Суд волков

Чума! Черная смерть! Все хорошо знали ее симптомы: сильнейший жар, гнойные бубоны в паху или под мышками, жгучая Жажда, кашель, затрудненное дыхание и затем, после ужасной агонии, смерть. Она вдруг начинала косить людей в том или ином городе, потом через несколько недель исчезала, непонятно по какой причине и каким образом, оставив после себя десятки Или сотни мертвецов. Курносая собирала жатву каждый год.

Конечно, некоторым счастливчикам удавалось выжить Другие золотом убеждали цирюльников вскрыть им бубоны Но таких было один на сто, на тысячу…

– Колодцы, Гийоме! Стереги колодцы! – приказала Жанна. – И воду берите только из них. Из дома не выходите! Ни к кому не прикасайтесь! Я не хочу потерять всех.

Он улыбнулся, чтобы успокоить ее.

– Мы и не такое видывали, – ответил он.

– Нужно просто запереться в доме, – сказал Сибуле. – Провизии у меня достаточно, слава богу. У Сидони и Гийоме, конечно, тоже. А у вас?

– На три-четыре дня, не больше, – ответила Жанна.

– Хотите, я вам принесу?

– Спасибо. Нет. Я постараюсь уехать в Анжер. Лавки откроете лишь после того, как эпидемия кончится.

Жозеф слушал этот разговор с озабоченным видом.

– Как вы рассчитываете уехать? – спросил он.

– На повозке, как обычно.

– Я удивлюсь, если вы найдете хоть одну. Уехать хотят все, кто еще этого не сделал.

За ужином все, естественно, пребывали в мрачном настроении. Слуги принесли новые известия: умерло еще шесть человек.

Ночью Жанна почти не спала. Разбудив утром слуг, она велела им сходить к тем, кто сдавал повозки в наем, и попросить придержать одну для нее. Через три часа они вернулись ни с чем: никого не смогли найти. Возможно, эти люди сами уже уехали.

Мысль о том, что придется остаться пленницей в городе, где свирепствует чума, приводила Жанну в трепет. В полдень с соседних колоколен раздался похоронный звон. Набравшись храбрости, она решила сходить на Главный рынок к мяснику, которого знала с тех времен, когда сама еще занималась покупками. У него была повозка. Следовало спешить, пока улицы не заполнились умирающими. Рынок был почти безлюден. Дом мясника наглухо закрыт. Она начала колотить в дверь и кричать:

– Мэтр Шарле, это Жанна де Бовуа!

Он знал ее прежде под этим именем.

На верхних этажах открылись два или три окна, оттуда высунулись головы любопытных. В исступлении она ударила дверь ладонью. Похоронный звон доносился с колокольни Сент-Эсташ, ему вторила колокольня Сен-Мерри.

В конце концов заскрипели засовы, одна из створок большой двери слегка приоткрылась: сквозь щелку Жанна разглядела нос и поймала взгляд – это был мэтр Шарле. Он узнал ее и, явно удивленный, открыл дверь пошире.

– Какой грохот! – воскликнул он. – Я не мог поверить, что это вы, мадам. Что привело вас ко мне? Я не продаю мясо со вчерашнего дня, вы же понимаете! Впрочем, и покупателей нет.

– Мэтр Шарле, сколько вы возьмете, чтобы вывезти из Парижа на повозке моего сына с кормилицей и меня с братом?

Он был изумлен:

– Куда вы хотите ехать?

– В Анжер.

– В Анжер?

Словно она сказала ему: на Луну.

– Но вас в Анжер просто не впустят. Они не впускают людей из чумных городов.

– Мы скажем, что приехали из Ла-Шатра. У меня там усадьба, меня все знают.

– Я не могу наживаться за ваш счет, – сказал он. – Сговоримся на пяти ливрах.

– Семь, если выедем немедленно, мэтр Шарле.

– Вы хотите обогнать смерть? – лукаво спросил он. – Хорошо, постойте здесь, я запрягу лошадей. Делаю это только ради вас.

У Жанны пересохло в горле и запеклись губы. Она слышала, как позвякивает сбруя, стучит копытами лошадь, скрипят кольца навеса. Потом в доме раздался голос мэтра Шарле, который крикнул, что уезжает в Анжер и вернется в конце недели. Наконец он поднял засов, державший вторую створку, и распахнул двери настежь. В ноздри Жанне ударил запах мяса. Она увидела подвешенные на крюках туши, и это зрелище показалось ей зловещим.

Повозка медленно выехала из сарая. Мэтр Шарле тщательно закрыл двери, изнутри кто-то опустил засов. Она заняла место рядом с возницей.

Улицы были почти пусты, проехали только конные стражники: они направлялись галопом к улице Бьевр и едва не сбили простоволосую женщину, которая с воплем выскочила из дома.

Когда повозка остановилась перед особняком Дюмонслен, Жанна спрыгнула на землю и бросилась в дом.

– Быстрее, вы все, я нашла повозку! Мы уезжаем! Жозеф, кормилица, уезжаем прямо сейчас!

Она побежала, перескакивая через две ступеньки, на второй этаж, поспешно швырнула попавшиеся под руку вещи в дорожный кофр, взяла толстый кошель и кинжал. Слуги снесли кофр вниз и поставили на повозку. Увидев их, мэтр Шарле попросил воды; они побежали в дом и принесли ему полную фляжку. Он отпил большой глоток. Слуги снова бросились в дом за сундуками кормилицы и Деодата, а затем, уже сильно запыхавшись, помогли Жозефу вынести и его сундук.

– Запритесь на засов! Не выходите сами и никого не впускайте! – сказала она слугам, выдав им щедрый задаток в счет жалованья.

Не менее ошеломленные, чем она, они опять побежали в дом и вернулись с корзиной, куда положили жареного цыпленка, большой пирог с ветчиной, хлеб, вино, пирожки, оплетенные бутылки с водой и столовый нож.

– Да благословит вас Господь! Да защитит вас Господь! – закричали они, когда повозка тронулась с места.

По пути они встретили процессию босоногих кающихся со свечами в руках, которая направлялась к церкви Сен-Мерри. Кормилица перекрестилась. Жозеф с любопытством смотрел на этих людей, которые, несомненно, считали чуму Божьей карой за грехи города. Но за какие грехи?

До наступления темноты они уже были в Ножане. У городских ворот сонный стражник спросил, откуда они приехали, поскольку был отдан приказ не пропускать никого из Парижа; они ответили, что едут из Дрё. Он пропустил их. Жанна выбрала лучший постоялый двор, и там они плотно поужинали. Жозеф занял отдельную спальню, Жанна оплатила вторую для мэтра Шарле и разместилась в третьей вместе с кормилицей и Деодатом.

Неужели это и есть жизнь? – спрашивала она себя, раздеваясь. Неужели существуешь для того, чтобы спасаться бегством от озверелой солдатни, чумы, горя, охотников на ведьм? И чтобы затем вновь предстать голышом пред очами разгневанного Бога?