?Студёная любовь?

Больше всего я хотел избавиться от болезни и жуткой похоти, что не дает спать. Вернусь домой и все забуду, а Любава пусть остается на Ялмезе. С Данилом, наверное, будет теплее… Или с Тарисом. Девчонки рассказывали, что оружейник госпожи видный мужчина.

— Синарьен, ты что-то сказал? — холодно спросила Лимия, что сидела по левую руку. Она почти со мной не говорила после случившегося в ту ночь. Да никто из жителей этого мрачного места не говорил, кроме дракона. Словно записали меня в изгои. И поглядывали с явным осуждением.

Посрать. Я не святой. И быть им не планирую.

— Спасибо за ужин, — я поднялся и, медленно отодвинув стул, все-таки с надеждой посмотрел на невесту.

Она увела глаза в сторону. Ее щеки покрылись пятнами, на коже снова проявились капельки влаги.

Даже взгляд на меня ей причиняет боль?

В груди стало тесно, скулы сковало, будто я грязного снега наелся.

Но отвернуться от невесты не смог.

До чего же светлое и ранимое создание. Как я мог ее обидеть? Как посмел?

Глаза утопали в красоте и нежности, руки тянулись, желая прикоснуться, голос обрывался…

Но я не смел даже обратиться.

Обещал. Да и себе запретил.

Отступил от стола, едва не завалив стул.

Ярость катилась по венам обжигающим холодом. Сковывая, подчиняя, заставляя стискивать челюсти.

Азарка шумно подвезла на тележке орехи, сухофрукты и чай, перегородив комнату.

Я среагировал. Пока все отвлеклись на повариху и забыли обо мне, подхватил куртку Данила с дивана и быстро вышел в коридор.

Насколько смог быстро, потому что ноги деревенели не на шутку, словно сегодня внутренняя вьюга решила разгуляться по полной.

Но книги в кармане не было.

Расстроенный и злой я побрел по коридору, не разбирая дороги, и пришел к библиотеке.

— Книги, книги, книги… Будто в них можно найти ответы, — пробормотал мерзлыми губами.

Мне хотелось убивать. Руки сжимались, тело тряслось, а с губ слетали проклятия.

Психуя от беспомощности, скинул несколько томов со стола, разбил вазу с сухоцветами, разорвал какой-то фолиант и согнулся от стягивающей боли в груди.

Дверь скрипнула. Не желая, чтобы меня увидели, я юркнул за стеллаж.

Тихие шаги застыли у стола. Я втянул носом воздух и качнулся.

Ландыш…

Как же вкусно она пахнет. Чтобы не испугать Любаву и не нарушать обещание, осторожно опустился задницей на пол и прижал лопатки к полкам. Застыл без движения.

Я слушал, как девушка складывает книги, как дышит и время от времени сопит, будто плачет. Плачет, так и есть.

Повернулся и, стараясь не шуметь, посмотрел на девушку сквозь щель. Невеста сидела около стола и, прижав к себе колени и низко опустив голову, мелко подрагивала. Снежные волосы обернули ее стан, укрыли пледом, но она все равно не успокаивалась. Только шептала бесконечно:

— Ненавижу… ненавижу…

Я сжался на полу от холодной безудержной тряски, спрятал ладонями лицо, чтобы не заорать. Браслеты коммуникатора, что я никогда не снимал, слабо звякнули между собой. Здесь они бесполезны, связаться с Яликом все равно не получится, он до сих пор в лазарете, а дорабатывать сложную технологию в таком состоянии сам, я не мог.

Знала бы Любава, как я себя ненавижу…

Что сделать, чтобы она меня простила? Как себя простить?

Сил на терзания больше не осталось. Сил сопротивляться ярости — тоже.

Я провалился в тихую темноту, и леденящая боль отступила.

Глава 24

Любава

— Смотри, у принца под браслетами тоже есть шрамы, — заговорила Марисса, обволакивая тело Синарьена легкой дрожащей пеленой. Она не только прекрасно играла на рояле, но и отменно управляла огнем и теплом. Это ненадолго согревало мою пару, но хватало на несколько часов.

Я сдвинула украшение принца и присмотрелась. Точно. Такие, как у меня, даже грубее. Даже рисунки чем-то похожи.

— Это что-то значит? — присев рядом, спросила девушка.

Я пожала плечами и потерла ладони между собой, желая поскорее избавиться от озноба. До сих пор трясло после случившегося, и говорить вовсе не хотелось.

Я пряталась в библиотеке после ужина. Хотелось успокоиться, потому что каждый взгляд на навязанного жениха будто обливал лавой, не смогла поесть нормально, всю трясло, словно у меня жар.

Потому и пришла в единственное место, где мне было спокойно. Внезапно одна из полок с книгами закачалась, и что-то грохнулось на пол. Когда я заглянула за стеллаж, опешила.

Синарьен лежал на полу в безобразной позе и дергался, закатив глаза, будто съел парализующие семена.

Он совсем был плох. Сердце принца, что оставалось в моей груди, почти не билось, трепыхалось, но это сложно назвать жизнью. Ресницы белые, губы синие, а пальцы скрючились. Его охладило сильнее, чем раньше. Неужели, снова придется с ним… спать?

Я задохнулась от возмущения, смешанной с легкой неправильной эйфорией, и отпрянула к стене. Может, есть другой способ вылечить Синарьена? После того, как он набросился в тот вечер, его прикосновения вызывали только протест и ужас. Даже мысли о них.

— Любава, мне кажется, что он так долго не протянет, — грустно выдала Марисса. — Это не чернота, но слишком уж схожи симптомы. Разве что принц не чернеет, не иссыхает, а замерзает. Странно…

— Я слышала, что Лимия нашла способ замедлить болезнь.

— Красавчику это не поможет, — каштановые волосы упали вперед, и девушка стиснула худые руки на коленях. — Никому не поможет. Ведь Унна все равно погибла. Ничего не смогли сделать, за несколько суток сгорела. Слугам Синара доза заразы попалась меньше, но и их час уже близок. И вот принц их догонит вскоре. Может, все-таки отвяжем твою стигму, Люб? Найдем способ… Рискованно, но хоть какой-то шанс.

— Нет. Я Данилу обещала, слово дала, что подожду. Он для меня, как отец, не могу иначе.

Темноволосая светло заулыбалась.

— Понимаю. Разноглазого все девочки любят. Заботливый и справедливый, только хозяйка его гонит от себя, будто не замечает, как он от нее без ума.

— Да любит она его, но боится своих чувств. Мы все такие. Разве нет?

Девушка дернула тощим плечиком.

— Мне не довелось встретить свою судьбу, а теперь… уже и не хочется. А ты? — она перевела взгляд на принца. — Любишь?