Сучка по прозвищу Леди

— Мне непременно нужно было испытать это на себе, — продолжал Друг. — Я подумал: ладно, пусть я ничего не понял, но Терри же сотворил что-то с учителем, поэтому я вышел из своего убежища и стал кричать на него. «Как ты посмел? Как ты посмел превратить человека в собаку? Превращай его немедленно в человека! Что ты о себе думаешь?» — Друг хмыкнул, вспомнив, как кричал на Терри. — И знаешь… Это могло бы сработать. Терри был в ужасе оттого, что кто-то может повести себя безрассудно и рассказать об увиденном. Наверно, за много лет не один человек становился свидетелем его проделок, но, полагаю, все держали рты на замке или попросту старались забыть об увиденном. А я кричал что было мочи! Мне, правда, кажется, что Терри был способен на все, лишь бы заставить меня замолчать, но в дело вмешались девчонки. Одна из них бросила в него камень. Терри как раз поднял банку, которую выронил Митч, лишившись рук, и в ней оставалось немного пива. Но когда камень угодил ему в шею, он закричал, и банка опять упала. Суть в том, что он почему-то решил, будто камень бросил я. Мне-то казалось, что девчонка станет собакой, ан нет — собакой стал я. Только что я орал на Терри, и вот я уже стою на четырех лапах и лаю на него. Девчонки с криками разбежались. Я же бросился на Терри и пребольно укусил его за ногу. Он упал, и, клянусь, я был готов вырвать его глотку. Не давая ему подняться, я вцепился зубами в его рубашку и лаял: «Сделай меня человеком, ублюдок, сделай меня человеком или от тебя мокрого места не останется». Но вскоре набежал народ, и мне пришлось спасаться.

— Значит, поначалу тебе не очень-то хотелось быть собакой? — спросила я.

— Знаешь, наверно, все-таки хотелось, но все же прошло два дня, прежде чем я освоился. А в тот момент я злился оттого, что он сделал это со мной без моего разрешения. Это было для меня самое ужасное.

Я посмотрела на Митча, который с унылым видом лежал на земле.

— А ты? Что думал ты? Митч вздохнул.

— Я чувствовал себя так, будто у меня все отняли. Я и сейчас чувствую то же. Хотя, наверно, я бы привык, если бы не одна вещь. Не могу забыть же ну и детей. — Он сглотнул слюну и поднял голову. — Каждый день хожу посмотреть на них. Очень скучаю. И все бы отдал за один вечер в своем доме рядом с женой и моими мальчишками перед телевизором. Очень по ним скучаю.

Митч заскулил и уронил голову на лапы. Мы с Другом подошли к нему, облизали его морду и понюхали у него под хвостом, чтобы рассмешить его.

— Хватит тебе, — сказал Друг. — Былого не вернешь. Мы все что-то потеряли — всё потеряли, если честно. Но подумай и о том, что ты обрел! Вспомни, как мы веселились сегодня вечером! А? Ну, что?

У Митча дрогнул хвост, и он поднял голову.

— И что с вами было дальше? У вас тоже есть хозяева? — спросила я.

В ответ оба зарычали и замотали головами.

— Хозяева! Еще не хватало, чтобы мной командовал кто-нибудь из этих! — заявил Друг.

— Мы сами по себе, — с гордостью произнес Митч. — Тебе известно, что собаки ночные существа?

Это люди требуют, чтобы мы бодрствовали днем, потому что их так больше устраивает. Но на самом деле мы предпочитаем ночную жизнь. Что может быть лучше, чем бежать под покровом темноты? Естественно, бежать вместе со стаей!

— Со стаей? — встрепенулась я. — А сколько вас в стае?

— Многие приходят, но они обычные собаки. А мы хотим, чтобы с нами были такие, как мы. Мы ждем тебя, малышка, — сказал Друг и растянул губы в жутком подобии улыбки, которая была больше похожа на оскал и из-за которой у меня шерсть встала дыбом на загривке.

— Вчера мы унюхали лису, — неожиданно произнес Митч. — Еще немного, и поймали бы ее.

— Бежали за ней вдоль железной дороги до самого Халма, — вставил Друг.

— Потом она заметалась по улицам, бросилась в парк, мы за ней. Вот уж…

— Вот уж полаяли всласть. Добежали до парка, а там она свернула…

— Опять помчалась по улицам. Мы помчались за ней, но…

— Что «но»? — спросила я.

— Учуяли суку с течкой, ну и отвлеклись. Пока я обдумывала сказанное, оба пса занялись тем, что стали усиленно чесаться.

— И вы?…

— Нет. Она оказалась запертой, — как бы безразлично отозвался Митч. — Половина псов Манчестера лаяла возле ее дома.

У моей тети была спаниельша, так, когда она текла, тетя не ходила с ней в парк, чтобы она не сбежала с каким-нибудь псом. А теперь я сама стала сукой. И у меня должна быть течка.

— Как часто бывает течка?

— Пару раз в год. — Друг подмигнул мне. — Тебе это понравится, малышка. И мне тоже!

Я зарычала на него, чтобы он не очень воображал!

Лизнув себя, я убедилась, что пока еще ничего нет, и тут до меня дошло.

— Охота! Вы когда-нибудь охотились на кошку?

— На кошку? — обиделся Митч, однако Друг загорелся идеей.

— Отлично! Будем охотиться на кошку — а потом, малышка, разделим ее между собой! Наш приятель их не любит.

— На кошку, — с отвращением повторил Митч. — Как можно их есть, ведь они бегают по крышам? Ну их! У них нет…

Он замолчал, пытаясь подобрать нужное слово, и я съежилась от стыда.

— Достоинства, — договорил Митч.

— Да уж, — согласилась с ним я. Друг застонал.

— Оставь достоинство проклятой человеческой расе! — рявкнул он. — Я хочу кошку!

Однако я могла думать лишь о том, как снова стать человеком, поэтому закрыла глаза, покачала головой и попыталась отогнать мучительные мысли.

Мы посидели немного, три собаки, а потом кто-то залаял неподалеку, и Друг с Митчем, не говоря ни слова, умчались с быстротой ветра.

Опять я осталась наедине с моим хозяином.

Глава 5

Терри проснулся, когда над домом встало солнце и осветило двор, где он провел ночь. Несмотря на то, что у него было помятое лицо и зловонное дыхание, я очень обрадовалась и облизала ему лицо. В ответ, постанывая, он взял в ладони мою морду и поцеловал меня в нос. Я сразу почувствовала, как он промерз за ночь, и именно в то утро впервые подумала, что все-таки неплохо быть собакой. Спишь себе на улице, а утром просыпаешься как ни в чем не бывало, не то что люди!.. У него же был такой вид, словно земля убивала его.

С трудом заняв сидячее положение, Терри вытащил из кармана банку с пивом.

— Доброе утро, Леди.

Он сделал пару глотков и, когда спиртное обожгло ему желудок, рыгнул. Я было решила, что его стошнит, но ему как-то удалось сдержать рвоту и проглотить обратно то, что подступило ко рту. Немного подождав, он сделал еще глоток, и все повторилось заново. Вот так, понемногу отпивая из банки, Терри постепенно влил в себя достаточно спиртного, чтобы обрести силы для встречи с новым днем.

— Ну вот, — сказал он. — Ну вот.

Он поднялся на подгибавшихся ногах и, похлопав себя по карманам, достал несколько кусочков хлеба, которые сберег мне на завтрак. Мрачно нависая надо мной, он смотрел, как я с жадностью проглотила хлеб и села в ожидании чего-нибудь еще.

— Остальное, Леди, надо заработать.

С этими словами он вновь опустился на одеяло и допил банку. Смотреть на него было все равно что смотреть на старый изношенный механизм, медленно возвращающийся к жизни по мере того, как масло бежит по деталям, или смотреть, как солнце согревает жука, не заметившего наступления ночи. Когда банка опустела, Терри встал рядом со мной на колени, поцеловал меня, похлопал по спине, погладил, короче говоря, устроил вокруг меня такое, что можно было подумать, будто он живет лишь ради меня. А я — я была благодарна ему и счастлива! Митч оказался прав, Терри отлично знал, как обращаться с собаками. Я становилась все счастливее и счастливее, пока не начала лаять, и скулить, и прыгать, и в восторге припадать к земле. В конце концов Терри поднялся на ноги, потянулся и принялся учить меня, как зарабатывать себе на пропитание.