Судьба: Дитя Неба

И потому большинство болгов перестали обращать внимание на разговор, который вели между собой король, его сержант и Первая женщина. Их голоса заглушил грохот марширующих ног и звон оружия.

Большинство болгов, но только не Искатели.

Все члены тайного общества, все болги, охваченные необъяснимой страстью собирать предметы, принадлежавшие виллимам и несущие на себе Знак, стояли и, словно зачарованные, слушали Голос, зазвучавший впервые за столько поколений, что и сосчитать невозможно. Как и их далекие предшественники, они почувствовали отклик в своих душах, зов крови, исконный и глубинный, такой настойчивый, что он причинял боль, не позволяя воспротивиться или не подчиниться.

«Принеси мне рог».

54

В туннелях Руки

Тонкий узор плесени на потолке, запах сырости, мочи, секса, легкая, лохматая пыль… После того как огонь прожег ему весь путь до Дома Памяти, Грунтору наконец удалось справиться со страхом перед туннелями. Он не боялся пустыни и был готов, не задумываясь, броситься с оружием в руках на врага. В туннелях он редко оказывался один, вот как сейчас.

Земля казалась ему здесь — в указательном пальце руки, составляющей пять намерьенских туннелей, — какой-то неправильной. Эта часть горы находилась глубже всего и слишком далеко от тех мест, где шли восстановительные работы. Если бы Грунтор не искал то, о чем предупредила Акмеда Дитя Земли, никто бы и не узнал о существовании этих туннелей. Скорее всего они выполняли роль канализационной системы, которая, как и многое в глубинах намерьенских лабиринтов, оставалась разрушенной.

Грунтор уже много часов брел, спотыкаясь, в кромешной темноте. Он искал хоть что-нибудь, но не нашел ничего, даже намека на то, что в этих туннелях кто-то побывал. Все следы на земляном полу были старательно уничтожены, если они были.

И тут в конце туннеля, являвшегося средним пальцем огромной руки, он подошел к высохшей цистерне, родной сестре множества других, встречавшихся ему на пути. Но стоило ему оказаться рядом с ней, и поверхность его кожи едва ощутимо загудела. Тогда Грунтор открыл фонарь и поднес его к самым глазам.

На стене среди зарослей лишайника выступало изображение руки.

Грунтор радостно улыбнулся, продемонстрировав вонючему воздуху свои безупречно ухоженные клыки.

— Спасибо, милочка, — сказал он.

Затем он наклонился над цистерной. Ее труба была забита каким-то мусором, тем или иным способом попавшим внутрь, в нем даже успели пустить корни растения, решившие поселиться тут много лет назад. Грунтор поставил на пол фонарь и, ухватившись за каменную крышку цистерны, с силой потянул ее на себя. Она легко скользнула в сторону, по правде говоря, настолько легко, что он чуть не выпустил тяжелый диск из рук.

Внутри цистерны начинался другой туннель, темный и чистый. Сержант подобрал фонарь и начал спускаться вниз.

Оказалось немного узковато, но после путешествия по Корню подобные трудности его не пугали. Выставив перед собой фонарь, Грунтор выполз из трубы и оказался в большой, похожей на пещеру комнате, наверное, когда-то непосредственно связанной с цистерной.

В свете фонаря он увидел огромное количество самых разных предметов — бесценных и совсем ничего не стоящих, реликвии и мусор времен Гвиллиама. Золотые, серебряные, платиновые, медные монеты были собраны в кучи, словно опавшие листья, зато часы, рукояти сломанных мечей, кирпичи для согревания постели, куски одежды, аккуратно свернутые, лежали в самодельных витринах и на подставках. Грунтор с удивлением смотрел на отполированные до блеска пуговицы, вилки и ножи, щетки без щетины, медали, кольца, знаки отличия, чернильницы из черной глины, золотые кубки, книжные переплеты, осколки посуды и множество других самых разных предметов, предназначенных для военных и мирных целей.

Их объединяло только одно: каждый предмет украшал королевский герб Серендаира.

Грунтор снял свой рогатый шлем и, не в силах скрыть изумления, почесал в затылке.

— И что все это значит? — пробормотал он.

Чуть поодаль от остальных, словно на почетном месте, лежало четыре предмета, по-видимому, найденных последними: керамическая тарелка, монета, как две капли воды похожая на своих сестер, поцарапанная крышка от коробки из какого-то необычного, отливающего синевой дерева и ночной горшок со сломанной ручкой.

— Чтоб мне провалиться! — прошептал сержант.

Он осторожно огляделся по сторонам и наконец нашел то, что искал. Под полусгнившими бочками, украшенными королевским знаком, прятался тяжелый деревянный предмет в форме песочных часов. Грунтор осторожно взял его в руки и перевернул.

И сразу же увидел королевский герб, выполненный из почерневшего от времени серебра, с сухими кусочками воска, прилипшими к краям.

Печать. Королевская печать.

«Принеси мне Великую Печать».

Грунтор быстро собрал все недавно появившиеся здесь предметы, кроме тарелки, и засунул их в заплечную сумку. Затем он быстро выбрался из цистерны и погасил свет.

Пещера Спящего Дитя

Глубокая тишина наполняла руины Лориториума, и если бы не тепло, которое дарил ему огненный источник, пылающий на площади, где сходились разрушенные улицы, он превратился бы в холодный безжизненный склеп. Но крошечное пламя, яркое, точно солнце, отбрасывало слабые мерцающие тени на стены подземного города. Тишина была не удручающей, а торжественной, ее пронизывала музыка, медленная, ласковая, пусть и лишенная звуков.

Красные зимние цветы в руках Рапсодии сияли в мерцающем свете. Она собрала их в саду Элизиума после того, как закрыла дом, готовясь к дальней дороге в Тириан. Рапсодия стояла возле Дитя Земли, восхищаясь ее диковинной красотой. Гладкая, серая кожа, совсем как у статуи, — мрамор, испещренный коричневыми и зелеными, изумрудными и пурпурными прожилками. Тонкие и одновременно резкие черты лица, похожие на траву ресницы, прозрачные, будто яичная скорлупа, веки.

Чтобы согреть Дитя, она осторожно накрыла ее одеялом из гагачьего пуха, привезенным из Тириана, и подоткнула его под плащ, оставленный Грунтором. Затем положила цветы на алтарь из Живого Камня, ставшего постелью для Дитя, наклонилась и поцеловала ее в лоб.

— Это от твоей матери Земли, — прошептала она. — Даже в самые холодные и темные дни она дарит нам яркие цветы, чтобы нас согреть.

Губы Спящего Дитя слегка шевельнулись, и она снова погрузилась в сон.

Рапсодия погладила ее по белым волосам, хрупким и сухим, словно схваченная морозом трава, вспомнив, что они были золотыми на концах и зелеными у корней, когда она ее увидела впервые. Как и Земля, уснувшая под снежным одеялом, Дитя крепко спала.

Глядя на нее, Рапсодия вспомнила слова Праматери дракианки: