Стяжатель
Шрифт:
— Можешь звать меня Айкой, когда мы наедине или в присутствие моей дочери.
— Хорошо, Айка.
Хм, если бы меня спросили, кого бы я хотел увидеть на месте своей жены, то я бы ответил, что именно эту бесстрастную, беспринципную, прагматичную женщину. Она вызывает у меня неподдельную симпатию. Жаль, что я ей нужен в совершенно ином качестве. Впрочем, это не исключает партнерские и взаимовыгодные соглашения.
///
Мана шла домой, тихо радуясь тому, что вокруг темно и редкие прохожие не видят того, насколько у неё горят щеки. А те горели! Да и не только они! После такого вечера еще удивительно, что она может на своих ногах
Всё началось довольно безобидно, просто к ней на перемене подошла Асуми и сказала, что они вдвоем идут к русской в гости. Болтать… ну, о том, о чем нельзя разговаривать в присутствии маленькой Эны (хотя какая она маленькая уже…). Тут бы Мане отказаться (уже научилась как!), но сегодня в школе не было Акиры, Рио и Хайсо сидели грустные и ни над кем не подшучивали, поэтому Мана, слегка поколебавшись, дала согласие.
И они пошли.
Речь, конечно, завели об Акире, о ком же еще. Шираиши уже знала, что они с Асуми занимаются непристойностями, но относилась к этому спокойно. Почему — и сама не знала. Ну, знала, конечно, то, что он её не бросит, и этого ей было достаточно. Ну, по крайней мере так она сказала этим двоим, ни за что не собираясь признаваться в том, что у её спокойного отношения совершенно другие причины. А именно уверенность в том, что Акира никогда в жизни не станет Асуми хватать, говорить той ужасные грубые вещи, угрожать грязными словами, и… делать прочее.
Ну… прочее. То, что…
Щеки торопящейся домой девушки вспыхнули еще сильнее, так, что она попыталась вжать подбородок в грудь как можно глубже, закрывая волосами свое лицо.
В общем, её сначала пытались убедить в том, что она должна ревновать, а потом в том, что ревновать не стоит, потому что «надевшие черное»…
…и вот на этом месте Шираиши Мана начала превращаться в багровую лампочку, потому что Хиракава Асуми принялась рассказывать им двоим о том, как среди других, таких же как она, обстоят дела с этим.
А знала она об этом много!! Слишком много! Ужас как много!!
Когда хафу рассказала, что в Огасаваре, куда они ездили, есть несколько пустых домов, куда заселяются не только пациенты, но и приезжающие ради «этого самого» девушки-бойцы, Мана еще крепилась, но, когда синеглазая начала со вкусом рассказывать, что в Токио есть целые общежития, куда в соседние комнаты заселяются жаждущие любви… всё! Щеки воспылали, а голова пошла кругом!
Это же надо… так!
Нет, Мана, если не брать её личных внутренних демонов, которых она еще никому не показывала (кроме всей Японии, о чем она, вообще-то, не помнила), была очень хорошей и правильно воспитанной девочкой. Конечно, она многим интересовалась, когда находилась в безопасности и тишине своей комнаты, но это умозрительное любопытство было очень аккуратным, осторожным и робким. А тут на неё как начали вываливать правду о тех, с кем она связалась! Сексуальные маньяки, да и только!
К своему несчастью, Шираиши вспомнила о том, как случайно перепутала комнаты и всю ночь проспала в обнимку с Акирой, от чего ей прямо там поплохело, что привлекло внимание этих двух хищниц, со вкусом и восторгом обсуждающих эти извращения! Более того, русская зачем-то обнимала её, Ману, за талию, и норовила прислониться щекой к груди. Вот те самые объятия (довольно приятные, кстати говоря) неожиданно превратились в стальной капкан, а две прозорливые негодяйки принялись вытрясать из бордовой девушки причины её бордовости!
И вот… она убежала.
Если бы еще можно было бы убежать от своих мыслей! Тех, которые к ней приходили чаще всего в её комнате, но, вот незадача, из-за этих двух озабоченных негодяек посетившие её и сейчас! И не желающие отвязываться!
В обычной ситуации Мана бы никогда
не допустила того, чтобы влепиться на ходу носом в грудь совсем незнакомому человеку, да и подавляющее большинство этих человеков она бы заметила с высоты своего роста, но вот этот, в грудь которого она так внезапно ткнулась, был чересчур невовремя! Да еще и темно! Тихо пискнув что-то невнятное, Шираиши попыталась отскочить назад, поклониться, извиниться и стремглав улететь… но ей этого не дали.Незнакомец схватил её за плечи. Сильно, точно и крепко, как кошка хватает зазевавшегося воробья. Мана охнула, белый свет тут же сжался в овчинку, перед глазами промелькнули тысячи ужасных образов, среди которых (за долю секунды!) в ней разгорелась решимость закричать (и тут же утухла), желание ударить и убежать (да ни в жизни!), хотя бы вырваться и отпрыгнуть (а вот это можно!), но реальность оказалась слишком жестока к бедной девушке.
— Мана? — спросила её крепко сжимающая реальность очень знакомым ровным голосом, — Ты куда так торопишься? Тебя преследуют?
Ноги у девушки стали ватные, а затем она, вдохнув как следует знакомый запах, исходящий от неизвестного (уже почти известного, но увы, время, шок, обстоятельства!) обнимателя, решительно потеряла сознание.
Глава 11
Клетка разума
Привычка — страшная сила. Человек не осознает, как много в его жизни подчинено привычкам. Его разум фильтрует реальность, принимая искусственные нагромождения цивилизации как данность, как неоспоримость, как законы природы. Сначала смертный создает среду обитания, а затем она создает его детей, которые, в свою очередь, слегка меняют этот искусственный мир, приспосабливая его к своим нуждам, создавая изменения уже для своих детей. Это разумно, логично… близоруко.
Иногда ограничение собственного видения приводит к неспособности встретиться с новым. Осознать его достаточно быстро.
Например, с реальностью третьего турнира Ямикен.
Мой первый противник, смуглый житель гор откуда-то из России, оскорбился, когда я, вытянув вперед руку с катаной, уронил меч на песок подземной арены еще до того, как нам подали сигнал начинать бой. В его руках была метровая стальная палка, которую он полагал не менее эффективным оружием, чем катану. Возможно, так оно и было, но на сам бой отсутствие у меня или наличие у него оружия никак не повлияло. Всё потому, что сам этот бородатый парень был абсолютно не готов к подпольному турнирному поединку. Он выступал по общим правилам.
Он готовился к длительному бою.
Сократив дистанцию и перехватив тычок палки, зафиксировав ту в пространстве на секунду, я нанес второй рукой обманный удар, превращая его в захват. Вцепившись в затылок моментально растерявшегося противника, всё еще пытающегося понять, что делать с палкой, я с подшагом и разворотом швырнул его на пол арены, а затем, наклонившись, коротко и сильно ударил несколько раз сзади и сбоку по голове, выключая того, кто так и не понял, куда попал.
Выпрямился, забрал меч, и ушел с арены под крики и свист огромной толпы, наблюдающей все как вживую, так и с экранов, свисающих с потолков подземной арены.
Для страны, постоянно терзаемой землетрясениями, в Японии что-то многовато подземных арен…
Как только я зашел в комнату отдыха лидеров, как перед моим носом оказалось лезвие китайской алебарды, гуань дао. Тяжелое орудие удерживала всего одна тонкая девичья конечность. Сама её обладательница, светловолосая хрупкая девушка какой-то из юго-восточных народностей, одетая в яркий национальный костюм, смотрела на меня зло и с вызовом. Я ответил ей легким любопытством. В подобном хрупком теле никак не наблюдается достаточного количества мышц, чтобы удерживать такое орудие, но, тем не менее, видим то, что видим.