Суд времени. Выпуски № 35-46
Шрифт:
Кургинян:Замечательно!
Басовская:А, если не так горячо! А, если, все-таки вспомнить!..
Кургинян:Почему не горячо? А Николаю Карловичу можно?
Басовская:Ему можно! У меня к нему отдельная симпатия! Дело в том, что история, действительно, всегда вызывает страсти. Но я никак не ожидала, что разговор о передаче превратиться в то, во что он превратился. Я совершенно ошеломлена!
Один эксперт убивается, что в Латвии фашисты, а я убиваюсь, что у нас! Они меня волнуют гораздо страшнее.
Симиндей:Но министр иностранных
Басовская:Что в России, в России — фашисты! А мы тут горюем по Латвии! Оставим пока!
Советский проект, если бы не провалился, мы бы уже догнали Северную Корею! И, наверное, сегодня все в завершение спели бы, что-нибудь восторженное! Так что это — не история. Это политические страсти, но имеющие налет истории. Каждую минуту то, что было, вот, секунду здесь: прошла ведущая — это уже история! Это уже момент истории.
И то, как она терпит наши страсти! Кстати, приятнейшим образом!
Когда-то в историко-архивном институте, много лет назад, в советское время я организовывала со своими студентами суды истории. Здесь назвали «Суд времени», там были «Суды истории». Мы год готовились! Студенты читали источники и литературу…
Стрижак:Какое дело вы обсуждали?
Басовская:Бонапарта судили, Цицерона! Вот брали на себя смелость от лица истории! И вот суд над Бонапартом. Страсти всегда вокруг всяких фигур. Встает, там кто-то, сейчас он известный историк и говорит: «Что вы, сидящие в этом зале? В чем обвиняете великого человека? Что он взял власть, которая сама плыла к нему в руки? Да, кто из вас этого бы не сделал?» Ответ второго нынешнего доцента, ёрнический: «Но мы же комсомольцы!»
И такой хохот! А рядом КГБ, Лубянка! Я думаю: «Куда я уеду с этого суда, с данного суда истории?»
Кургинян:Да, ладно!
Басовская:Ну, образно! Шутка! Кому такие мелкие люди, как историки-медиевисты интересны? Я поняла Вашу реплику! А могли быть интересны!
Кургинян:Есть такое великое произведение Достоевского «Записки из подполья». Но его герой не главный человек, как вы знаете, и не идеал. Вот нельзя говорить в одном тоне, который там взят.
О чем может порядочный человек говорить с наибольшим удовольствием? О себе. Вот я и буду говорить о себе.
Стрижак:Но коротко!
Кургинян:Нельзя говорить о своих приобретениях, зная, что большинство вашего народа потерпело сокрушительную катастрофу! О себе нельзя говорить!
Мне хорошо! Между прочим, как каждый, сидящий здесь понимает, мне тоже хорошо!
Но есть еще другие! И, поверьте мне, что, если вы не будете думать о них, то они очень специфически начнут думать о вас! И тогда никому не будет хорошо!
Стрижак:Итак, мы продолжаем наш разговор в этой студии. Напоминаю, что это специальный выпуск программы «Суд времени».
Так, пожалуйста, Саша!
( Александр Мельман— обозреватель газеты «Московский комсомолец»).
Мельман:Ну, как телекритик, т. е., с точки зрения своей профессии, я сижу и у меня полное впечатление, что я смотрю телевизор и просто получаю удовольствие от всего того, что происходит.
То есть по телевизионному канону — это все очень здорово
и очень правильно, когда такой сгусток энергии в студии, и он передается через экран, местами переходящий в ненависть к оппоненту. В легкую ненависть.Что, в общем, это все очень правильно! С точки зрения…
Стрижак:То есть, Вы считаете, мы здесь каждую секунду помним: «Это камера! Сейчас она меня красиво возьмет? Я дам страсть!» Ведь это не так происходит! Вы же видите!
Мельман:Нет, ну, вот, я и говорю! Я говорю о телевизионном, таком виртуальном смысле, виртуальном эфире.
Стрижак:Я понимаю! Здесь просто нет расчета!
Сванидзе:Это просто игра с погружением!
Мельман:Да! Я сейчас об этом скажу! А с точки зрения суда времени без кавычек, т. е., вот того самого смысла нашей истории.
У меня вот после всей этой программы, после всего цикла вызывает в общем опасение будущее нашей прекрасной Родины.
Потому что, если, вот, элита без всяких кавычек, не может договориться о каких-то единых смыслах, глядя назад в историю. Нашу, российскую, русскую историю, то что же говорить о нормальных телезрителях?
Значит, вот в таком случае, я просто бы хотел сказать здесь немножко о программе. Это — очень русская, очень российская программа. Когда мы здесь сидим все, спорим, кричим, ругаемся, любим, ненавидим и понимаем, что вокруг после этого спора ничего не произойдет! Мы ни на что не повлияем, мы ни на что не можем воздействовать! И здесь я ставлю лейтмотивом…
Стрижак:Печально! Печально!
Мельман:Основным лейтмотивом здесь проходит то, что нас обманули! Нас обманули в 90-е годы, нас обманули в советское время! Нас обманули раньше!
Стрижак:Но Саша! Разве даже говорить об этом — это не уже есть хорошее?
Мельман:Нет! Я согласен! Но, просто, я хочу сказать, что как раз плюс этого времени — вот эта самая атомизация, которую дают в отрицательном контексте. Когда человек имеет возможность выбора, но он не умеет выбирать именно в силу нашего прошлого и советского и досоветского!
Выбор — это самое главное, а выбирать по-прежнему мы не умеем!
Я хочу сказать об этой программе. О том, что вот оппоненты, господин Кургинян и господин Млечин, они, на самом-то деле, гораздо сложнее, чем те некие маски может быть очень глубокие и интересные, и те основные тренды, которые они здесь представляют.
И каждый из них является и советским, и антисоветским! И каждый из нас также является советским и антисоветским.
Другое дело, если говорить о том, почему рухнула страна наш любимый Советский Союз в одночасье, сразу после того, как ввели вот эту самую гласность.
Михаил Сергеевич Горбачев ее ввел и как разрешили нам читать то, что не разрешали и сразу после этого страна рухнула! И да, это было с перебором!
Но что? Где основа этой страны, которая рушиться только после получения некой новой информации?
Но, с другой стороны, если все проанализировать.
Когда такие люди, ярые диссиденты, как Владимир Максимов, Александр Зиновьев и даже Александр Исаевич Солженицын пересмотрели во многом свои взгляды на наше советское прошлое и на то, что происходит сейчас! К этому надо относиться очень серьезно!