Студенты

…Наш бравый бригадир Керенкер свое бригадирство начал с того, что прошляпил набор трудящихся на фабрику имени 8-го марта. Он бы и Меланжевый упустил, если бы не Витька. Витька, ясное дело, опоздал. Тут уж ничего не поделаешь. Хоть говори ему, хоть молчи – он все равно придет позже назначенного времени. Хоть на 5 минут, но позже. Я ему не раз говорил: «Ну выползай ты из дома раньше, если склонен к опозданиям!». Но Витька – это такой тормоз, что даже выходя из дома раньше на те же 5 минут, он обязательно вспомнит что-нибудь важное, вроде забытого дома зонта, и вернется. Или, наоборот, зонт возьмет, но на полпути к остановке 5-го трамвая решит, что зонт ему сегодня не понадобится. И тоже вернется. А уж если ничего такого с ним не случится, значит, 5-й трамвай собьется с графика и вовремя не придет. Или придет, но забитый народом так, что мышь не влезет, не то что Витька. Так что Витька всегда найдет возможность опоздать…

Серега Керенкер объяснил свою бездарность в качестве бригадира обстоятельствами непреодолимой силы. Фабрика 8-го марта не получила нас в качестве ценных работников не из-за того, что он ворона и растяпа, а потому, что вообще не прислала заявку. Ну и причем тут он? Потом, правда, выяснилось, что заявка от фабрики была, но диспетчер конторы, сидевший на распределении рабочей силы, туда по-тихому отправил своих корешей. Легче нам от этого не стало, и пришлось сидеть на скамейке и ждать у моря погоды. Потом наш бригадный генерал Керенкер, сидевший с нами с проницательным видом, еще раз сходил к диспетчеру и узнал, что Меланжевый комбинат сначала заявку прислал, но потом ее отозвал. Так что текстильщики все отпали, и вату покатать не удастся. Мы совсем загрустили. Особенно я. Разгружать цемент или что-нибудь из такого же перечня работ мне как-то совсем не улыбалось, и я объявил, что возвращаюсь домой. Ну их, эти гастроли, у меня еще целая трешка в кармане лежит, дня три продержаться можно, даже не переходя на диетическое питание. И тут с доброй улыбкой входит Витька. На часах шесть часов вечера, договаривались на четыре. Ничего нового. Все и так сидели с угрюмым видом, и Витькино явление с задержкой в два часа взрыва радости тоже не вызвало. Оказалось, что он единственный, кто угадал с явкой, а кому это понравится?.. Витька пожал всем руки и огляделся. К моменту его появления в конторе наша бригада была там в единственном числе. Время от времени заглядывали какие-то синяки, просачивались в комнату диспетчера, дверь в которую была полуоткрыта, и возвращались обратно.

– Витек, привет! – крикнул кто-то.

Мы повертели головами и уставились в проем диспетчерской двери. Судя по тому, что в конторе никого больше не было, привет прилетел оттуда.

– Здоров, Колян, – ответил Витька.

– А ты что, его знаешь? – спросил я.

– Сосед мой, – сказал Витька и уселся рядом. – А что?

Бригада немного ожила.

– Может, ты сходишь, побазаришь с ним насчет работы? – спросил Мирнов. – А то торчим тут, позабыты-позаброшены.

– Так вы что, безработные? – удивился Витька. – А я думал, вас тут ценят…

– Ценят. Так ценят, что никакой работы… – буркнул Германсон. – Сидите, говорят, отдыхайте…

– Кто говорит?

– Да друг твой, Колян.

– Щас все уладим, – пообещал Витька. – Какая работа нам по плечу?

– Любая, где побольше платят и поменьше вкалывать, – дружно ответила бригада.

– Ладно, понял, – Витька встал и направился к Коляну.

– Погоди, я с тобой, – подпрыгнул Керенкер, вспомнив, что он бригадир. – Не спеши, – посоветовал ему Витька, и бригадир, насупившись, вернулся на место. Через минуту Витька вернулся с вестью, что Меланжевый с нетерпением нас ждет. Просто весь высыпал к проходной комбината, готовит транспаранты, каравай хлеба, а оркестр уже дудит в фанфары. Бригада радостно всколыхнулась и дружно пошла к выходу из конторы. На пороге Витька остановился и сказал:

– Ну вы езжайте, а я догоню… Мне тут надо заскочить в одно местечко. Где Меланжевый, знаете?

Оказалось, что более точного адреса Меланжевого комбината, чем «у черта на куличках», никто из нас не знает. Я там никогда раньше не бывал, остальные ребята, как выяснилось, тоже.

– Я знаю, – тихо сказал Керенкер.

Мы повернулись к нему. Бригадир по-прежнему сидел на скамейке и страдал. Ему казалось, что с приходом Витьки его авторитет бригадира безвозвратно потерян и что теперь он такой же рядовой член бригады, как и мы.

– Серега, чего ты там расселся? – спросил я. – Веди, раз знаешь.

– Никто тебя с бригадиров не снимал, – поддержал меня Германсон. – Давай, шевели копытами.

Керенкер вскочил, убитое выражение лица сменил на начальственное и поскакал впереди нас.

– Витек, – на скаку обернулся он, – бригада ждать не будет…

– Напугал ты его до дрожи, – пробурчал Мирнов.

…Турне начали на автобусе с остановки у кинотеатра «Современник». Потом на площади Революции пересели в троллейбус и минут сорок ехали по вечернему городу. Я особенно не вглядывался в полуосвещенные улицы, отчасти по причине «что я там не видел?», отчасти из-за замороженных окон. На улице было довольно морозно, в автобусе еще морозней, а в теплом троллейбусе я согрелся и, усевшись на освободившееся место в конце салона, клевал носом. Когда Серега Керенкер курлыкнул «Выходим!», я не сразу понял, что это относится и ко мне. Остальная бригада тоже смахивала на зомби. Выкатившись на остановке, мы побрели за Керенкером к переходу через улицу. Минут через десять подошли к длинному строению из нескольких корпусов разной высоты. Наверху самого высокого из них красовались два слова: «Камвольный комбинат».

– Ты куда нас привел, Сусанин? – раздраженно спросил Мирнов. – Зачем нам Камвольный комбинат?

Керенкер скорчил одну из своих гримас и этой маской посмотрел на нас. Сморщились щеки, лоб, сморщился даже нос, превратив лицо 19-летнего парня в 91-летнего деда. Обычно это нас смешило, но не в этот раз. Поняв, что хлопать в честь возможностей его мимики никто не будет, он вернул лицу обычное выражение и задал дурацкий вопрос:

– А нам не на Камвольный разве?

Бригада, согрев его теплыми, дружескими выражениями, приводить которые здесь я не буду, пошла к остановке. Недоволен был даже Женька, его оруженосец.

– Ну перепутал, вы, что ли, не путаете никогда? Сразу в панику, – бурчал бригадир, плетясь за нами.

Решили, что народ на остановке подскажет путь к Меланжевому вернее, чем Керенкер. Так оно и оказалось, и еще минут через тридцать–сорок мы стояли перед проходной искомого комбината. Удивительное, невероятное дело – на проходной нас ждал Витька…

Надо бы заканчивать с этим походом на заработки, но не могу не досказать этот эпизод до конца. Лучший номер бенефиса бригадира Керенкера в эту ночь был еще впереди. Серега Керенкер был убежден, что на этот раз он уж точно разжалован из бригадиров в рядовые, и топтался на проходной вместе с нами. Но никому не хотелось вступать в контакт с администрацией комбината, пусть даже на уровне мастеров, в распоряжение которых мы обычно поступали, и на вопрос вахтера «Какого хрена мы тут околачиваемся?», мы снова вытолкали Керенкера на первый план…

Работа была отчасти такой, как и ожидалась. Отчасти не такой. Вернее, не для всех такой, как мы рассчитывали. Трое из нас – Витька, Германсон и Мирнов – получили назначение на склад готовой продукции и перекладывали там какие-то тюки со стеллажа на стеллаж, а остальные – Керенкер, Женька и я – получили по тележке и возили с этого самого склада в цех то нитки, то пряжу, а из цеха на склад рулоны ткани. Из склада в цех путь пролегал по длинному, метров в 150, коридору, обратно был тоже не меньше, так что примерно к середине смены мы уже едва таскали ноги, не то что тележки. Норовили свернуть куда-нибудь, посидеть в какой-нибудь нише, откуда нас выковыривал свирепый мастерюга с усами Тараса Бульбы и клятвами, что мы гроша ломаного не получим за такую работу. Мы вяло огрызались, поднимались и ковыляли по коридору. Коридор был довольно узкий, две тележки в ряд не помещались, и мы тащились друг за другом. В начале смены переговаривались, что-то рассказывали, потом в основном шли молча… Да, еще одна деталь, самая важная. По всему коридору были протянуты какие-то разноцветные кабели – зеленые, красные, желтые – и лежали они почему-то не в коробах или хотя бы у края стены, а извивались по всему коридорному полу. Сначала мы, ведомые инстинктом самосохранения, старались на них не наступать, перешагивали, перепрыгивали, но уже к середине ночи перестали обращать на них внимание и брели, не разбирая, где там кабель, а где не кабель. И вот часов уже в пять утра, когда до окончания смены оставался час, мы двигались с энергией пленных румын, колонной – впереди бригадир Керенкер, за ним Женька, замыкающим я. Вдруг я вижу, как Женька, идущий передо мной, наступает на желтый кабель и с легким писком исполняет цирковой акробатический этюд. Он взлетает на полметра вверх и приземляется обратно, причем не выпуская тележку из рук. Хотел я удивиться и похвалить Женьку, мол, сколько у него нерастраченного задора, но не успел, потому что в ту секунду, когда Женька начал взлет, бригадир Керенкер, не оборачиваясь и не видя, что происходит за его спиной, произнес:

– Да, пацаны, забыл вам сказать… На желтый кабель не наступайте – мастер сказал, иногда пробивает…

В пять утра, спустя семь часов с начала смены. Приземлившись, Женька – кроткая душа, ответил:

– Напомни завтра.

С минуту мы, включая Керенкера, хохотали, свалившись на тележки… Только с получением денег Серега Керенкер справился без фокусов. Хотя нет, с фокусами. Он остался дожидаться открытия кассы, а мы уехали в общагу переодеваться и оттуда в институт на лекции. Так что до обеда мы его не видели, а когда приехали с занятий, Керенкер грустно поведал нам, что по субботам, не говоря уж про воскресенья, касса не работает. Все погрустнели, а я стал подсчитывать, на сколько мне хватит оставшихся двух рублей. Я потратил в институтской столовой вместо стандартных 50 копеек на комплексный обед целый рубль, потому что решил, что с дополнительной пятеркой рублей можно почувствовать, каково оно – быть на уровне Ротшильда. Я набрал вкусностей, от которых, пока их уничтожал, чуть не лопнул. …Подсчет мелочи после обеда показал, что от голода не помру, но конкуренцию с Ротшильдом надо прекращать. В понедельник Керенкер, вместо занятий сгонявший на Меланжевый, наконец, привез долгожданную денежку. Нашел каждого из бригады и вручил по новенькой, хрустящей бумажке голубоватого цвета с изображением Спасской башни Кремля. Пожал каждому руку (во всяком случае, нам с Витькой пожал) и сказал, мол, обращайтесь, если понадобится что-либо организовать или возглавить… …После субботних занятий, а они закончились в 11 с минутами, я спросил у Витьки, работает ли по субботам «Дом быта» на Фридриха. Витька ответил, что работает.

– Тогда сейчас рвем в общагу, забираем у Носа деньги, и я бегу в часовую мастерскую.

Витька план одобрил, но предупредил, что сопровождать меня туда не сможет, поскольку в городе проходит ряд мероприятий, на которых его присутствие обязательно. Я ответил, что уже достаточно взрослый и даже через день бреюсь, поэтому надеюсь дойти до «Дома быта» и без него. На этом мы прения закончили и, веселые, поехали в родную общагу. А там, как уже известно, Керенкер разнес мои планы в клочья. И Витькины, кстати, тоже… Я все равно решил сходить в этот самый «Дом быта», чтобы хотя бы убедиться, что часовщик там действительно есть. Витька, чье обязательное присутствие на упомянутых им мероприятиях перешло в категорию факультативного с оттенком нежелательного, объявил, что пойдет со мной. – У меня еще много дел на сегодня, – пояснил он, – но все вечерние.