Студзянки

Рота Светаны

2-я рота 2-го танкового полка проходила Магнушев на заходе солнца. Полчаса назад, неизвестно в который раз, самолеты бомбили городок. Снова запылали не до конца сожженные дома. Балки перекрытий светились рыжим светом. Трудно было понять, то ли пожар окровавил небо, то ли небо придавало пожару такую окраску.

Танкисты, соблюдая интервал, шли, как на параде. Чувствовались в этом рука и старание подпоручника Владислава Светаны, который долго командовал ротой и только перед боем, назначенный генералом Межицаном заместителем командира 2-го полка по строевой, передал ее подпоручнику Константину Жиляеву, танкисту советской армии, кавалеру ордена Красной Звезды.

Светана принимал участие в сентябрьской кампании, любил армию. У него была командирская жилка, что в искусстве мы называем талантом, и, пожалуй, его заслуга в том, что 2-я рота не потеряла машин на переправе.

Отсутствовал только Эдек Грушка, который переплыл Вислу раньше. Хорунжий Александр Марчук, заместитель по политчасти, стоял на броне головной машины и внимательно смотрел вокруг, надеясь где-нибудь его заметить. Замполит решил устроить ему хорошую головомойку, как только тот найдется. Марчук ведь еще но знает об атаке на лесную сторожку, о сожженном «фердинанде».

Марчук — такой же строгий, как и Светана, только на другой манер. Его отец, бригадир столяров на варшавском заводе Лильпоппа, после революции 1905 года попал в черный список за организацию забастовок и демонстраций. Александр родился в деревне Крупе на Люблинщине, работал в кузнице, в армии стал подковывать лошадей, а после возвращения домой в течение двух лет был безработным. Тогда же он вступил в ряды Коммунистической партии Польши. В 1937 году Марчук получил пять лет тюрьмы за подпольную деятельность, а формально — за листовки, которые ему полиция подбросила в чемодан.

С началом войны, в сентябре, по решению тюремной коммуны заключенные выломали двери камер, и четыреста четыре узника вышли из Тарнува. Они сразу же хотели получить в руки винтовки, хотели сражаться с гитлеровцами, защищать родину. Оружия не получили, а комиссар полиции в Красныставе, увидев Марчука на свободе, поспешил его арестовать.

Партийная деятельность и тюрьма выработали в нем эту суровость, неразговорчивость. Он не делал поблажки ни себе, ни другим, утверждая, что война и революция — это серьезные вещи.

Небо стыло. От позиций дивизии «Герман Геринг» надвигались тучи. Рота минула Выгоду и около придорожной фигуры свернула вправо на Басинув. Слева впереди, в темном леске, не более чем в четырехстах метрах, рявкали полевые орудия, трещали пулеметы, рвались ручные гранаты.

На песчаной, поросшей сухой травой целине он увидел двух человек, наискось перебегавших дорогу.

— Стой! Стой! — закричали они.

Различив очертания советских касок, Жиляев посветил сзади фонариком, дал сигнал, чтобы машины остановились.

— Немец теснит, помогите.

— У нас своя задача, — ответил подпоручник. — Мы должны занять позиции в Басинуве.

— А вы их не займете, — разозлился лейтенант. — Фашисты уже здесь, в этом лесочке. — Он показал рукой.

— Займем, — кивнул головой Шиляев. — Только покажите, где ваша пехота, а где немцы, чтобы своих не перестрелять.

— Ясно, — обрадовался русский. — Как только я три раза постучу по броне, можете шпарить.

Вместе с Марчуком они спрятались за башней справа. Рота захлопнула люки, двинулась, повернув стволы орудий наискось влево. Машины набирали скорость. Их окутала туча пыли, поднятой гусеницами на осушенном жарой песке, ветер зачесывал ее назад вправо.

По броне застучали очереди из пулеметов. Вверх взлетела ракета. Это гренадеры показывали цель «Фердинандам». В этот самый момент три удара по броне известили, что они миновали цепь советской пехоты.

— Поорудийно от первого танка… огонь! — дал команду Жиляев, выстрелил осколочным снарядом и дал очередь из пулемета.

Выезжая на это же место, по очереди били подходящие танки. Они шли, как девять кораблей в кильватерном строю, ведя огонь левым бортом.

Лесок отступил на четверть километра за стерню. В свете ракет замаячили очертания немецких машин. Наши начали бить противотанковыми, какой-то танк загорелся, неизвестно, от какого выстрела. Он полыхнул широким пламенем, и в прицелах они увидели, что противник отступает, скрывается в лесу.

С наступлением сумерек погасло последнее в этот день немецкое наступление под Выгодой. Из-за горизонта все выше поднимались тучи, быстро темнело. В темноте между соснами, как бенгальские огни, еще потрескивали короткие очереди схваток гвардейцев-автоматчиков с гренадерами, которые проникли в тыл и не собирались отходить, ожидая повторного наступления дивизии «Герман Геринг».

2-я танковая рота добралась до Басинува. Подпоручник Марчук, который шел впереди, встретил у первой постройки Сухой Воли левофланговую машину 1-й роты 2-го танкового полка и подпоручника Ольшевского, который обрадовался, что соседи у него знакомые.

— Костя, ты не видел нашей машины? Козинец должен на ней приехать. До сего времени не появился, а с меня уже хватит этого командования, особенно в темноте.

Под покровом ночи

Ночь перепутала дороги и тропинки, укрыла людей, рассыпавшихся по полям и лесам, по земле, изрытой воронками от бомб и снарядов. Развесистая ива кажется ведьмой, куст — человеком, а человек — кустом, притаившийся танк — пригорком, а поросшая можжевельником кочка с криво торчащим пнем, вырванным из земли, — танком противника.

Когда 3-я рота 2-го полка закончила переправу, уже наступила ночь, тучи закрыли полнеба. И хотя старательно были погашены все огни, около Магнушева колонну заметили три штурмовика, и на нее обрушились бомбы и огонь бортового оружия. Налет не причинил никакого вреда, только на несколько минут остановил движение.

Когда колонна двинулась дальше, упали первые капли дождя. Они приятно охлаждали лица, быстро высыхали на нагретой броне, И будто в ответ на безумие земли в небе что-то сверкнуло, раздался гром и начался сильный ливень, первый такой ливень за время битвы под Студзянками. С наступлением темноты к 1-й роте 2-го полка присоединились машины хорунжего Ляха и Нестерука. Они пришли из-под Ленкавицы. Около полуночи прибыл наконец поручник Козинец на танке 212 вместе с Губиным и его экипажем. Ольшевский облегченно вздохнул и сдал командование.

Командир роты приказал отрыть запасные позиции ближе к немцам, южнее дороги, идущей через Суху Волю. Когда танки двинулись вперед, Виталий Медведев, очнувшись ото сна и не разобравшись, в чем дело, ударил из пушки по своему танку, за что, конечно, сразу же услышал в свой адрес пару «ласковых» слов.

Так пли иначе, псе уже были вместе, если не считать сгоревшего танка 218 хорунжего Адама Березки и машины 215 Тадеуша Корняка, которая до сих пор еще не подошла.

Танк Корняка увяз в болоте. Днем, когда рота ушла, машину заметили немецкие летчики: следы гусениц наполнились водой и выделялись на солнце, как две широкие ленты. Три пикирующих бомбардировщика безжалостно били по неподвижной цели, однако все время неточно. Бомбы ложились в десяти — пятнадцати метрах от танка. Они врезались в болото, выбрасывая черные высокие фонтаны. От сотрясений танк еще больше осел, и на поверхности торчала только башня. Экипаж пробовал просить о помощи, но радиостанция штаба полка почему-то упорно молчала.