Судьба: Дитя Неба

Грунтор кивнул, и Акмед добавил:

— Лирины будут ее охранять, но я намерен подготовиться к любым неожиданностям.

— А какие стрелки сгодятся для твоей «флейты»? — поинтересовался Грунтор.

— Тяжелые. Вот почему мне нужно расширить ее внутри.

— Ну и поганый же звук у нее будет!

— Вряд ли Рапсодия обратит на это внимание. Особенно если эта штука поможет ей остаться в живых.

Они занимались своими делами, пока огонь в костре окончательно не погас, затем Грунтор покормил лошадей, накрыл их одеялами на ночь и собрался улечься спать между Акмедом, чья очередь была охранять их лагерь, и кострищем. Бросив взгляд в сторону друга, он спросил:

— А ты ей расскажешь, что еще умеет ее флейта, кроме того, чтобы музыку играть?

— Нет. Ей не нужно этого знать. Я надеюсь, тебе удастся вытащить стрелки из тел, прежде чем она их увидит. — Акмед сел поудобнее. — Очень важно, чтобы она ни о чем не догадалась. Она должна думать, что сама может о себе позаботиться, что никто не стоит у нее за спиной.

Грунтор сердито вздохнул и проворчал:

— Ой ненавидит ей врать. Вы то и дело все врете, меня бы уже давно стошнило. Как вы только себя терпите?

— Да, мы врем. Все, кроме тебя, друг мой. Стоит только сказать правду про что-то одно, как придется говорить и про все остальное. Ложь помогает нам себя выносить. Я очень надеюсь, что ты проживешь достаточно долго, чтобы понять, что я имею в виду.

Однако Грунтор, давно привыкший к звучанию этого поразительного голоса, уже спал.

Дворец лиринов в Ньюид-Дда

Рапсодия выглянула во двор: вокруг царила ночь. Подготовка к коронации шла весь день и закончилась лишь с наступлением темноты. Деревья в Тириане украшали гирлянды из зимних цветов и колокольчиков, звенящих на ветру.

Во дворе построили высокий помост, а вокруг него скамьи для почетных гостей, причем все было рассчитано таким образом, чтобы гости могли свободно подойти и поздравить новую королеву лиринов. Стук молотков и визжание пил наводили Рапсодию на мысли о виселице. Очень подходящее сравнение, учитывая, что она чувствовала себя пленницей, которую на рассвете ждет смерть.

Теперь же, когда грохот стройки смолк, она открыла огромные застекленные двери балкона и впустила в комнату ночной воздух. Ветерок подхватил занавески и принялся с ними играть, а Рапсодия с удовольствием вдыхала чистый свежий воздух на редкость теплой для зимы ночи. Листья золотянки, украшавшие балдахин над ее кроватью, тихонько зашуршали, когда она села, больше всего на свете желая оказаться в Элизиуме.

Занавески вновь затрепетали, раздуваемые легким ветерком, и из теней на балкон выступил закутанный в плащ человек, который тут же прошел в комнату. Рапсодия испуганно подняла голову, но уже в следующее мгновение с облегчением улыбнулась и, соскочив с кровати, поспешила навстречу гостю.

— Ты пришел! Я так надеялась, что ты придешь. Как же я рада тебя видеть!

— Виселица почти готова, — грустно улыбнулся Акмед. — У тебя еще есть время сбежать.

— Не искушай меня. Я рассчитывала, что ты меня поддержишь. — Рапсодия взяла плащ Акмеда и повесила в шкаф.

— Новых миров, куда ты могла бы бежать, не осталось, — заметил Акмед, взяв в руки графин с бренди, который стоял на буфете, и тяжелый хрустальный стакан.

Рапсодия вздрогнула. Воспоминание о Корне по-прежнему оставалось ярким, даже спустя столько времени.

— Я думала, ты пришел, чтобы поднять мне настроение.

— Окно открыто, нам никто не помешает уйти, — сказал Акмед, усаживаясь на обтянутый бархатом стул у камина.

— В таком случае чего ты тут расселся?

— А я хочу немного отдохнуть. — Акмед посмотрел на огонь, ровно горевший в камине. — Рано или поздно тебе все равно придется выбрать место, где ты останешься жить навсегда. Чем это тебе не подходит?

— Замечательно, — со вздохом сказала Рапсодия. — Меня уже изгнали из Элизиума. Ты проделал такой путь, чтобы сообщить, что у меня отняли мой герцогский титул и владения?

— Нет, конечно. — Акмед сделал глоток бренди. — Теперь твой Элизиум понадобится тебе больше, чем когда-либо.

Рапсодия подошла к окну и закрыла балконную дверь, затем повернулась и прислонилась к ней спиной, сложив на груди руки и разглядывая Акмеда.

— Почему у меня такое необычное, диковинное ощущение? Может быть, это значит, что я совершаю ошибку?

— Я был бы гораздо сильнее обеспокоен, если бы у тебя такого чувства не возникло, — усмехнулся Акмед. — Интуиция тебе сейчас не помощник. Хорошо, что ты волнуешься, по крайней мере ты ввязываешься в это с открытыми глазами.

Рапсодия подошла к нему и, наклонившись, приподняла его подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Помоги мне, — попросила она.

Он ответил ей спокойным взглядом, в котором не было и тени сочувствия.

— Ты не нуждаешься в моей помощи. У тебя есть армия, которая защитит тебя в случае необходимости. И полно советников. Кроме того, в твоем распоряжении имеется казна, и теперь ты можешь накупить себе кучу тряпок и побрякушек, хотя одни только боги знают, зачем тебе еще. Ты уже и так опустошила мои сундуки. Какую еще помощь я могу тебе оказать?

— Скажи, что я поступаю правильно.

— Нет. Ты и сама все знаешь. Корона не станет твоей завтра, она уже сейчас парит у тебя над головой. Если хочешь отменить церемонию, валяй. Кроме тебя, ни у кого нет ни малейших сомнений в том, что она твоя.

— И все? Значит, это твой самый лучший совет?

— Я дал тебе совет давным-давно, — фыркнув, ответил Акмед. — Держи голову выше. Тебе будет больно, ты должна это понимать и быть готова. Данное правило относится не только к тактике ведения боя. Рапсодия невольно улыбнулась.

— Наверное, ты прав. Ты останешься?

— Пару минут назад ты спросила, чего я тут расселся.

— Я надеялась, что ты меня отсюда заберешь.

— Тебе решать, останешься ты здесь или нет. Тут я тебе не помощник.

Рапсодия снова вздохнула и вернулась к окну. Она выглянула во двор, но в темноте уже не смогла разглядеть ни помоста, ни скамей для гостей. Она прижалась лбом к холодному стеклу.

— Я остаюсь.

Акмед улыбнулся, но она стояла к нему спиной и не видела его улыбки.

— В любом случае, когда будешь готова, просто обернись. И увидишь меня у себя за спиной.

— Простите, миледи, могу я вас побеспокоить?

Рапсодия открыла дверь своей спальни, завязывая пояс на шелковом халате.

— Да, Сильвия?

Ей пришлось прикрыть глаза рукой от яркого света, лившегося из окна, сделанного прямо около двери.

Гофмейстер, немолодая женщина, которая сразу понравилась Рапсодии, нервно сжимала руки. Ее миндалевидные глаза, черные, словно кусок обсидиана, указывали на то, что она из городских лиринов. Она изо всех сил пыталась говорить спокойно.