Струны

— Пошли со мной, — хрипло повторил Хейстингз.

А ведь он ходит на протезах. По спине Седрика побежали мурашки. Груда запасных частей в холодильнике, — так, кажется, говорил Бен. Предостерегал. Седрик не хотел расставаться со своими ногами, отдавать их кому бы то ни было. Пусть чересчур длинные, пусть тонкие, как спички, — все равно он предпочел бы их сохранить. Интересно, куда подевались собственные ноги Хейстингза и когда это было? Девятнадцать или там двадцать лет назад? Он покачал головой.

— Клянусь, я и представления не имел… — Старик неуверенно смолк.

— Понимаешь, дедушка, у меня тут еще дело. — Седрик тоже хрипел, со стороны могло бы показаться, что он передразнивает собеседника. — Спасибо, я пока останусь.

Хейстингз медленно покачал головой и направился к двери.

За ним потянулась и часть журналистов.

— Дело, говоришь? — выкрикнул, пробиваясь к трибуне, Франклин Фрэзер. Свекольно-красное лицо над небесной голубизной костюма, агрессивно выпяченный подбородок. Он остановился прямо напротив Седрика; филины суетились, выискивая наилучший ракурс. — Так ты знал обо всем этом заранее?

Седрик облизнул пересохшие губы. Он должен был понять. Доктор Багшо когда еще говорил, что живые телохранители положены только бабушке и ее заместителям. Система сказала, что у него допуск первого класса. Ведь мог же догадаться — и догадался бы, не будь идея такой бредовой.

— Директор сказала, что я буду работать по связям со средствами массовой информации, но насчет заместителя директора — нет, я не знал.

— Хорошо, сынок. Где ты получил свою докторскую степень?

Седрик ощутил непреодолимое желание заплакать.

— Нигде.

— Ну а магистерскую? — Фрэзер не верил своим ушам.

— Я не окончил даже начальной школы. Понимаете, там, откуда я…

— Ладно, оставим. А вообще есть у тебя хоть какая-нибудь подготовка для этой работы?

— Нет, — покачал головой Седрик, страстно надеясь жалкой своей беспомощностью хоть немного умерить ярость толпы. — А чего вы хотите? — добавил он — и сам удивился собственному голосу. — Чего вы все от меня хотите?

Изумленная тишина взорвалась хохотом.

— Мы хотим, чтобы ты причесался! — крикнул человек со странным акцентом. А почему это он назвал бабушку Шейлой? Она же Агнес. Хохот стал еще громче.

— Мы хотим знать, почему! — проревел Франклин Фрэзер, поддержанный десятками голосов. — Почему она нас кинула?

Трибуна — очень полезная вещь, слушатели задирают головы, а ты смотришь на них сверху вниз. Седрик поднял, подражая дедушке, руку; зал на мгновение стих. Будем считать, что это — какой-то бредовый тест. Выиграть схватку невозможно, но почему бы и не попробовать, что я теряю?

— Кинула? Вы так думаете? А вы не помните случайно, это приглашение — оно было адресовано лично вам, каждому из вас? Имена в приглашениях были?

Новый шквал возмущенных выкриков стих на удивление быстро. Неужели догадка верна? Сердце Седрика отчаянно колотилось в ребра, он заговорил еще увереннее, еще громче:

— Произошла ошибка! Директор Хаббард совсем не хотела такого поворота событий. Она пыталась предложить вам свою дружбу. Она созвала представителей информационных агентств, чтобы сообщить им, что с этого дня будет человек, заместитель директора, ответственный за связи с ними. Вот и все — она совсем не ожидала увидеть здесь вас, влиятельных обозревателей.

Зал гудел, как растревоженный улей.

— А вы, безо всяких к тому оснований, ожидали услышать нечто сенсационное! — в отчаянии выкрикнул Седрик. Он очень хотел поверить своим собственным словам, но не мог — говоря о шампанском, бабушка явно предвкушала какой-то триумф. — Так что попытайтесь смириться со своей ошибкой… — теперь он почти умолял, — ..и скажите, что вам еще от меня надо.

И снова ошарашенная тишина — но ненадолго.

— Недолго же ты просидишь на этом месте, если будешь вешать нам на уши такую лапшу.

Питер Квентин, утративший большую часть своего аристократического достоинства, таинственным образом оказался прямо перед трибуной и теперь нахально оттирал Фрэзера в сторону.

— А зачем оно мне, это место? — пожал плечами Седрик. Нужно было развивать успех. — Так скажите все-таки, что вам надо?

— Доступ к Системе, — прокричали с разных сторон.

— Я спрошу, узнаю. А если нет, что тогда? — Тише вы! — поднял руку Квентин, но разбушевавшаяся толпа не смолкала, и ему пришлось кричать:

— Ты что, серьезно? Ты и вправду считаешь себя заместителем директора?

— Во всяком случае, я не имею никаких оснований в этом сомневаться. — Седрик словно смотрел на себя со стороны и удивлялся — откуда у этого парня берутся силы? — Я хочу сказать… Если мне поручают работу, я стараюсь с ней справиться. — Господи Боже, что за напыщенную чушь я несу! — Если бабушка не успела еще обнародовать нужную вам информацию, возможно, она позволит заняться этим мне. Завтра… Знаете, давайте соберемся снова утром, и вы подробно расскажете мне, что вам нужно. Ну так что, в десять?

Шум стих, слушатели обменивались озадаченными взглядами, недоверчиво пожимая плечами. Этот мальчишка не вызывал у них гнева — только жалость и презрение; новые крики, новые протесты и требования только увеличили бы абсурдность ситуации.

— Прекрасно, — сказал Квентин. — В десять так в десять. Я пришлю кого-нибудь. Хотя и не надеюсь ни на какие результаты.

Он направился к двери. Зал начал быстро пустеть.

Седрик так и не разжал пальцы, намертво вцепившись в трибуну; проходившие мимо журналисты бросали на него косые, враждебные взгляды, но он этого не замечал. Из холла доносились злобные голоса немцев, выяснявших, чей подопечный главнее, чей подопечный должен покинуть Институт раньше, — Седрик этого не слышал. Он свесил голову и глубоко, с шумом, дышал, чувствуя, как холодные капли пота скатываются по лбу, по носу и щекам, забираются под воротник. Не линчевали — ну и слава Богу. Неужели бабушка действительно хотела, чтобы он попробовал свои силы на этой работе? Для нее нужно иметь докторскую степень. Да теперь для любой работы нужна докторская степень. А без магистерской и в поварята не возьмут. Заместитель директора Института — ну разве под силу такой пост тупому деревенскому парню, который читает, шевеля губами, и пишет, прикусив кончик языка?

Да нет, просто выставила меня, чтобы посильнее разозлить этих суперзвезд. Что я ни делай — все провалится и будет еще хуже.

Ему хотелось быть разведчиком, не торчать на этой проклятой трибуне, а исследовать чужие миры.

Дверь зала захлопнулась, теперь можно и расслабиться, отдохнуть. Седрик поднял голову и вытер лоб рукавом. В зале оставались еще люди, но не много, не больше десятка.

И среди них — Пандора Пендор Экклес. Она стояла прямо перед трибуной, этакий розовый ангелочек, даром что без крылышек — и улыбалась Глендиной улыбкой.