Студёная любовь

— Нет. Вот видишь, — он ткнул пальцем в небо, — падальщик кружит над нами, надеясь поживиться. Самолет очень похож на него: тоже парит в облаках, только во много раз больше. Может переносить людей и грузы, а некоторые умеют стрелять огнем.

— Как моя колесница. Она тоже летает. И стрелять сможет, если перенастроить.

Даня искренне заулыбался.

— Ну… почти. Только она у тебя за счет магии работает, а самолеты на двигателе. Никаких чудес.

— Изучить бы такой аппарат. Это очень интересно.

— Смотрю ты увлекаешься техникой, — Данил блеснул разноцветными глазами и показал в сторону. — До колесницы полчаса пути, идем, по дороге пообщаемся. Смотри под ноги, здесь есть хищные зверушки. Обычно они не нападают, но наступать на них не стоит.

Я накинул на спину вещевой мешок с запасами воды и еды, поправил меч и крепко застегнул куртку. Здесь было холоднее, чем около замка, а после перенесенной болезни совсем не хотелось снова покрыться инеем.

— Отец всегда говорил, — догнав Даню, решил поделиться, — что я ерундой занимаюсь, что мои находки и приспособления — это просто игрушки для богатых. Бедные себе такое позволить не смогут, а вкладывать тысячи нитов в разработки — грабить казну.

— Может, он и прав. На земле есть вещи, доступные нескольким процентам населения, а есть страны, где сотни тысяч людей питаются на доллар в день. То есть, очень скудно.

— Наверное, везде так. В нашем мире полно законов и правил, казнить могут за малейшую провинность. Хотелось бы некоторые вещи поменять, да невозможно.

— Так стань королем и поменяй.

— Король не все решает. Есть еще совет, сейчас встал вопрос о сильнейшей связи пяти архимагов, боюсь, что потом власть королевской семьи вообще развалится. А теперь еще и наша с Любавой истинность все усложнила… Меня негласно убрали из наследников трона.

— Не велика потеря, — отмахнулся разноглазый. — Так проживешь хоть скучную, но уютную жизнь. Наверняка править страной такой величины несладко.

— Я никогда к этому не стремился и сейчас даже рад, что так сложилось.

Мы спустились по склону, обходя болотистые участки, и Данил, немного подумав, снова заговорил:

— Вы с Любой просто не знаете друг друга, вот она и упирается. Природа выбрала вас парой, решив, что вы идеально подходите друг другу, но все остальное вам придется сделать самим. Притереться, изучить вкусы, найти правильные точки, способные возбуждать с пол-оборота, влюбиться, в конце концов.

Я фыркнул. Лошадь, что умчалась по полю, будто кривляя, издали повторила звук и истерично заржала, заставив меня подпрыгнуть на месте.

Даня на это только прыснул, а я потер губы, прежде чем заговорить:

— Влюбиться… Думаешь, меня готовили к любви? — Это было неприятно озвучивать. — Папа до посинения гонял нас с братьями на полигоне, лучшие учителя не давали подышать свободно — пичкали ненужной информацией. На приемах ты обязан сидеть ровно, чтобы не дай Нэйша опозорить королевскую семью неправильной осанкой! — я даже руки вскинул от возмущения, выровнял спину по привычке, будто меня ударили кнутом по лопаткам. — На балах танцевать с родовитыми толстыми и некрасивыми тетками, чтобы угодить вельможам, которые наполняют казну. А когда уже хотелось не просто спать, а глаза слипались от жуткой усталости, приходил личный мастер, чтобы раскрывать магический потенциал. И так каждый день. Думаешь, находилось место отношениям или пониманию, как их строить?

— А этому не учат в школе, уж прости, но ты несешь чушь, Синарьен.

— За такое обращение к высокопоставленной особе в нашем мире тебе бы голову снесли.

Даня лишь рукой махнул, мол, совсем не страшно.

— В нашем мире за упоминания магии посадили бы в психушку, — добавил, состроив смешную рожицу.

— Что значит “психушка”?

— Там лечат тех, кто лишился разума. Или близок к этому.

Я задумался. Черный песок мягко перешептывался под тяжелыми ботинками. Это было даже приятно, словно по снегу идешь. Хотя чуть дальше пустырь переходил в низину, утонувшую в легкой белесой дымке, будто в молоке, и ноги вязли в густой жиже с хлюпающими звуками.

— Какой жуткий у вас мир, — протянул я, разглядывая пляшущее зарево над бесконечной чернотой.

— Мой или этот?

— Оба, если честно. Если бы у нас садили в тюрьму за магию, можно было бы избавиться от половины населения. Или от всего.

— На Энтаре так много магов? Даже здесь, на Ялмезе, они — редкость. Может, вы сможете помочь Лимии с восстановлением? — Даня оживился, притормозил.

— Нужно сначала изучить, что именно ей нужно, а потом думать над вариантами решения проблемы. Есть несколько способов наполнить эссаху, магическую суть, но я пока не знаю, какого типа у вас магия, и сочетается ли с нашей. Все нужно испытывать.

— Но вряд ли это поможет, — Даня сильнее стиснул зубы и, закрывая тему разговора, показал подбородком в сторону. — Нам туда.

— Что это? — спросил я, когда мы выбрались на несколько гладких валунов, а сиреневое марево стало ярче и массивней. Казалось, оно плясало смертельный танец, зазывая путников в ловушку, в воздухе щелкало, будто рядом пролетали разряды молний, до носа доносились резкие и очень неприятные запахи серы, перегноя и тлена.

Даниил тоже поморщился, повторяя мое выражение лица, прикрыл ладонью нос и рот, отчего его голос показался приглушенным:

— Черта, переход в Темное изменение, где живет всякая нечисть. Она оттуда периодически вылезает, чтобы полакомиться живыми. К ней нельзя приближаться. Вам повезло, что телепорт в нее не угодил. Три недели назад Унна так погибла, воспитанница Лимии. — Данил опустил голову и, уронив руки, смял в кулаке кожаный ремешок наплечной сумки. Тот жалобно скрипнул. — Это я виноват.

– -

[1] Речь о романе «Шантажист». (Примечание от автора)

Глава 17

Синар

— Камень перемещений цел, а вот снииктовые капсули пострадали: один разбился еще по прилету, второй треснул. Рианец еще есть, но этого недостаточно. — Я осмотрел задник колесницы и потер затылок. — Надеюсь, в вашем мире водятся такие минералы.

Пока оценивал повреждения, Даня разбирал каменный свал перед носом кабины, чтобы можно было вытолкать махину на более ровную поверхность. Русоволосый отбросил еще пару валунов, а после подошел ко мне.

— Покажи.

Я заранее натянул кожаные перчатки, брать голыми руками сниикты нельзя — убьет, вытащил из нутра уцелевшую колбу и выставил ее на тусклый свет ялмезского светила. Молнии внутри заплясали, издавая легкое потрескивание, по рукам пошли заметные вибрации.

— Напоминает плазменный шар, — задумчиво разглядывая колбу, сказал Даня. — У нас такие светильники одно время были в моде. Только они не убивали, если прикоснуться.

— Трещина не сильно заметна, тоненькая, как волосинка, — я провел пальцем, защищенным черной кожей, по контуру. — Видишь? Держится хорошо, даже не цепляется, но теперь любая нагрузка опасна, может шарахнуть так, что костей не соберешь. Я нарочно два капсуля делал, чтобы можно было перераспределить мощность, но второй вообще восстановлению не подлежит. Его и следа нет. — Вернув капсуль на место, я подцепил носком сапога черный песок, но там был только песок, ни кусочка минерала, чтобы запаять трещину.