Струна (=Полоса невезения)

Если только Лена ограничится отловом залетных сибирских бандюков. А если это правда? Если она и впрямь начинает массовый террор против оргпреступности? Если сейчас наши ребята из боевых отделов бегают в Резонансе и мочат братков по всей стране? Но ведь невозможно, кишка у нас на это тонка. Пускай вместо кишки и Струна, а все же… Если огромные регионы вообще не охвачены нашим влиянием…

Целый день… Я здесь, а Димка, почему-то там. Один, без надзора. Попросить кого-то чтобы о нем позаботились? Кого? Люди «Струны» тут же бросятся в мою квартиру, стоит им услышать о том, что чистое дитя осталось без присмотра, но для такого исхода нужно как минимум этих людей «Струны» найти.

Почему они не перевезли его сюда? Это же настоящая халатность!

Маус сидел за компьютером и быстро стучал по клавишам. Рядом уже закипал электрический чайник.

— Шеф, здрасте, — произнес он не оборачиваясь. — Можете нас поздравить: мы в системе!

— Уже? — вяло спросил я.

— Всецело! Инет просто летает. Сами поглядите. Какой сайт изволите? Новости музыки? Видеорынка? Туризмом не увлекаетесь? — он прокручивал передо мною подборку какого-то поискового сервера.

— Криминала, — сообщил я.

Маус не стал задавать никакого поиска, просто перешел в другое окно. На экране развернулся новостной сайт с мелким и бесчисленным текстом. Сбоку, на самой границе зеленой рамочки, красовалась роскошная фотография какие-то люди возле горящего «круизера».

Жирный заголовок гласил: «Бородино 2, Судный День Кутузовского проспекта».

— Разборка двух мафиозных кланов привела к гибели одного из авторитетов, контролировавших часть районов области, — разъяснил мне Маус. — По данным правоохранительных органов, убитый главарь мафии имел связи с небезызвестной организацией «Струна», существование которой столь яростно отрицается руководством МВД…

— И все? — спросил я.

— А вы что хотели? Это же СМИ, а не Большой Всепланетный Информаторий!

Я кивнул и достал из кармана «мыльницу», быстрым движением вызвав необходимый номер.

— Вот еще: разборка в Замоскворечье. На улице Якиманка, в непосредственной близости от Президент-отеля, в машине «вольво» номерные знаки такие-то обнаружены трупы двоих мужчин. Судя по документам это дважды судимый гражданин Вересов Валерий Николаевич, уроженец города Норильска и состоящий в федеральном розыске его земляк Голдовский Яков Михайлович. Примечательно, что оба убитых были задушены гитарными струнами… Чикаго, шеф. Ну чисто дон Капонне. Я бы так сказал, донна…

— Да, — послышалось в трубке.

— Димка, — сказал я. — Ты дома?

— Конечно, Константин Антонович. Вы же сказали.

— Никому не открывай, никуда не выходи. Я постараюсь за тобой кого-нибудь прислать. Хорошо

— Да, но почему так…

— Ну, — протянул я. — Так вышло.

— Ладно, — на этот раз в его голосе нет обиды — одно удивление. Кажется, мой рассказ насторожил его и заставил разволноваться. — У вас все в порядке, Константин Антонович?

— Да, у меня все нормально. Не волнуйся, пожалуйста.

— Хорошо. Тогда до свиданья.

— Пока, — я убрал «мыльницу» в карман.

— Вряд ли за ним кто-то поедет, — не вставая из-за компьютера сказал Маус. — В здании одна охрана. Даже техники все куда-то подевались. Райком закрыт, все ушли на фронт!

Надо же! Я думал, его поколение уже и слов таких не знает…

4

Я совершенно не понимал, зачем мне идти туда, в пыльную пустоту — и тем не менее шел, поднимался по серым выщербленным ступеням. Усталости не было, хотя счет ступеням наверняка перевалил бы за тысячу, если бы я и в самом деле вздумал их считать.

И справа, и слева тянулись бетонные стены — неокрашенные, в трещинах и выбоинах, словно по ним долго и сладострастно лупили из пулемета. Но если правая стена была монолитной, то в левой изредка встречались темные ниши. В моем фонарике, похоже, разрядились батарейки, он светил тускло и скучно. Наверное, скоро мне придется идти наощупь. Туда, на самый верх, в ту самую жуть, которую я боялся назвать по имени, хотя и догадывался, что она такое.

Стояла тишина, но не та, какая означает всего лишь отсутствие звуков. В этой тишине угадывалось некое присутствие. И когда впереди, из ближайшей ниши, раздался всхлип, я даже не удивился.

Там, в метровом углублении, стоял мальчик лет десяти-одиннадцати, в лазоревой майке и застиранных шортах. На бледном лице россыпью разлетелись веснушки, а тонкие словно карандаш пальцы сжимали нечто, сперва показавшееся мне короткой дубинкой. Но при ближайшем рассмотрении это оказалась деревянная флейта.

Выходит, Коридор Прощения превратился в Лестницу? И значит, мне туда, в Нижние Тональности?

Сейчас я принял это спокойно. В нижние так в нижние. Какая теперь разница, если нет больше ни Юрика, ни Димки, если ревущее желто-рыжее пламя сожрало странного мальчика Костю?

— Стоишь? — попросту, словно давнего знакомого, спросил я мальчишку. Страха не было — лишь печаль и холод.

— Ага, — тихо, глядя себе под ноги, отозвался тот.

— А зачем? Ты не можешь уйти? Или не хочешь?

Мальчик поднял на меня глаза.

— Очень хочу. Но отпустить меня может только Флейтист. Только сюда не дойдет, не сумеет… это же внутри, а он ее знает только снаружи…

Я ничего не понял.

— Ты можешь объяснить нормально? Кто такая «она»? Кто тебя сюда поставил и зачем? При чем тут Флейтист?

— Слишком много вопросов, — как-то очень не по-детски усмехнулся мальчишка. — Но тебе и в самом деле нужны ответы? Ты не боишься, что они тебя раздавят?

— Все равно хуже уже не будет, — махнул я рукой с фонарем, и метнулись по стене огромные зверовидные тени. — Я и так слишком далеко зашел.

— Это верно, — кивнул мальчик. — Но все равно тебе с ней не справиться — она ведь выросла не из твоего сердца. И нет у тебя над ней власти.

— Опять загадки? Да кто такая «она»?

— Ты и сам знаешь ответ, только боишься признаться самому себе, — вздохнул мальчишка. — Струна. Это Струна.

— Так что же, — задохнулся я, — ты хочешь сказать, что мы с тобой внутри Струны?

— Вот, ты ведь всё понимаешь, — кивнул он. — Все вы думаете, что она исполнена тайн, а на самом деле она пустая и темная. И нет в ней ни добра, ни зла — вы сами это придумали. И сила ее — вовсе не ее сила.

— Тогда ответь: зачем я здесь?

— Думаешь, я знаю? — мальчишка понуро опустил взгляд. — Этого никто не знает, даже она. Только ты сам.

Мне сразу стало холодно, как и в ту ночь, на Лунном поле.