Стукач
Шрифт:
На следующий вечер после обычной поверки в своей роте Иволгин отправился к связистам. Недалеко от грибка с повязкой дежурного по роте томился Рушманис - высокий крепкий прибалт.
Иволгин подходил к палаткам. Услышав шаги, Рушманис завертел головой, а, увидев ротного, улыбнулся и подчеркнуто торжественно приложил ладонь к правому краю панамы.
– Здравия желаю, товарищ капитан!
– Здорово, Гитас!
– улыбнулся в ответ Иволгин, протягивая для рукопожатия ладонь.
– Как дела дома?
Офицеру нравился этот немногословный жилистый сержант, который несколько раз ходил с его подразделением
– Хорошо, товарищ капитан. Дочь ходить начала. А на мою фотографию показывает и "папа" говорит.
– Счастливый, - порадовался за солдата офицер и тут же перешел к делу.
– За что Веткина чмоните, Гитас?
Сержант насторожился и опустил глаза.
– Так за что?
– не отступал Иволгин.
– За дело, - сдался, наконец, Рушманис.
– А если именно я тебе скажу, что не Веткин стукач, поверишь? Мне поверишь?
Рушманис на мгновение задумался:
– Я-то поверю. А ребята мне - нет.
– Поверят, Гитас, поверят, - жестко сказал Иволгин, втаптывая сигарету в песок.
– Ты самый авторитетный в роте. Ты, да Валерка Пак. Вас особо пацаны уважают. Правильные вы с корейцем ребята, не сволочные. Просто именно ты не веришь мне. Так и скажи!
Рушманис молчал и капитан, поняв, что пауза может затянуться надолго, резко подвел черту:
– Не поверишь - парня убьете. Кровь его - на вас будет. И на тебе, сержант, в первую очередь. Как жить после этого станешь? Не он это. Слово даю!
Рушманис, который сам долго носил на лице отметины командирской "проверки вещей", исподлобья посмотрел на Иволгина.
– Кто?
– Между нами?
– Чтобы домой не вернуться!
– чиркнул Рушманис большим пальцем по горлу.
– Привоз, - сказал Иволгин, понимая, что нарушает негласный офицерский кодекс - стукачей, пусть даже последних подонков, бойцам никогда не сдавать.
У Рушманиса округлились глаза, и отвалилась челюсть.
– На моих глазах это было. Привоз давно начальнику связи стучал. Вот он и пришел к нему проситься в первую отправку. А тот и сказал, что Привоз поедет, но только после того, как все расскажет о чарсе.
– А Привоз?
Иволгин хмыкнул и вздохнул.
– Ох, падло, за отправку продался! А мы через него загибаемся!
– Вы Веткина убиваете, анашисты хреновы!
– зло подвел итог капитан. Что ты, как маленький, стонешь, о себе думаешь. Вы парня в могилу вбиваете. Кто на Веткина погнал? Вспомни?
– Тут и помнить нечего, - быстро сказал Рушманис,- Привоз. Он на Веткина тогда наехал. Точно.
– Какие вы все чамары, - с презрением сказал Иволгин и, не прощаясь, резко крутанулся на месте и зашагал прочь, громко матерясь.
Обалдевший Рушманис стоял на месте, ероша светлый ежик волос, и растерянно качая головой.
Прошло несколько дней. Однажды вечером Иволгина кто-то окликнул:
– Товарищ капитан, товарищ капитан!
На ротного налетел улыбающийся Веткин.
– Спасибо Вам, товарищ капитан, - задыхаясь, проговорил солдат.
– Не я, получается, заложник. Все ребята только
– А кто?
– Не знаю, - пожал плечами солдат, - но все говорят, что не я. Спасибо Вам!
– Мне-то за что?
– Нет, нет. Спасибо Вам! Вы же обещали. Я, честно сказать, только Вам и верил. Ну, думаю, не получится, тогда точно подорвусь...
– Смирно!
– вдруг негромко, но требовательно и жестко выдохнул офицер, оскалившись и подаваясь напряженным телом вперед.
Веткин осекся и недоуменно вытянулся перед капитаном.
– Прекращай быть чмом! Слышишь, боец, отставить чмонеть! Отставить!! Приказываю!
– Есть, отставить чмонеть!
– приложил руку к панаме солдат, понимая, что капитан не шутит, а говорит очень и очень серьезно.
Капитан медленно поднес ладонь к правому виску и так же чрезвычайно серьезно добавил:
– Будь всегда человеком, солдат. Человеком, мужчиной, бойцом, а не размазней. Приказываю! Приведи себя в порядок. И еще - готовься к выходу в горы. Я договорился с ротным. Он тебя именно мне придает. Сдохнешь на выходе - лично прибью!
– Есть, готовиться к засаде, - дрогнувшим от радости голосом ответил солдат, которого капитан в буквальном смысле этого слова за шиворот и в последний момент вытащил с того света.
А еще - капитан брал его на боевые, на которые ребята из их роты в негласной очереди стояли, куда они отчаянно рвались, да не всем улыбалась удача. И то, что вместо какого-нибудь заслуженного деда с отчаянным и чрезвычайно боевитым Иволгиным пойдет именно он, Веткин, поднимало солдата в глазах их небольшого коллектива до невиданных высот.
Частые разрывы становились все прицельнее. Большая часть десантно-штурмовой роты, неся на себе раненных и убитых, старалась уйти за хребет. Но прицельный огонь противника не прекращался...
Евгений Иванович внезапно проснулся. Настойчиво стучало, походя на взрывы из сна, окно на лестнице, ведущей на третий этаж.
Евгений Иванович накинул шелковый халат и, стараясь не разбудить жену, свернувшуюся калачиком под легким пуховым одеялом, вышел из просторной и очень стильной спальни. Он поднялся по массивной дубовой лестнице к окну и закрыл его, посмотрев на сосны, вершины которых раскачивал ветер. Участок вокруг особняка был обширен, и поэтому сплошная стена деревьев создавала иллюзию густого непроходимого леса.
Евгений Иванович спустился на второй этаж и последовательно заглянул в комнаты детей. Все они - десятилетний Коля, шестилетняя Настенька и четырехлетний Игорек - мирно сопели в своих кроватках.
Почему-то все так же настойчиво ныло сердце.
Хозяин особняка перешел на первый этаж и устроился в огромной гостиной рядом с камином. Неяркий свет залил часть помещения, кресло и ряд диковинных дорогих бутылок со спиртным на специальном столике.
Евгений Иванович плеснул капельку марочного выдержанного коньяка в пузатый бокал и взглянул на часы. Начало четвертого утра. Расписание сегодня, как обычно, будет напряженным. Сначала встреча с его давнишними немецкими партнерами, затем - переговоры с этими жуликами из российского правительства, потом - обед с лидером одной из ведущих фракций Госдумы. Тот, как водится, будет клянчить деньги, обставляя все цветистыми, звучными и абсолютно пустыми фразами.