Суд да дело
Шрифт:
окружить колени волшебной тайной
спрятать под красивым колоколом
нельзя чтобы каждый молокосос
имел их для обозрения в любую минуту
они должны мелькнуть на секунду
вспыхнуть в канкане
блеснуть черным шелком и снова исчезнуть
Подвязка
знаешь ли ты что есть мужчины
которые вздрогнут от одного этого слова
которые собирают наши подвязки в секретные альбомы
или в коробки из-под конфет
прокладывают папиросной бумагой
но и в далекой древности подвязка была окружена
особым
недаром она стала символом знаменитого
рыцарского ордена
это случилось много веков назад
английский король танцевал на
балу с графиней Солсбери
и вдруг ее голубая подвязка выскользнула
из-под платья
осталась лежать на полу
под хихиканье придворных насмешников
но король не растерялся тактично подхватил подвязку
и пристегнул ею собственный чулок
громко крикнув "Мне голубое к лицу и к ноге"
или "Учитесь не заметить"
или "Король не голый"
или еще что-то дав пример галантности
и основав "Орден Подвязки"
Но мы совсем забыли о тебе
это неправильно
пусть я предам всех женщин выдам нашу тайну
мы редко в этом сознаемся
но расстегивать ваши рубашки или пижамные куртки
пуговица за пуговицей это как разворачивать подарок
особенно если оттуда идет такой жар как у тебя
хочется тут же залить водой молоком лимонадом
шампанским
в следующий раз запасу
и как же легко как уверено они слетели с языка
эти невероятные слова "следующий раз"
А себе в следующий раз припасу корсет
вот уж повозишься со шнуровкой долго-долго
все же было в этом свое очарование
красивые плоды должны лежать открыто в чашах и вазах
а не висеть в мешочках с бретельками
но ведь и идею корсета когда-то сумели изгадить
видимо плоскогрудые ревновали и добились
чтобы корсет изменил свое назначение выставлять
а взял на себя роль скрывать
чтобы стальные пластины и китовый ус
сжимали бедных женщин до размера доски
до потери дыхания
и ведь не мужчины решили нас мучить
нет сами все сами
И уж коли речь и пальцы дошли до плодов
сознаюсь что каждый раз
когда я вижу как жадно ты тянешь их в рот
я боюсь твоего разочарования
ты может быть думал что это яблоки с Древа Познания
добра и зла
и рвешься вкусить вопреки Высочайшему запрещению
но это не так Творец не мог оставить их нам
иначе бы мы обогнали вас в познании
и отвлекались от главного дела родить
И уж коли речь и все остальное дошло до "родить"
прочь последняя нейлоновая преграда
прочь одеяла и пижамы
мы станем совсем одна плоть
хотя для этого придется совершить много
довольно смешных движений
больше тебе чем мне
это все же так смешно и несправедливо
что я могу лежать не напрягаясь
обнимать тебя и видеть белый свет
а ты должен отжиматься на руках как гимнаст
или остаешься
уткнувшись лицом в подушкуда еще вынужден скакать взад и вперед
как мальчик на лошадке-скакалке
хотя в этом светится смысл
быть может это проверка пути
пробный вагончик пускают по новой дороге сто раз
прежде чем пустят поезд с бесценным грузом
и помнишь мы говорили о бедности языка
о том что мы не можем передать друг другу
что с нами происходит в эти минуты
поэтому мудро умолкаем
и я тоже скоро вот-вот замолчу онемею
мы перейдем на язык цветов
ты так и сказал что в тебе расцветает цветок
заполняет лепестками все тело
это можно изобразить на экране
цветы будут разными иногда это мак
в другой раз пион рододендрон магнолия орхидея
так вот я хочу успеть сказать тебе
что у меня сегодня расцветает гладиолус
цветок за цветок по длинному стеблю
цветок за цветком цветок за цветком цветок за цветком
На исходе ночи Киперу приснился многосерийный сон. Он плыл в лодке по озеру Себаго, а на корме сидела женщина. Кругом плавали утки, гуси, чайки. Но женщина в каждой серии была другая. Некоторых он узнавал, некоторых - нет. Потому что ему все время приходилось оглядываться на дальний берег. Нацеливать нос лодки на теремок с лифтом, видневшийся там.
В какой-то из серий он вспомнил один прием. Чтобы сохранять направление, гребец должен смотреть на макушку сидящего на корме и совмещать ее с каким-нибудь деревом на берегу. Или скалой. И сохранять это совмещение, по-разному налегая на весла. Чуть сильнее - правым, чуть сильнее - левым. Тогда лодка будет двигаться правильным курсом, не нужно будет оглядываться назад каждую минуту.
Он так и сделал. Он сохранял направление. Но теремок перестал приближаться. Вдруг что-то испугало птиц на воде. Они с криками начали подниматься в воздух. Стая за стаей. Кипер оглянулся. Домика на берегу не было. Лесистые холмы раздвинулись и открыли бесконечную водную гладь. Уходящую до горизонта.
И тогда Кипер проснулся.
Долли лежала рядом, спиной к нему. Ее волосы катились по подушке, как волны во сне. Ее голое плечо светилось, как нагретый солнцем пляж. Ее новый ребенок, без шума и фанфар, начинал свое дальнее и трудное плавание.
Кипер осторожно встал, натянул халат поверх пижамы. Достал из-под кровати шлепанцы Роберта. Недельное пьянство напомнило о себе ноющей болью в висках. Он бесшумно дошел до дверей ванной, бесшумно прикрыл их за собой. Отыскал в шкафчике пузырек с аспирином. Проглотил несколько таблеток, запил водой из горсти. Ополоснул лицо, смочил волосы. Ему показалось, что седая прядь стала вдвое шире.
У ванной была вторая дверь. В коридор, в детскую, в другую спальню? Кипер поднял крючок, выглянул в открывшуюся щелку. Ромб солнечного света лежал на ковре в коридоре, стекал уголком на ступени лестницы. Грегори и Стелла серьезно смотрели с фотографии на стене. Стоявшей за их спинами Долли приходилось улыбаться за всех троих.