Стужа
Шрифт:
Он встал, спустился вниз, нашел конюха и услышал, что Кнут священник куда-то уехал, взяв с собой запасного коня. Когда оба поели, Рунольв знаками показал, что хочет получить оружие. Гест покачал головой. Рунольв настаивал, но, когда Гест сдался и бросил ему короткий меч, неодобрительно оглядел оружие и отшвырнул от себя. Гест засмеялся, сходил в Кнутову кладовую и принес другой меч, больше похожий на произведение искусства, с изогнутым эфесом и усыпанным каменьями шаром на конце рукояти, каменья были черные, красные и голубовато-зеленые, а ножны из светлой кожи прошиты серебряными нитями
— А в Хладир ты вернуться не собираешься?
Рунольв сосредоточенно точил оружие и не ответил. Гест сказал, что завтра будет уже слишком поздно. И внезапно спросил:
— Я могу положиться на Тородда?
Рунольв энергично кивнул.
— Знаю, ты ему доверяешь. Но могу ли доверять я?
Рунольв опять кивнул.
— А Хедину можно доверять?
Рунольв задумался и вновь кивнул, правда не так уверенно.
— Я в Сандее чужой, — продолжал Гест. — Будет ли Тородд верен мне так же, как он верен Ингибьёрг?
Рунольв с досадой глянул на него и пальцем ткнул себе в зад, недвусмысленно давая понять, что Гест болтает чепуху и пора бы ему замолкнуть.
Они пошли в город, но не по улицам, пересекли поле и проулками спустились к Эйрару. Нашли лодку и поплыли к Хольму, на веслах сидел Рунольв. Пришвартовали свое суденышко к якорному канату корабля Рани и стучали в борт, пока кормчий, перегнувшись через планшир, не глянул вниз, явно раздосадованный, что Гест явился снова, да не один.
— Этого человека я уже видел, — сказал он, глядя на Рунольва, когда оба гостя поднялись на палубу. — Он из людей ярла.
— Все мы — люди ярла, — сказал Гест.
Статью Рани был поистине богатырь, однако ж легкий на ногу, с буйными черными волосами и бородой до самых глаз, со смешливыми морщинками в уголках. Маленькие глазки поблескивали в этих черных зарослях точно бусины, придавая ему веселый, чтоб не сказать забавный вид. Он подхватил Геста под мышки, посадил на бочку с солониной.
— Тот, кого ты ищешь, убит, — сказал он. — Кажется, за воровство. Одним из людей Сэмунда. Зовут его Одд сын Равна с Мера. Но он великий воин и ночует в покоях ярла, так что ты к нему и близко не подойдешь.
Гест посмотрел на Рунольва, тот разочарованно склонил голову набок.
— Ничего себе новость. Но я пришел не затем, чтобы услышать, чего я не могу. Где мне найти этого Одда и заплатит ли он выкуп за убийство?
Рани ответил на второй вопрос:
— Нет.
Гест спрыгнул с бочки, забегал кругами по палубе.
— Что это с ним? — спросил Рани, имея в виду Рунольва, который стал перед ним и вынудил поневоле попятиться. Рунольв же шагнул ближе, упорно таращась на него, совершая непристойные телодвижения и размахивая руками. Гест заметил, что происходит, подошел. Он успел разглядеть, что корабль готов к отплытию, и спросил:
— Ты снимаешься с якоря?
— Да, — ответил Рани. — Как только задует попутный ветер.
— Это из-за меня?
Рани промолчал.
— К тому же ты без оружия, — заметил Гест. — А вахтенный твой спит.
— Ты о чем?
— По-моему, Рунольв имеет в виду, что
тебе известно про этого Одда что-то такое, о чем ты не хочешь нам говорить.— Я знаю, кто ты, — ответил Рани. — Ты исландец. И зовут тебя не Хельги, а Торгест сын Торхалли. Ты убил Вига-Стюра, и врагов у тебя больше, чем у кого-либо другого.
Гест сказал, что для него это не новость.
— У Одда в городе есть женщина, — продолжал Рани. — Он ходит к ней наперекор воле ярла, ведь супруг ее тоже служит в ярловой дружине. Больше я ничего сообщить не могу, так как ничего больше не знаю. А теперь вам пора уходить.
Гест усмехнулся.
— Ари не был вором, — сказал он, кивнул Рунольву и спустился в лодку.
Кнут священник в ту ночь не вернулся. И на следующий день тоже. Гест ничего не предпринимал. Лежал в постели, не вставая. Белые просторы расстилались под закрытыми веками, пелена, как в тот раз, когда мысли оцепенели, все та же слабость, думал он, и толку от этих мыслей нет никакого, они разили его будто камни, размягчали, он мерз и не вставал.
Регулярно заходил Рунольв, сидел на табурете возле Гестовой постели, большой, укоризненный, клал на колени блестящий священников меч и разглядывал его как настольную игру, медленно вытаскивал из ножен и снова прятал, вытаскивал и прятал, вытаскивал и прятал. Кроме того, пытался накормить Геста. Но тот от еды отказывался, пил тоже мало, а говорил еще меньше, даже когда Рунольв тряс его и рычал, лихорадочно и красноречиво размахивал руками, зажимал себе нос, показывая, что от него воняет. Однако ж Гест не вставал.
Мысли его были мучительны и тягостны, Ари легко, словно перышко, перелетал через ручей, Халльбера, стоя на берегу, смеялась, а Стейнунн возгласами ободряла брата; Ари, которого преследовали призраки Хавглама и который принял крещение, не имея от него никакой выгоды, может, в Гесте копилась сила Господа, а может, справедливое негодование Форсети или все та же болезненная слабость.
Так минула неделя. Наконец-то вернулся Кнут священник и нашел его запущенным и исхудалым, засуетился, дал ему попить.
— Ты чего разлегся тут как сущая развалина?
Гест ответить не смог. Но вскоре обнаружил, что и с клириком что-то произошло, он уже не казался до смерти перепуганным, хотя руки его по-прежнему непрерывно отирались друг о друга. И, в конце концов, спросил:
— Скажи, дети — святые?
Кнут посмотрел на него:
— И дети, и взрослые суть твари Божьи. Но святы лишь очень немногие, например Дева Мария, или святой Андрей, или святой Георгий… Правда, дети не грешат так, как взрослые, ты это имеешь в виду?
— Возможно. — Гест закрыл глаза. — Только вот не знаю, на что Господу опереться, коли в детях нет святости.
На миг оба умолкли, слушая ворчание Рунольва.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал клирик, встал и вышел вон.
В ближайшие дни Гест медленно, но верно оклемался, снова встал на ноги. Но был печален, замкнут и никак не желал взбодриться, ничто не помогало — ни робкие увещевания Кнута, ни представления Рунольва, который, подражая ему, пронзительно рыдал и корчил плаксивые гримасы.