Суд Рейнмена

– Вопрос сложный, — Павел ловко обошёл медлительный «Пежо» на перекрёстке, нагло проскочил под носом испуганно шарахнувшегося грузовика «Мэк» и так лихо подрезал автобус, на сиденьях которо-го важно развалились ярко одетые ученики младших классов, что водитель от удивления заехал колесом в ухаб, и автобус крепко тряхнуло.

– Вы видели? — спросил Павел, давясь смехом. — На заднем сидении развалилась такая толстая девчонка с кремовой трубочкой… Представляете, теперь весь крем из этой трубочки, наверное, оказался на её толстых щеках!

– А почему вас это забавляет? — Синдия уже поняла, что измерять поступки Павла Уланова мери-лом стандартной логики всё равно что вычерпывать океан литровой банкой и решила не тратить зря нервные клетки. Лучше попытаться понять своеобразную логику молодого писателя.

Павел вздохнул и ответил:

– Синдия Аркадьевна, видите ли, когда я вижу пассажирский автобус, отданный на частные нужды, я вспоминаю, как из-за этого возникают «дыры» в графике движения и на остановках собираются толпы, часами не могут уехать из «спальных районов», маршрутки берут чуть ли не штурмом. Как-то, мне тогда восемнадцать лет было, я заканчивал первый курс в универе и больших денег не зарабатывал. Нас троих, маму, Арину и меня пригласили на свадьбу к дочери какой-то дальней родственницы мамы. Она жила далеко, на Восточной стороне, и мы, зная особенности нашего транспорта, вышли из дома заранее. Ко-нечно, раз мы ехали на свадьбу, то постарались одеться как можно лучше. Мы стали ждать автобус. Лю-дей на остановке было уже много, и мы думали, что долго ждать не придётся. Но мы простояли полчаса, а ни одного автобуса не было. Маршрутки проносились мимо набитые, все ехали на центральный рынок, а «бомбиста» поймать было невозможно, они даже прибавляли скорость и объезжали остановку стороной. Наконец показался автобус; мы думали, что сейчас уедем, а он, поравнявшись с нами, не остановился. Он был набит школьниками, они вот так же чавкали орешками и трубочками и смотрели на людей на оста-новке как на цирковых обезьян. Представляете? Полторы сотни людей стоят на остановке под мартов-ским ветром, а автобусы везут малышей на «Мишкины шишки»! И мало того! Проезжая мимо остановки, он ещё и дал по газам и влетел в огромную лужу возле тротуара. Все её объезжали, а он проехал по ней. Мы стояли впереди, и почти вся вода выплеснулась на нас. Арина отшатнулась, упала и вывихнула плечо. Мы были насквозь мокрыми. А когда автобус проезжал, я увидел, как детишки буквально выпадают из окон и лопаются от хохота, показывая на нас пальцами, а один чертёнок ещё и язык мне высунул, и я сто-ял, как дурак, в заляпанной грязью куртке и даже не мог дать ему по губам, потому что автобус быстро скрылся. Естественно, никуда мы не поехали, вернулись домой в испачканной одежде, и Арина три неде-ли ходила с загипсованным плечом, — голос Павла задрожал от давней обиды. — Мама, правда, запом-нила номер автобуса, подала заявление в АТП, нашлись свидетели. В общем, того водителя заставили заплатить нам за химчистку, влепили выговор… Но с тех пор, когда я вижу пассажирский автобус в част-ном рейсе, у меня сразу всплывает в памяти тот перемазанный мороженым сопляк, который вывалил мне язык из окна автобуса, и так и хочется хоть по ерунде, но подпортить пассажирам настроение…

– Вы мстите всем за одного небрежного водителя и двадцать или тридцать плохо воспитанных де-тей? — уточнила Синдия. — они по глупости и недомыслию смеялись над вашими неприятностями, а вы обозлились на всех без разбора?

– Знаю, это глупо, — вздохнул Павел. — Но я с трудом забываю обиды. Может, я слишком злопа-мятный. Вы правы, может, я и зря срываю свою обиду на ком попало, но думаю: а ведь и этот водитель может просто так, по приколу наладить автобус в лужу рядом с тротуаром или остановкой; и эти детиш-ки, наверное, обхохочутся, если кого-то заляпает грязью. Глупо, верно, но именно так я и рассуждаю. Мама говорит, что всегда замечала за мной какую-то злопамятность, даже тогда, когда я ещё себя не помнил. А всё дело в том, что я не люблю, когда твердолобые болваны с одной извилиной, и то не в голо-ве, путают людей с ковриками для ног. Вам бы понравилось, если бы к вам так относились? Только не объясняйте мне снова, что такое хорошо и что такое плохо, а просто скажите «да» или «нет»!

Синдия уже не в первый раз замечала за собой, что присутствие Павла Уланова очень странным об-разом действует на неё. Никто другой не смог бы безнаказанно высказываться при ней в таком тоне. Но Павел обернулся к ней, ожидая ответа, и его красивое лицо приобрело такое непосредственное, по-детски беззащитное выражение, что Синдия просто не смогла достойно поставить его на место.

– Нет, — ответила она. — Мне бы это не понравилось.

– Как я рад, что вы со мной согласны! — с торжествующей улыбкой подытожил Павел.

Синдия хотела ответить, что она согласна по существу, но не согласна с тем, что мстить надо всем подряд без разбора, но тут БМВ уже затормозил около красно-белого павильона с неоновой вывеской «Ваш друг автомобиль: круглосуточно! Добро пожаловать! Сделайте автомобиль своим другом!»

– Добро пожаловать в рай для автомобилей! — воскликнул Павел, первым выскакивая из БМВ и распахивая дверцу перед Синдией.

Через два часа они уже ехали домой; машину снова вёл Павел.

– Видно, мужской максимализм мне всё же не чужд, — сказал он на выходе из магазина. — Но когда я сижу в машине, которую ведёт женщина, я чувствую нечто сродни комплексу неполноценности.

Синдия подумала, что, наверное, Павел потому так и обозлился при виде девицы в «Мерседесе», машине, как укрепилось в общественном мнении, традиционно «мужской» марки. «Мерседесы» и джипы имели усложнённую систему управления, требующую от водителя большой концентрации внимания, а далеко не все женщины могли за рулём забыть о своём макияже, причёске или перекрутившихся колгот-ках, и отсюда — аварии с участием водительниц. Красавцы «Мерседесы» и гордые джипы не прощали хозяйкам ни малейшего невнимания. Синдия знала только одну женщину, которая могла бы управлять «мужской» машиной; это была Иветта Станиславовна Малькова, исключение из правил. Поэтому Синдия была отчасти согласна с Павлом.

Расслабившись на переднем сидении рядом с Улановым, Синдия вспоминала магазин.

… Там Павел сразу вызвал в салон своего друга, познакомил его со своей спутницей и рассказал ис-торию с Бумером и котом так, что весь персонал стонал от хохота. Потом Павел велел подыскать для БМВ самую лучшую охранную систему. Продавцы, обрадованные визитом самого Тао Брэкстона, засуе-тились, и, пока Павел и Синдия угощались кофе в зале ожидания, консультант и старший продавец быст-ро нашли самый лучший защитный комплект. На прощание Павлу пришлось раздать около двух десятков автографов: у всех служащих оказались его книги, и на радостях сам директор магазина, спустившийся на оживлённый шум в зале, сделал Синдии огромную скидку и выдал дисконтную карту, а Павел пообещал прислать приглашения на презентацию «Каменной грозы».

– Презентация обещает быть многолюдной, — сказал он Синдии уже в машине.

В пути разговор снова зашёл о «человеке дождя».

– Антон Платов считает, что надо бы дать оповещение в прессу, — сказала Синдия. — а то народ, сам не ведая, провоцирует преступника…

– Тошка прав, это нужно сделать, — ответил Павел. — А то некоторые даже разговаривать нормаль-но не умеют, только орать и выдавать нецензурщину и не видят в этом ничего плохого. А есть ещё идио-ты, которые оправдывают «русский разговорный язык», монографии по нему пишут, Баркова переизда-ют! А вашего преступника уже, наверное, всё это достало, что отовсюду этот мат хлещет, как будто у многих, извините, задницы вместо ртов! Наверное, его или её до крайности довели! Мой отец человек высокой культуры, даже в мужской компании никогда не сквернословит, а уже чтобы на улице, да во всю глотку — никогда, а некоторые дети сейчас как раз от родителей и слышат эту гнусь! Ещё лет пятнадцать назад за брань на улице могли и оштрафовать, и даже задержать, то сейчас некоторые менты сами похле-ще бомжей матерятся!

– А кому придёт в голову стесняться женщин или детей, если некоторые женщины сами кого угодно могут послать куда угодно? — Синдия достала «Собрание» и закурила. — Или мимо школьных дворов в большую перемену без затычек в ушах не пройдёшь!

 - Конечно, нельзя убивать человека только за то, что он неправильно воспитан и иначе разговари-вать не умеет, — задумчиво сказал Павел. — Но, если ваш маньяк этого не понимает, надо предостеречь людей. Наверное, просто чересчур эмоциональные граждане постараются в людных местах сдерживать свой темперамент, а всякая шпана, пьяницы и бомжи — небольшая потеря для общества!

Павел произнёс это с такой ненавистью, что Синдия даже отшатнулась. Взрывная агрессивность Тао Брэкстона заставляла её поёживаться при чтении его книг и немного пугала наяву.

– Есть особи, родившиеся по ошибке, — продолжал Павел. — Прежде, чем доказывать, что я не прав и каждый человек имеет право жить, послушайте одну историю: в марте в Жуковском районе пятнадца-тилетний сопляк напал на восьмидесятитрёхлетнюю пенсионерку, выходящую из аптеки, вырвал у неё сумку с кошельком, где была половина её пенсии и квитанции на оплату квартиры, а когда женщина по-пыталась позвать на помощь, ударил её обломком стальной трубы по голове. Пенсионерка оказалась в больнице с сотрясением мозга, рваной раной лица и переломом шейки бедра. Сейчас она прикована к креслу на колёсиках и на лице у неё огромный шрам. А этот ублюдок на её пенсию нажрался дешёвой водки, вколол себе какой-то отравы пополам со стиральным порошком и перепихнулся на лавочке за бу-тылку пива с какой-нибудь рыночной шлюхой, которая за стакан выпивки на всё согласна! — Павел сжал руль так, что костяшки пальцев побелели, а губы, тоже крепко сжатые, обметало синевой. — Через неде-лю ему снова понадобилось срубить лёгких деньжат, и он напал возле булочной ещё на одну пожилую женщину, но на этот раз ему не повезло. Пенсионерка ходила в булочную не одна, а с внучкой. Девушка только с виду маленькая и худенькая, но имеет разряд по тхэквондо, и когда вышла из булочной и увиде-ла, как пьяный урод вырывает у бабушки сумку, съездила ему так, что он долго разогнуться не мог, и вы-звала по мобильнику милицию. Когда его уводили, он гнусавил, что завтра выйдет, приведёт друганов, и они уроют и девчонку, и бабушку, но вряд ли ему удастся это сделать в ближайшие 15 лет! — злорадно фыркнул Павел. — Подруга девочки работала в аптеке, возле которой этот гад совершил первое ограбле-ние, и когда услышала сообщение по телевизору в криминальных новостях, сразу опознала его и дала по-казания. Теперь ему ломится два ограбления, употребление наркотиков и причинение тяжких телесных повреждений. И если вы мне скажете, что этот урод, который грабил и избивал старушек, человек, имеющий право на жизнь, я буду так смеяться, что выпущу руль из рук и помну вашу великолепную ма-шину о первый же столб. От смеха я всё из рук роняю!

Павел тряхнул головой и вызывающе вздёрнул подбородок, как бы вызывая Синдию на спор.

– Это действительно нелюдь какой-то, — совершенно искренне ответила Синдия. — Мне даже нече-го сейчас вам возразить.

– Обе женщины — ветераны войны! — продолжал Павел. — Одна из них была военным врачом, спасла сотни жизней, вынесла на себе из-под огня несколько десятков раненых бойцов, награждена че-тырьмя орденами и семью медалями. Вторая, бабушка каратистки, танкистка, Герой Советского Союза, прошла до самого Берлина, пять раз была ранена, один раз спасла экипаж горящего танка. И против них — малолетний дегенерат, пропитой, с исколотыми венами, гнилыми внутренностями, скисшими мозгами и букетом венерических болезней, кроме, пожалуй, СПИДа. О его папаше сведений нет, а мать в шестой раз за восемь лет попадает в психушку с диагнозом «острый алкогольный психоз». И что, вы скажете, что этот уродец имеет право жить? Жалко, что ваш преступник начал выходить на дело только в апреле и не достал его! — Павел со злостью крутанул руль, и БМВ на крутом вираже влетел в Лермонтовский проезд. — И жалко, что на Украине и в Регионе отменена смертная казнь, а если бы и была, к малолетке её при-менить нельзя было бы. Лишить жизни такое существо — это даже не убийство, а санитарное мероприя-тие, вроде травли крыс!