Суд
Шрифт:
— Я бы их еще сегодня отправил землю рыть, — с яростью сказал Ростовцев…
В некрологе сообщалось, что министр умер после тяжелой и продолжительной болезни. Но для работников министерства все произошло быстро. Казалось, всего несколько дней назад видели, как он утром в министерстве выходил из лифта на своем этаже, а сегодня в вестибюле уже висит траурное объявление, и с фотографии смотрит на них совсем еще молодой мужчина с энергичным лицом, с живыми, пристальными глазами. Таким министра помнят немногие…
У
Кичигин принял активное участие в похоронах министра. Стоял у гроба в почетном карауле, выслушал с постным лицом все речи на гражданской панихиде и поехал на кладбище. В жестко секущую метель стоял без шапки у могилы и в минуты захоронения помог какой-то родственнице покойного. А когда стали с кладбища расходиться, он пристроился в толпе к Сараеву, взял его за локоть, спросил тихо:
— Разве по русскому обычаю помянуть не надо?
— А вы на поминки званы? — съехидничал Сараев.
— Кажется, на поминки можно являться без приглашения.
— А вы знаете, где устраиваются поминки?
— Наша викторина затянулась, — улыбнулся Кичигин. — Не упростить ли ситуацию и не зайти ли нам, без приглашения, в ресторан гостиницы «Украина»? Там очень мило…
Сараеву чертовски хотелось выпить. Еще во время панихиды, когда от трогательных речей у него защемило сердце и он невольно стал думать о себе, что он вот тоже не молод и долго на грешной земле не задержится, — ему до спазм в горле стало жалко себя, стало холодно и вдруг неудержимо захотелось глотнуть крепкого, чтобы дух захватило, согрелась душа и все вокруг стало краше и веселее. Предложение Кичигина было так кстати, что он ответил нетерпеливо:
— А поближе ничего нет?
— Там посолиднее, Сергей Антонович, там можно взять борщок с пампушкой, попросить зажарить колбаски домашней, а под такую закуску выпить — что песню спеть, — сочно рассмеялся Кичигин.
Выйдя с кладбища, Кичигин перехватил такси, и спустя каких-нибудь десять минут они уже входили в дышащий теплом и вкусными запахами ресторанный зал, а навстречу им уже торопился элегантный метрдотель, и, оказывается, он знал Кичигина — они поздоровались за руку.
Как ловко все это умеет Кичигин! Сараев не смог бы даже толком договориться с официантом о заказе. А тут все шло как по маслу.
Пока они ждали заказанное, Сараев оглядывал массивные, прямо церковные, стены зала и заинтересовался сидевшей рядом за большим столом негритянской семьей, и так
ему интересно было на них смотреть, что он не сразу услышал, о чем говорит ему Кичигин.— …Что я думаю, Сергей Антонович, — задумчиво говорил Кичигин, вертя пальцами пустую водочную рюмку. — Как-то зашоренно мы живем, без душевного отдыха…
Официант принес бутылку водки в ведерке со льдом и наполнил рюмки, мгновенно отпотевшие.
— Я вижу, вас заинтересовало черное семейство, — продолжал Кичигин. — Задуматься только — они приехали в нашу Россию из какой-то богом забытой африканской страны и видят больше нас с вами. У нас работа, работа и еще раз работа, пока голова не высохнет… Вы видели фильм «Уставших лошадей пристреливают»?
— Первый раз слышу, — ответил Сараев, продолжая смотреть на негров.
— Нет, правда — работа, работа, работа, и нет этому конца. А вокруг целый мир — с событиями, всякими страстями, а нам вроде нет до него дела. Гляжу сегодня на министра — снежок мягко ложится на его лицо — и думаю, что он вот такого прикосновения снега к лицу за последние тридцать лет не слышал. Не слышит и теперь. У него вся жизнь — кабинет, заседания, машина, поезд, самолет, и так без конца. Ну, и что?
— Жалко его, очень жалко, — тяжело вздохнул Сараев, и на душе у него стало сумрачно.
Кичигин протянул к нему свою рюмку.
— Пусть земля ему будет пухом…
Они выпили коротким броском и не сразу поставили рюмки. Закусили холодной осетринкой с хреном.
— Хорошо придумалось сюда пойти, — сказал Сараев, оглядываясь вокруг с каким-то новым интересом. — Ей-богу, так и есть — даже в такое местечко заскочишь разве что с похорон. — Он как-то стесненно засмеялся.
Кичигин снова наполнил рюмки и заговорил все с той же раздумчивостью человека, которого потянуло на откровенность:
— Я часто задаю себе вопрос — как видят нас наши зарубежные коллеги? Не думали об этом?
Сараев промолчал. Он вспомнил Швецию, зеленую лужайку перед виллой, белый «фольксваген» и в толпе веселых гостей себя, приметного среди них с первого взгляда.
— Помните приезд наших французских коллег? От фирмы, которая — мы знаем — дышит на ладан. Мы же — фирма — вся автомобильная промышленность великого Советского государства. А как они заносчиво держались! Помните, прием они для нас устроили в отеле. Мы поехали туда прямо с работы, а они встречают нас в смокингах, откуда-то дам выкопали. У меня было такое впечатление, что они все это для того, чтобы посмеяться над нами.
— Смеха-то у них не получилось… — вяло возразил Сараев. — Министр тогда на прием не приехал, послал меня, и я им передал его слова — де не мог приехать, так как занят делами, они сразу увяли.
— И принялись нас спаивать, — сердито добавил Кичигин. — И все со смешком, с улыбочками.
— Я тогда думал только — почему мы не устроили прием для них? Могли бы им предложить не тарталетки с сыром, а по-русски — на отвал.
— Вот это было бы лишнее, — не согласился Кичигин. — А главное, не по-деловому — переговоры были явно безрезультатные, а мы им вместо контракта водочки.