Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)
Шрифт:
"Принеси мне рог".
Слова одного короля, который стоял сейчас перед ней, держа в руке флакон с кровью, рассеялись, точно дым, унесенный невидимым ветром, и вместо них прозвучал другой голос, глухой, исполненный боли и страха. Другой король. Тот, что умер там, где сейчас сидела она.
"Принеси мне рог".
Голос в сознании Рапсодии зазвучал громче, и она вцепилась в край стола, а потом, сжав зубы, с трудом покачала головой, когда Грунтор, которого встревожила неожиданная перемена, начал подниматься со своего стула. Она закрыла глаза и позволила словам промчаться сквозь свое сознание и вырваться на волю:
– Принеси... мне... рог! Ради
Оба болга вздрогнули от звука чужого голоса - мужчина из последних сил сражался со смертью. Боль исказила лицо Рапсодии, и она еще сильнее схватилась за край стола.
– Анборн! Барет! Кто-нибудь... О боги...
Акмед быстро схватил Грунтора за рукав, когда тот собрался сделать шаг к Певице.
– Оставь ее, - коротко бросил он.
Сержант сердито стряхнул его руку, но вмешиваться не стал.
– Нет!
– выдохнула Рапсодия.
– Проклятье! Энвин... будь ты проклята... о нет...
– Ой не желает видеть, как Гвиллиам умирает еще раз, - проворчал Грунтор.
– Хорошо, что он сдох, надеюсь, червям было вкусно.
– Мой народ - прошептала Рапсодия.
– Мой прекрасный народ... Пожалуйста, помогите мне. Принесите Великую Печать. Я должен, должен...
Даже Акмеда охватила тревога, когда Рапсодия перевернулась на спину и повалилась на стол, глядя в потолок остекленевшими глазами и задыхаясь.
– Печать, - прошептала она голосом Гвиллиама.
– Пожалуйста, Великую Печать, и воды, прошу вас, кто-нибудь, дайте воды.
Болги переглянулись, и Грунтор с такой силой вцепился в стоящий перед ним стул, что сломал деревянную спинку. Он много раз оказывался рядом с Рапсодией, когда ее посещали видения, но так и не смог к ним привыкнуть.
На лице Рапсодии появилось изумление.
– Не может быть, - грустно проговорила она и прищурилась, уставившись в потолок, на котором сверкала медная чешуя дракона с серебряными когтями, изображенного среди хрустальных звезд, сияющих на кобальтовом небе.
– Ах, Энвин. В конце концов ты одержала надо мной победу.
– Голос Гвиллиама звучал тихо, удивленно.
– Какая ирония! Я умираю под изображением огромного дракона, которого сам же и приказал нарисовать на потолке в честь твоей матери. Даже в последние мгновения своей жизни я вынужден смотреть на тебя, умирая, видеть то, что стало мне ненавистно.
Краска схлынула с лица Рапсодии, и на розовых щеках разлилась мертвенная бледность. Она начала задыхаться, и Акмеда охватила паника. Он поставил флакон и обежал стол, Грунтор не отставал от него ни на шаг. Король схватил Рапсодию за плечи, поставил на ноги и левой рукой принялся хлопать по щекам.
– Хватит, Рапсодия, - прошептал он.
– Хватит... отпусти видение.
Она смотрела мимо него, словно заглядывала за Покров Гоэн. Бледные, бескровные губы потрескались.
– Все зря, - произнесла она тусклым голосом, и свет погас в ее глазах.
– Все мои великие начинания, мои мечты. Все зря. Ты был прав, Хааг. Ты был прав...
Акмед мягко встряхнул Рапсодию, пытаясь разорвать цепи видения, но оно не отступало. Он слышал, как у него за спиной в волнении сопит Грунтор.
– Все в порядке, - сказал он сержанту.
– Видение должно дойти до конца.
– Конец ее видения - смерть, - проревел Грунтор.
– Давай, мисси, возвращайся к нам, ну же!
– Я заглядываю в Подземное Царство, - прохрипела Рапсодия.
– Но я сам виновен, сам вырыл себе могилу. Великая Печать. Энвин, прости меня, прости меня, мой народ. Печать...
– Рапсодия...
Вскрикнув,
Рапсодия дернулась в руках Акмеда, ее начала бить крупная дрожь. Но уже в следующее мгновение ее тело обмякло, она заморгала и открыла глаза. Взглянув в обеспокоенные лица друзей, она тяжело вздохнула и сказала:– Нужно поискать другое развлечение.
Акмед нахмурился, хорошенько ее встряхнул, затем выпустил и снова взял в руки флакон.
– Как ты думаешь, что означали те идиотские слова насчет Великой Печати?
– Не знаю, - покачала головой Рапсодия.
– Я только почувствовала, что он в ужасе. С каждым ударом сердца из тела Гвиллиама вытекала кровь, и он знал, что умирает. Какое жуткое ощущение. Надеюсь, я умру быстро.
– Она вспомнила о своей просьбе, обращенной к лорду Роуэну, его обещание помочь, и ей стало немного легче.
– Теперь я знаю, какими были последние слова последнего короля намерьенов.
– Может быть, когда-нибудь они даже пригодятся, - пробурчал Акмед.
Грунтор крепко обнял ее и спросил:
– Ты точно в порядке, мисси?
– Она кивнула, и он наградил ее сердитым взглядом.
– Ну, поняла теперь, что ты все еще Дающая Имя? Жаль, конечно, что ты оказалась не права. Снова будешь пугать меня до ужаса своими дурацкими припадками.
– Как ты думаешь, может быть, Великой Печатью он называл королевский герб?
– повернулась она к Акмеду.
– Только вот какой? В их спальне мы обнаружили два: герб сереннского королевского дома, точно такой же красовался и на всех монетах того времени, или тот, что мы видели над кроватью Энвин, - дракон на границе мира?
– Понятия не имею, - ответил он и направился к двери.
– Сейчас у меня есть дела поважнее. Если ты собираешься в Тириан, счастливого пути. Сообщи, когда будешь готова созвать Совет, мы оставим рог здесь до твоего возвращения. Если захочешь побыть в горах, постарайся особенно не высовываться. Пусть тот, кто осмелится на нас напасть, увидит лишь пустую оболочку. Если они настолько глупы и решатся воевать, надеюсь, они получат удовольствие, обнаружив, что у нас внутри.
Болги внимательно выслушали своего короля, заметив, как изменились его призывы и распоряжения, которые он теперь передавал ежедневно одновременно с самыми разнообразными военными приказами.
Когда его голос смолк, они вернулись к прерванным занятиям, не обращая внимания на разговор, доносившийся до них сквозь толщу камня. Его вели на языке людей, и болги его не понимали. Король Акмед умел заставить гору говорить, но не всегда на болгише. Болги ничего не знали о приспособлениях и приборах в библиотеке Гвиллиама. Они считали, что сам король и есть голос горы и ее уши.
Он правил землей у них под ногами и воздухом, которым они дышали. Им потребовалось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к тому, что ими повелевает Бог.
И потому большинство болгов перестали обращать внимание на разговор, который вели между собой король, его сержант и Первая женщина. Их голоса заглушил грохот марширующих ног и звон оружия.
Большинство болгов, но только не Искатели.
Все члены тайного общества, все болги, охваченные необъяснимой страстью собирать предметы, принадлежавшие виллимам и несущие на себе Знак, стояли и, словно зачарованные, слушали Голос, зазвучавший впервые за столько поколений, что и сосчитать невозможно. Как и их далекие предшественники, они почувствовали отклик в своих душах, зов крови, исконный и глубинный, такой настойчивый, что он причинял боль, не позволяя воспротивиться или не подчиниться.