуть в это понятие, то можно, на наш взгляд, увидеть, что некоторые психические содержания или образы проистекают из так называемого физического окружения, к которому принадлежит наше тело. Другие же происходят из так называемого духовного источника, не имеющего видимого отношения к миру физических вещей, но от этого эти другие содержания не становятся нисколько менее реальными. Вне зависимости от того, представляю ли я себе тот автомобиль, который хочу купить, или нынешнее состояние души моего покойного отца, вне зависимости от того, является ли то, что меня беспокоит, фактом внешней реальности или просто мыслью – для психического все это одинаково значимо. Одно относится к миру физических вещей, а другое – к миру духовных – вот и все различие. Если приберечь понятие «реальность» для обозначения психики, что поистине будет наилучшим вариантом, это положит конец конфликту между природой и духом как двумя объяснительными основами. Они превратятся всего лишь в источники происхождения психических содержаний, толпящихся в моем сознании. Когда меня обжигает пламя, я не сомневаюсь в его реальности. Когда же я испытываю страх, что мне может явиться призрак, я ищу защиты в мыслях о том, что это просто иллюзия. Но так же, как огонь является психическим образом некоего вещественного процесса, природа которого по-прежнему остается неизвестной, так и мой страх призрака является психическим образом духовного происхождения, столь же реальным, что и огонь, так как он вызывает во мне реальный страх, так же, как огонь причиняет мне реальную боль. К какому духовному процессу в конечном счете сводится страх призрака, мне столь же неизвестно, как и природа материи. И так же, как мне никогда не приходило в голову объяснять природу огня иначе, чем через химические или физические понятия, мне не остается ничего иного, кроме как понимать мой страх призрака исходя из духовных процессов.

682 Тот факт, что непосредственный опыт может быть только психическим и что непосредственная реальность поэтому может быть только психической, объясняет, почему для первобытного человека духи и магические воздействия являлись столь же овеществленными, что и физические происшествия. Первобытный человек еще не разделил свой первоначальный опыт на противоречивые составляющие. В его мире дух и материя пронизывают друг друга, а боги еще бродят по лесам и полям. Он пока подобен ребенку, лишь наполовину рожденному, еще мечтательно запертому в своей душе, в мире, каким он является на самом деле, еще не искаженном потугами познания обособленного разума. После распада первобытного мира на «дух» и «природу» Запад ухватился за «природу», в которую в силу своего темперамента верил и в которой запутывался все больше по мере своих болезненных и отчаянных попыток одухотворения. Восток же, напротив, избрал дух, объясняя материю как Майю [97] , влача свое существование в азиатской грязи и нищете. Но нам дана лишь одна Земля и одно человечество, которое не может быть разорвано на две половины – Восток и Запад. Психическая реальность все еще существует в своем первоначальном единстве и ожидает прогресса человеческого сознания, обретения свободы от веры в одно и отрицания другого к признанию обеих составляющих как конструктивных элементов единой души.

97

Майя (колдовские чары, наваждение) – в индуизме материальный мир трактовался как иллюзия, или Майя. – Прим. ред.

683 Идея психической реальности, если бы только она была признана, могла бы стать самым существенным достижением современной психологии. Мне представляется, что всеобщее признание этой идеи – лишь вопрос времени. Она должна быть принята, так как только это даст возможность отдать должное разнообразным душевным явлениям в их самобытности. Без этой идеи наши объяснения неизбежно будут грубым насилием над доброй половиной психического. Эта идея даст нам возможность воспринимать без предубеждения те стороны души, которые выражаются в суевериях и мифологии, в религиях и философии. Этот аспект души поистине не следует недооценивать. Рассудок может довольствоваться чувственно очевидной истиной, но последняя бесполезна в вопросах смысла человеческой жизни и природы наших чувств. При этом наши чувства зачастую являются решающим фактором при решении вопросов добра и зла. Когда же эта сила не спешит на помощь нашему рассудку, то чаще всего он оказывается бессильным. Избавили ли нас рассудок и добрые намерения от, например, мировой войны или какой-то иной катастрофической бессмыслицы? Возникают ли великие духовные и социальные перевороты, такие, например, как переход от античного мира к средневековому или взрывное распространение исламской культуры, рассудочным путем?

684 Будучи врачом, я не соприкасаюсь непосредственно с этими животрепещущими проблемами, я занимаюсь больными людьми. В прежней медицине господствовал предрассудок о том, что можно и нужно воспринимать и лечить болезнь как нечто самостоятельное, в новейшее же время стали раздаваться голоса, признававшие этот взгляд ошибкой и призывавшие лечить не болезнь, но больного человека. Те же самые выводы напрашиваются и касательно лечения душевных недугов. Мы все дальше отходим от самого заболевания и обращаемся к человеку в его целостности, так как понимаем, что душевные страдания являются не локальными феноменами, но симптомами ложной установки всей личности. Поэтому истинное исцеление достигается не лечением, направленным на избавление от одного конкретного душевного недуга, но только врачеванием всей личности.

685 В этой связи мне вспоминается очень поучительный случай: речь идет о в высшей степени интеллигентном молодом человеке, который, обстоятельно изучив медицинскую специализированную литературу, разработал подробный анализ своего невроза. Результат он оформил в виде превосходно написанной, так сказать, готовой к печати монографии и попросил меня прочитать рукопись и объяснить, почему он еще не исцелился, несмотря на то, что он, согласно научным выводам, уже должен был бы быть здоров. По прочтении я вынужден был признать, что он, если исходить только из понимания причинной структуры невроза, должен был бы исцелиться. То, что этого не произошло, можно было объяснить только принципиальной ошибкой его общей установки по отношению к жизни, которая, конечно же, лежала по ту сторону симптоматики невроза. Лишь при исследовании его анамнеза мне бросился в глаза тот факт, что он неоднократно проводил зимы в Ницце или Сент-Морице. Я спросил его, кто, собственно, оплачивал эти поездки, в результате чего выяснилось, что любящая его бедная учительница народной школы экономила на самом необходимом, чтобы дать юноше возможность пребывать на курорте. В этой бессовестности коренилась причина его невроза, и ею же объяснялась тщетность всех его научных исследований. В этом заключалась принципиальная ошибка его нравственной позиции. Пациент нашел мой взгляд в высшей степени антинаучным, так как мораль, с его точки зрения, не имела никакого отношения к истине. Он считал, что аморальность, которой он в глубине души и сам стыдился, можно устранить с помощью науки; и отрицал саму проблему, так как любовница давала ему деньги добровольно.

686 Можно что угодно думать об этом с научной точки зрения, но фактически большинство цивилизованных людей не в силах мириться внутри себя с такой нравственной позицией. Нравственная позиция – это реальный фактор, с которым психолог должен считаться, чтобы не совершить тяжелейших ошибок. То же самое верно и в отношении иррациональных религиозных убеждений, являющихся жизненной необходимостью для многих людей. И снова мы подходим к проблеме существования душевных реалий, способных как вызывать заболевание, так и исцелять его. Как часто я слышал восклицание больного: «Если бы я только знал, что моя жизнь имеет какой-либо смысл или некую цель, не было бы всей этой нервотрепки!» Для такого человека его богатство или бедность, наличие семьи и статуса или их отсутствие не значат ничего, так как эти внешние реалии не могут придать его жизни смысл. Речь идет скорее об иррациональной необходимости в так называемой духовной жизни, которой невозможно научиться ни в университетах, ни в библиотеках, ни в церквях. То, что можно там получить, бесполезно для него, так как затрагивает лишь голову, но никак не сердце. В таком случае врачу просто жизненно необходимо истинное понимание духовного фактора. При этом бессознательное пациента охотно идет навстречу этой его витальной необходимости, порождая сновидения, содержание которых имеет ярко выраженный религиозный характер. Недооценка духовных истоков таких содержаний приводит к неправильному лечению и, соответственно, к провалу.

687 Действительно, общие представления о духовном являются необходимой частью психической жизни, они могут быть обнаружены у всех народов, обладающих более-менее артикулированным сознанием. Их частичное отсутствие или же их отрицание цивилизованными людьми должно быть истолковано как признак вырождения. В то время как на прежнем этапе своего развития психология уделяла особое внимание физической обусловленности души, будущая ее задача заключается в исследовании духовной обусловленности психических процессов. Однако сегодняшнее состояние естественнонаучного подхода к душе можно сравнить разве что с положением естественной науки в XIII веке. Мы еще только начали ставить эксперименты.

688 Если современная психология вообще может похвастаться раскрытием какой-нибудь тайны загадочной души, то это обнаружение ее биологических проявлений. Мы должны сравнить нынешнее состояние психологии с положением медицины в XVI веке, когда началось ознакомление с анатомией, но о физиологии еще не было ни малейшего представления. Точно так же и нам о духовной жизни психического известно очень немного. И все же мы знаем, что в душе происходят некие процессы превращения, стоящие, например, за хорошо известными обрядами инициации первобытных людей или вызываемыми йогой особыми состояниями. Однако нам еще не удалось установить присущие им закономерности. Мы знаем только, что большая часть неврозов появляется в результате нарушений этих процессов. В психологических исследованиях еще не удалось выявить скрытый образ души, он темен и неприступен, как и все сокровенные тайны жизни. По сути, мы можем лишь рассказать про то, что уже было сделано и что планируется сделать в будущем, чтобы хотя бы приблизиться к разгадке этой великой тайны.