Судьба для Времени...

Центральный замок казался столь огромным, что в нем могли бы расположиться несколько больших городов сразу. Своды были высокими, проемы гигантскими. Стены украшало множество окон разных форм и размеров. Башни соединялись между собой каменными лестницами, невероятным образом закрепленными в воздухе, закругленными, с резными высокими перилами. Но главное отличие от соседних замков было в том, что по каждому стыку стен, словно из самих облаков, бежали серебряные нити, что делало строение живым.

В главном зале замка, наполненном ослепительным светом и постоянно меняющимися настенными фресками, на высоком троне сидела немолодая женщина. Ее величественный облик можно было назвать пугающим. Но при этом она была ослепительно красива, хотя точно рассмотреть черты ее лица было невозможно. Лишь глаза… как миллионы зеркал, хаотично расставленных или погруженных друг в друга.

Печальным взглядом она смотрела на стены, в очередной раз принимая установленный порядок и суть своего существования.

— Как он? — Мужчина одного с ней возраста тихо подошел и встал рядом, сочувствующе положив руки ей на плечи.

— Брат, — она грустно улыбнулась в знак приветствия, взглянув на своего собеседника. — Все как обычно.

— Возможно, тебе не стоит так сильно опустошать его, Фатум? Даже я, по своей натуре не склонный к сочувствию и состраданию, не могу слышать его крики, полные боли.

— Таков порядок и его суть.

— Я не понимаю тебя. Ради кого ты стараешься, доводя до грани своих детей? Кто-то хоть раз оценил тебя за все эти жертвы? — вскипел мужчина.

— Не начинай, Рейт. Ты все прекрасно понимаешь.

— Да, я понимаю. Ты и я — писари, владеющие одинаковыми навыками, с той лишь разницей, что ты пишешь серебром, а я пишу золой. Но наши тексты неразрывно связаны, потому что без моих правок твои истории не могут дать жизнь твоей дочери! И меня в этом все устраивает. Но меня не устраивает, что ты готова довести до исчезновения своего сына ради дополнительного времени для этих… никчемных существ!

— Ты говоришь о людях, Рейт! Существа — ты и я, а они живые люди! — не выдержав незаслуженных обвинений, женщина вспылила.

— Очнись, сестра. Эти твои люди не ценят дар моего племянника. Ну посмотри. — Мужчина взял сестру за руку и потянул к огромному панорамному окну, в котором бликовали яркими красками все уголки необъятной Вселенной. — Возьми хотя бы вот этого человека. Что ты видишь?

В расступающейся дымке показался мужчина лет сорока с неухоженной внешностью, стаканом алкоголя в руке и пустым взглядом, уставленным в телевизор.

— Он должен был сделать важное открытие в химии, помнишь? — не унимался Рейт. — Но вдруг решил, что его желания глупые и неосуществимые! Теперь он работает слесарем в автомастерской и просто прожигает время за бутылкой. Он решил! Вот оно, право выбора! Он перечеркнул твою и мою работу, что мне неважно, по большому счету, но самое ужасное, что он растоптал часть души твоего сына, не использовав ее с должной бережливостью. Продолжим?

— Нет. — Фатум развернулась и пошла к своему трону. — Именно поэтому я делаю то, что должна. Люди боятся, сомневаются, переживают из-за неудач, и это, кстати, твои проделки. Чтобы быть в состоянии достигнуть чего-либо, им нужно время.

— Фатум, через какие-то три цикла мой племянник войдет в свою полную силу, и ты не сможешь его контролировать, как сейчас. Подумай об этом.

В словах Рейта имелась доля истины, и было очевидно, что Фатум это понимала. Сейчас она максимально распыляла душу сына, оставляя лишь небольшой огонек, ориентируясь на свои убеждения и любовь ко всему живому. Если она не научит мальчика самостоятельно делать свое дело с теми же мыслями, может произойти катастрофа.

Рейт шел по белоснежной дороге, оставляя за собой следы пепла. Он направлялся в правый замок, где жил его племянник. Быстро поднявшись по витиевато закрученным лестницам и пройдя через огромный тронный зал, похожий на темное звездное небо, он вошел в спальню, где у кровати своего брата сидела хрупкая белокурая девушка.

— Харт, — мужчина присел рядом, — как идет восстановление?

— Мечется, кричит, но пока не открывал глаз, — девушка заплакала. — Дядя, его крики боли проникают в меня, даже когда я погружаюсь в таинство. Мне его жаль, ведь я так сильно его люблю…

— Знаю, дорогая, — вздохнул Рейт.

Одно присутствие Харт усиливало все его чувства и переживания. И это было не случайно — ведь именно она наполняла каждое писание матери и дяди своими эмоциями.

— Почему ему так сложно быть собой? — вдруг спросила Харт.

— Ему не сложно быть собой, ему сложно терять себя.

Рейт смотрел на юношу, лежащего на кровати. Тот беспокойно метался и вскрикивал, сжимал белоснежные простыни и ронял редкие звездные слезы из закрытых глаз.

Резко открыв глаза, я все еще пыталась проморгать ясные картины сна. В подобные моменты абсолютно оправданно недопонимаешь, откуда в твоем подсознании такие видения и сюжеты. Помнилось все до мелочей, кроме лиц. Именно они ускользали.

Воспоминания прошедшей ночи очень быстро вытеснили из головы беспокойное сновидение, и я поймала себя на мысли, что улыбаюсь. Новый день чувствовался особенным, да и я теперь будто стала другой.

Павел сладко спал рядом. Какое-то время я рассматривала его лицо, а потом решила убежать, чтоб своими эмоциями счастья не разбудить любимого мужчину. Поцеловала его в плечо, очень осторожно скатилась с кровати и на цыпочках побежала к себе в комнату, завернувшись в покрывало.

Я смотрела на себя в зеркало ванной комнаты: припухшие губы, живые веселые глаза, блуждающая улыбка… Стоило мысленно возродить подробности, как щеки заливала краска, а внутри все переворачивалось, будто на качелях “солнышко” крутанула.

Лежа в ванне, полной пены, я закрыла глаза и пребывала в тихом умиротворении и спокойствии.

— Доброе утро, пропажа. — Павел нежно коснулся губами моих губ.

— Привет. — Я улыбнулась.

Ночью все казалось таким естественным и правильным, но вот встретить среди бела дня его прямой взгляд оказалось сложно. Неудобно… Господи, а в голову, как назло, лезли мои стоны и ночные «просьбы» … Я подтянула колени к груди и обняла их руками, словно пытаясь спрятаться от Павла.

— Когда ты успела сбежать? — Он сделал вид, что не заметил моего стыда.

— Около часа назад. — Я подула на мыльные пузырьки и подняла взгляд. Не сдержалась.

— Почему не осталась? — Он пытливо смотрел на меня. Провел ладонью по моим щекам.

— Не хотела тебя будить… — Его ласка распаляла меня, и я прикусила губу, чтоб не застонать в голос.

— Я был бы не против проснуться от твоих нежных рук. — Он огладил мои плечи.

Это была какая-то изощренная пытка! Он прекрасно видел мое состояние, напряжение, но упорно продолжал игру.

— Перестань, ты меня смущаешь, — улыбнулась я и опустила глаза.