Ступени к Храму
Шрифт:
«Браток» только насмешливо фыркнул, поворачиваясь на бок, спиной ко мне, а вот «одухотворенный» тут же вскинулся:
– Что же рассказать тебе, сестра?
«Не изменилось ли чего существенного на вашей Ветке!» – чуть не ляпнула «сестра», но сдержалась, смущенно потупилась и пролепетала:
– Что вам угодно. Я ведь совсем ничего не знаю!
– Ах, дитя! – растроганно пролепетал «одухотворенный». – Тогда я расскажу тебе об удивительном чуде, виденном мною в монастыре имени Святого Колантия! В нем икона Хранящих – огромная, оправленная в тяжелое золото, – висит прямо напротив алтаря.
Чтобы Ильянта плакала по такому поводу? Да не дождетесь! Возьмет за шкирку этого свирта, притащит обратно, да еще заставит на коленях перед женой извиняться – вот и весь сказ! Нашли дурочку!
Знаю я все эти «чудеса». Сама за полтысячи сантэров их наколдовать могу. Впрочем, профессиональные маги редко до такого опускаются, так что большинство подобных «чудес» – дело рук недоучек, не могущих найти себе нормальную работу.
Особенно смешно становится, когда плохо выверенное заклинание дает трещину и слезы вдруг начинают течь не из глаз, а изо рта, словно слюна у бешеной собаки. Тогда икону скоренько стараются уволочь куда-нибудь «на реставрацию», а горе-колдуна выгоняют в три шеи.
Как-то раз подобный конфуз произошел на свадьбе одного не слишком известного короля: венчается, значит, венценосец со своей нареченной, испрашивает священнослужитель, повернувшись к иконе, благословения, а старое, давно уже всеми забытое заклинание возьми да самопроизвольно восстановись! И плачет икона, горькую судьбу короля оплакивает…
Гости в ужасе, маги – в хохот. Хорошо, что хоть священник не дурак попался. «Это, – говорит, – слезы умиления и счастья!» Будь король побогаче да попривередливей – согнали бы в кучу магов, чтобы выяснили по волшбе, кто над Его Величеством злую шутку сыграл, и примерно бы наказали, чтоб другим неповадно было. А так – посудачили, посмеялись да и забыли.
Слышащий тоже с немалой долей скептицизма отнесся к вдохновенному повествованию и промолвил:
– Я, конечно, подобных чудес не видывал и не слыхивал, но все же кое-где в этой жизни побывал. Ежели интересно – могу рассказать.
Мы обменялись многозначительными взглядами: он явно хотел что-то сказать не как паломник послушнице, а как Слышащий ведьме. И я это отлично поняла.
– Конечно, брат, жду с нетерпением, – изобразила я скромную монашку, на сей раз играя только для двоих зрителей.
– Бывал я, конечно, много где, да и видел много чего – дивного и не очень, – неспешно завел Слышащий. – Да вот только странные вещи в последнее время творятся…
Я напряглась. Очень хотелось выяснить, какими временными Рамками определяется «последнее время», но не прерывать же рассказчика.
– Был я в Нучере – оттуда драконы сбежали, невесть куда отправились. А раньше исправно ведь и скот таскали, и рыцарей-драконосеков уму-разуму учили, посмертно, правда, да и девицами не брезговали. И куда, спрашивается, теперь с хлебного местечка подевались?
Я кивнула головой, показывая, что информация принята к сведению и будет обдумана. Слышащий улыбнулся:
– А был я на Востоке – там Храм посадочное место поменял…
– Что?! Храм?!! –
не выдержала я.На сцене бы закидали тухлыми помидорами. В жизни – просто наградили парой недоумевающих взглядов.
Слышащий кивнул, подтверждая, что мне не послышалось:
– Храм. Точно так же садится на землю ежеутренне, но вот совсем не туда, куда раньше.
– А куда? – растерянно спросила я.
– Дальше на восток.
Паломники совсем перестали понимать смысл разговора и тихо занялись своими делами: «браток» лег на спину и раскатисто захрапел, «одухотворенный» стал на колени подле иконы, висящей в углу кельи, и огласил комнату тихим напевным речитативом.
Я быстро попрощалась, благодарно кивнула Слышащему за ценную информацию, забрала поднос и вышла из комнатки.
Храм поменял место приземления. Храм! Не какой-то там мутировавший Лес или взбесившийся климат в Окейне, а Храм, средоточие магии, поддерживающей весь мир в гармонии!
– Это что же – конец света, что ли? – тупо спросила я у пробегающей мимо кухонной собачонки.
Собака насмешливо на меня посмотрела, досадливо чихнула и побежала дальше. Не понимает, дура, что ей, может, жить осталось всего с месяц, а там… Апокалипсис? Потоп? Что, йыр побери?!
Что творится в этом сумасшедшем мире? И что лично я могу для него сделать здесь и сейчас?
«Поймать оборотня!»
И что это будет значить в мировом масштабе? – нервно хихикнула я.
«Что одна из ведьм сейчас отвлечется и не свихнется окончательно!»
И я, решив, что разум в кои-то веки прав, отправилась кормить болеющую монахиню. Правда, каша уже остыла напрочь, но ведь главное – внимание, правда?
К монахине меня не пустили. Видимо, посмотрели на не обремененное излишней любовью к ближнему лицо и пришли к выводу, что едва ли монахине с моей каши станет лучше. Как бы, наоборот, не похужело!
И я, в общем-то не так уж и расстроившись, отправилась в харчевню. Говорят, неприятности надо заедать.
А уж там-то меня встречали как родную: хозяин не посмел заставить меня саму пройти к стойке, а мгновенно материализовался за спиной, услужливо выдвинул стул и вежливо поинтересовался, чего я изволю.
– А что у вас есть? – подозрительно спросила я, памятуя о вчерашнем «богатом» меню.
– Все, что вам угодно! – расплываясь в неискренней улыбке, протянул хозяин.
Я скептически вздернула бровь и недоверчиво фыркнула:
– И курицу, фаршированную осетриной, принесете?
– Принесем, – кивнул мужик, испаряясь в дверях кухни.
Я немножко посидела, поскучала, но совсем недолго: уже через три минуты ко мне мчался хозяин с дымящейся курицей на блюде.
– Пить что-нибудь будете? – боязливо-вежливо поинтересовался он из-за плеча, сноровисто разрезая курицу и выкладывая несколько огромных кусков мне на тарелку.
– Буду, – нарочито медленно протянула я, прикидывая, чего бы такого несуществующего заказать.
– Что же? – услужливо подхватился мужик, мигом доставая какой-то засаленный свиток и держа на изготовку уголек, дабы не забыть мой заказ по дороге к кухне.
– Ну… Рябинную настойку на семи травах, пожалуй! – хитро улыбаясь, решила я.
Мужик судорожно сглотнул. Настойка хранилась только в погребах монастыря, появляясь на свет исключительно в самые важные праздники, и то лишь на столах настоятелей.