Суд общества офицеров и дуэль в войсках Российской Армии

За церковью последовала и светская власть. Во Франции первая попытка воспрещения судебного поединка была сделана Людовиком Святым (Etablissement 1260 г.), заменившим его доказательством через свидетелей. Попытка его была кратковременна, и поединок был восстановлен Филиппом Красивым (ordonnance 1306 г.), хотя, впрочем, применялся в значительно ограниченном числе дел и с такою сложную процедурою, которая свидетельствовала о его вымирании. С XIV столетия поединок, в смысле общего доказательства по делам уголовным, мало помалу теряет свою силу и выходит из употребления: во Франции в конце XVI века, в Англии к концу XV века и в Германии в начале XVII столетия [43] .

43

Н. Таганцев. «Лекции по русск. уголовн. праву», стр.199 и 200.

У нас, как указано выше, поединки подвергались самому деятельному преследованию со стороны духовенства, которое весьма рано стало вооружаться против них и явно стремилось к их искоренению. Конечно, пример духовенства должен был в этом, как и в других отношениях, произвести сильное влияние на деятельность Верховной светской власти. Но государи наши, понимая хорошо, что невозможно вдруг уничтожить обычай, укоренившийся в народе, действовали весьма умеренно. Оттого, наряду с крутыми мерами, принятыми духовенством, поединки весьма долго сохраняли свою силу и ограничения их со стороны власти законодательной состояли только в том, что она, с одной стороны, старалась точнее определить образ употребления поединков и подчинить их производство вполне надзору правительства и таким образом ослабить начало произвола, лежавшее в их основании, а с другой стороны, способствовала к тому, чтобы поединки утратили прежний характер случайности, составлявшей отличительную черту ордалий, и получили значение судебных доказательств, как положительных оснований судебного решения. Действительно, с объединением московской Руси под скипетром великого князя Иоанна III и царя Иоанна IV обычай «поля» приобретает государственное значение в тяжбах и подробно регламентируется в Судебниках 1497 и 1550 гг. и отчасти в Псковской [82] судной грамоте. Правила, которыми условливалась юридическая сила и действие судебных поединков, состоят в следующем:

1) По общему правилу, тяжущиеся должны были сами лично выходить на поединок (Судеб. 1550 г., ст… 13 и 14).

2) Из этого общего правила вытекало другое — начало представительства: некоторые лица имели право нанимать и ставить за себя наймитов (Судеб. 1550 г., ст. 19). Таким правом пользовались лица, не способные биться по своему возрасту, полу, физическим недостаткам и званию, как то: а) малолетние, б) престарелые, в) больные и увечные, г) женщины, которые, впрочем, по одной статье (119 ст.) Псковской судной грамоты 1397 года [44] , могли ставить вместо себя наймитов [45] только в том случае, если выходили на поединок с мужчинами, а женщины между собою должны были биться сами лично: «а жонки з жонкою присужати поле, а наймиту от жонки не бытии ни с одну сторону»; таким образом, в Псковской судной грамоте находится нигде небывалый закон о поединках женщин. Но позже, Судебником 1550 г., женщинам предоставлено было право, за себя нанимать другого биться на поле [46] ; д) духовные лица, которым впоследствии (соборными приговорами 1551 г. июня 26 и июля 15 [47] ) и вовсе было воспрещено употребление поединков. Право ставить за себя наймитов принадлежало и противной стороне означенных лиц [48] , исключая того случая, когда эти лица, в качестве ответчиков, должны были выходить на поединок с показывавшими против них свидетелями; последние не могли ставить за себя других, разве бы соединяли в себе те же основания неспособности к поединкам (Судебн. 1550 г., ст. 17). В тогдашней судебной практике самым употребительным и обыкновенным условием для открытия истины признавалось доказательство посредством [83] свидетелей; но этому доказательству были противопоставлены другие средства открытия истины, получавшие над ним явный перевес. Вопрос о справедливости показания свидетеля мог быть разрешен поединком или присягою или же тем и другою вместе: всякий, против кого сделано было свидетелем показание, имел право вызвать его на поединок предоставлено было также свидетелям одной стороны против свидетелей другой (Судебн. 1497 г., «статья о послушестве» и Судебн. 1550 г… ст. 15, 16 и 17).

44

Акты Арх. Эксп. 1 № 103, ст. 111, стр.18.

45

Под наймитом разумелся свободный человек, на время закабаленный или поступивший за определенную плату в услужение к другому свободному же лицу (Н. Качалов «Предварит. исследов.», стр.87 и 81).

46

Судебн. 1550 г.. стр.17 и 19.

47

Акты Арх. Эксп. I, № 229.

48

«А против наймита, истцу своего наймита волно, или сам лезет» (Пск. грам., ст. 34, стр.7).

3) Поединки происходили под надзором Правительства — в присутствии окольничего и дьяка — которые, явясь на место поединка, спрашивали тяжущихся, кто у них стряпчие [49] и поручники [50] и приказывали этим лицам присутствовать при поединке; людей посторонних окольничий и дьяк должны были удалять и в случае сопротивления отдавать в тюрьму (Судебн. 1550 г., 13 ст.). В Новгороде поединки совершались в присутствии посадника, тиуна, наместника и двух приставов. (Договор Новгорода с польским королем Казимиром IV, 1470–1471 г., ст. 10).

49

Под стряпчими здесь разумеются секунданты или охранители (Пахман «О судеб. доказ., стр.182).

50

Поруками обеспечивалось удовлетворение того, кто оставался правым (Каченовский «Рассуждение о судебн. поединках», стр.35).

4) Оружием для боя обыкновенно были дубины, палки и ослопы [51] (Судебн. 1550 г., ст. 13), а ратными доспехами — панцири, щиты, шишаки и железные латы [52] . Иногда поединки бывали и без всякого оружия. Существует предание, что в Москве, близ Никольских ворот, были три полянки с канавкою, у которой по сторонам становились соперники и, наклонивши головы, хватали друг друга за волосы, и кто кого перетягивал, тот и был прав; а кого перетягивали, к тому применяли доныне употребительную в народе поговорку о неудаче: «не тяга, сын [84] боярский!» Так как законы дозволяли мириться тем, которые приходили на поле, то сие и произвело пословицу: «подавайся по рукам, так легче будет волосам» [53] .

51

Ослопами назывались в старину дубины. рычаги и жерди. «пешая рать много собрана на них с ослопа. с топоры и с рогатинами» (Словарь Церковно — Славян… и Русск. языка, составлен. вторым отдел. Императорской Акад. Наук, 1847 г., II т.. стр.83).

52

Пахман «О судеб. доказ.». стр.182 и Снегирев «Русск. в св. послов.», III, стр.234.

53

Снегирев «Русские в своих пословицах», 1832 г… кн. III, стр.236.

Подробное описание вооружения мы находим у Барберини, бывшего у нас очевидцем поединка в XVI веке.

Рафаил Барберина, бывший в России в XVI веке, следующим образом описывает поединок, очевидцем которого он был: «Если случается тяжба между Московитянами такого рода, что один утверждает, что дал взаймы деньги, а другой отрекается от долга, и свидетельства этому никакого нет, то имеют они обычай, вызывать друг друга на поединок на площади, назначенной для боев такого рода. Если же один из тяжущихся, или оба они по трусости, по старости или по другой какой причине не хотят сражаться, то могут заменить себя другими ратниками: ибо всегда много есть охотников, которые за известную плату сражаются за других. Очень смешон способ их вооружения в этом случае: доспехи их так тяжелы, что, упавши, они не в силах бывают встать. Прежде всего надевают они большую кольчугу с рукавами, а на нее латы; на ноги чулки и шаровары также кольчужные; на голову шишак, повязанный кругом шеи кольчужною сеткою, которую посредством ремней подвязывают под мышки; на руки также кольчужные перчатки. Это оборонительное оружие. Наступательное же есть следующее: для левой руки железо, которое имеет два острых конца, наподобие двух кинжалов, один внизу, другой наверху, в середине же отверстие, в которое всовывают руку, так что рука не держит оружия, а между тем оно на ней. Далее имеют они род копья, но вилообразного, а за поясом железный топор. В сем–то вооружении сражаются они до тех пор, пока один из них не признает себя потерявшим поле. Мне рассказывали, что однажды случилось Литвину иметь подобный поединок с Москвитянином. Литвин никак не хотел надеть на себя все вооружение, а взял только нападательное оружие да еще украдкой захватил мешочек с песком и привязал его к себе. Когда дело дошло [85] до боя, он бегал легко и прыгал из стороны в сторону около Москвитянина, который, по причине тяжкого оружия, едва мог и медленно двигаться. Улучив время, Литвин искусно подскочил к нему и пустил в отверстие наличника щепоть песку [54] , так что ослепил его; и в это самое время железным топором начал ломать на нем оружие. Москвитянин, не могши ничего видеть, признал себя побежденным, и Литвин остался победителем. После этого случая Москвитяне не стали уже позволять иностранцам вступать с ними в подобные поединки» [55] .

54

Не отсюда ли пословица: пускать пыль в глаза. В Германии существует поговорка: «Sand in die Augen zu streuen», т. е. песок в глаза бросать.

55

Снегирев «Русск в св. послов.», т. III, стр.237–238.

5) Поединку обыкновенно предшествовало крестное целование, которое давали обе стороны: «целую крест и на поле с ним лезу битися». Но крест целовать должны были сами тяжущиеся, а наемные — только биться (Судебн. 1550 г., ст. 19 и Псков. суд. грам., ст. 34).

6) Последствием поединка было то, что побежденный подвергался взысканию цены иска и уплате полевых пошлин в пользу представителей правительства, присутствовавших на поединке (Судебн. 1550 г… ст. 9–12). Если один из борющихся на поединке падал замертво, то противная сторона теряла право взыскания с убитого или с его родственников (Псков. суд. Грам… ст. 35, стр.7). Законодательство, стремясь к уменьшению числа поединков, поощряло мировые сделки, для чего уменьшало количество пошлин, особенно если тяжущиеся помирятся на поле (Судеб. 1550 г., ст. 9).

7) Поединком решались дела как уголовные, так и гражданские, например: душегубство, грабеж, воровство, дела о займах. о земле и т. п. (Судеб. 1550 г., ст. 11, 12, 15, 16; Псков. суд. грам… ст. 9, 12, 17, 19, 25, 26 и др.).

Изложенные правила свидетельствуют, что светская верховная власть стремилась урегулировать поединки и подчинить их непосредственному ведению правительства, а с тем вместе и ограничить употребление их.

Но, несмотря на эти меры, поединки не уменьшались [86] и в начале XVI столетия дошли до наивысшего развития, доказательством чему может служить тяжба Ферапонтова монастыря с крестьянами соседней Есюинской волости в 1534 году. По поводу спора за межу, которую перешли на монастырской земле, обе стороны на суде заключили свои речи просьбою, обращенной к судьбе: «дай нам, господине, с ними в том Божию правду; целуем, господине, крест, да лезем с ними на поле битись» [56] .

56

Беляев. «Лекция по истории русского законодательства», стр.47.

Противодействие со стороны духовенства возобновилось вскоре по издании Судебника Иоанна IV (1550 г.). Стоглавом (1551 г.) предписывается: решать духовные ив сякие дела не поединком, а показаниями свидетелей и обыском; духовенству решительно запрещается употребление поединков, исключая, впрочем, дел, подлежавших суду светскому (статьи из Стоглава). Вероятно, под влиянием Духовенства и светская власть решилась, наконец, издать постановление, которым сила и употребление поединков были значительно ограничены; указом 1556 г. августа 21-го предписано: 1) при ссылке одной стороны на обыск, а другой — на свидетелей, решать дела не поединком, а обыском; 2) в обыске решать дела по большинству голосов, а по меньшинству обвинять без поединка и присяги; 3) хотя поединки не запрещаются, но если тяжущиеся досудятся до поединка, и один из них станет, вместо поля, требовать присяги, то дать им присягу и предоставить на волю противной стороне самой целовать крест или отдать присягу другой стороне; и 4) поединок не должен быть допускаем против ссылки на боярина, дьяка или приказного, равно как и против «общей правды» [57] .

57

Под показаниями «общей правды» разумелось свидетельство одного или нескольких лиц, на которое ссылались обе стороне (Пахман «О судеб. доказ.», стр.164).

Из этих постановлений видно, что поединки не были вовсе запрещены, но применение их значительно стеснено другими доказательствами, которыми предписано их заменять, а именно: обыском, показаниями свидетелей и присягою. Несмотря на эти ограничения, древний обычай [87] судебных поединков существовал еще долго; но под сильным влияние духовенства и ограничений со стороны законодательства мало помалу теряет свою силу и в XVI и в начале XVII веков совершенно вымирает сам собою, без всякого, сколько известно, положительного запрещения его светской властью [58] .

58

Пахман «О судеб. доказат.», стр.185–187 и Беляев «Лекции по истории русского законод.», стр.60–61. По свидетельству Флетчера, в царствование уде Феодора Иоанновича не было судебных поединков. (Снегирев. III, стр.239).

Вымирая, судебный поединок оставил, в виде наследия, в западноевропейских государства дуэль в ее современном значение. Но эти два типа единоборства, хотя и имеют точки соприкосновения, но, тем не менее, по своей юридической природе представляются совершенно различными. В поединке, как судебном доказательстве, шла речь о виновности сомнительной, которую нужно было доказать; в дуэли современной нет и речи о каком–либо сомнении: оба участника хорошо знают, кто совершил факт, послуживший основанием столкновения, кто виновник оскорбления. Судебный поединок есть доказательство, на основании которого постановляется решение; дуэль есть самое решение дела. Судебным поединком, как особым видом доказательства, мог воспользоваться всякий тяжущийся, всякий обвиненный; дуэль составляла привилегию высшего сословия, исключительно имевшего право носить оружие [59] .

59

Таганцев. «Лекции по русскому уголовному праву», стр.201.