Судьба генерала

— А чёрт его знает, чего он хочет, — пробурчал Фёдор Уваров вполне искренне на ухо Юлиане, — хотя этот граф и выглядит уж очень серьёзным, но не удивлюсь, если из него получится пламенный обожатель прелестей этой голубоглазой нимфы, ведь известно, что в тихом омуте черти водятся, а твоя родственница лакомый кусочек.

— Я тебе, Федька, все твои волосы выдеру, если ты позаришься на Луизу, — рассмеявшись, вцепилась вдруг в густые курчавые каштановые волосы Юлиана, сбив треуголку с головы кавалергарда.

— Вы уже дерётесь? — спросила, подходя к ним, Луиза.

— Да, я вот только заметил, что ваше высочество удивительно похожи на гуляющую в полночь в этом старинном парке белокурую нимфу, ступающую своими невесомыми ножками по лунному лучу, а меня за это хотят лишить шевелюры, — проговорил, лукаво улыбаясь, бравый генерал-адъютант и склонился в почтительном поклоне.

— Ого, за такой чудесный комплимент можете поцеловать мне руку, — сказала довольная Луиза. — А вы, оказывается, не только саблей можете махать.

— Фёдор — очень многосторонняя натура, даже слишком, — проговорила Юлиана, пребольно ущипнув за руку и глазом не моргнувшего кавалериста, любезно прикладывающегося в этот момент к ручке её высочества. — Что-что, а салаты он может заправлять хоть круглые сутки подряд.

— О чём это ты? Какие такие салаты? — недоумённо воззрился на неё Уваров.

— Потом расскажу, — отмахнулась от него Юлиана. — Луиза, с тобой хочет побеседовать граф Панин.

Никита Петрович уже стоял рядом, галантно склонившись в поклоне.

— О чём же, граф, вы со мной хотели поговорить? — спросила великая княжна и, легко ступая, неспешно пошла по дорожке сада.

Уваров и Юлиана намеренно отстали от них, чтобы не слышать их беседы.

— До того как я увидел вас здесь, среди кустов цветущей сирени, идущей по дорожке действительно воздушной поступью, как царица эльфов, я просто был намерен попросить вас передать вашему мужу, что мне бы хотелось встретиться с ним для важного разговора, но после того как я увидел прекрасную, воистину сказочную принцессу, слова вдруг от волнения стали застывать и я могу только восхищённо молчать и любоваться вами, — вкрадчиво проговорил Никита Петрович, счастливый баловень судьбы, ставший в двадцать четыре года генералом, через год — губернатором, а сейчас, в тридцать лет, вице-канцлером в Коллегии иностранных дел и действительным тайным советником.

Луиза удивлённо посмотрела на Панина. Он слыл при дворе человеком крутым, высокомерным. Многих отталкивал его резкий, надменно-холодный взгляд. А сейчас он был так очарователен: глаза ласковы и нежны, на красивых губах играла тонкая аристократическая улыбка человека, умевшего ценить все прелести жизни, а особенно женскую красоту.

— Я приятно удивлена, граф. Комплименты сегодня сыпятся на меня как из рога изобилия: лихой кавалерист назвал меня нимфой, шагающей по лунному лучу, вы — царицей эльфов, — с увлечением закокетничала жена цесаревича. — Так кто же я, в конце концов?

— Вы царица моего сердца, — склонился в изящном поклоне дипломат, — но я бы страстно желал, чтобы вы стали законной императрицей и для всей нашей империи.

Луиза ошарашенно уставилась на Панина.

— Вот это натиск! — воскликнула она. — От вас я не ожидала столь лихого кавалеристского налёта. Не об этом ли вы хотите поговорить с моим мужем?

— Только о втором, о первом же я хочу говорить... вернее, умолять, конечно, только вас, Луиза.

Великая княжна немного растерянно и с большим любопытством вновь посмотрела на высокого, говорившего сочным басом дипломата, затем перевела взгляд своих широко раскрытых голубых глаз на куст высокой сирени и потянулась за белыми гроздьями. Граф порывисто выпрямился и, быстро сломав ветку, протянул её княжне. Руки их встретились. Собеседников словно ударило электрическим током. Панин нагнулся и поцеловал Луизу в губы. Потом они долго шли по дорожке, не произнося ни слова. Великая княжна с упоением вдыхала запах сирени, погружая улыбающееся лицо в цветочные гроздья. Соловьи выводили в лесу страстные трели.

— Вы всегда мешаете любовь с политикой? — спросила Луиза, поднимаясь по крыльцу небольшого павильона, построенного в китайском стиле.

— Только когда увидел тебя, — ответил смело граф.

Какая женщина могла устоять против этого? Только не романтичная Луиза, так страстно желавшая двух вещей: быть наконец-то любимой и стать всё-таки, несмотря ни на что, наперекор судьбе, императрицей огромной и загадочной России. И она вдруг поняла, что этот статный, с могучим торсом и недюжинным умом и волей аристократ мог дать ей всё, что жаждала её темпераментная и честолюбивая натура. Неожиданно в воспалившемся воображении всплыл образ покойной императрицы, и она поняла, что же чувствовала Екатерина, тогда ещё не Великая, встретив Григория Орлова сорок лет назад. И Луиза, то бишь Елизавета Алексеевна, сделала свой выбор.

Когда обе великие княжны встретились в карете, покинув нехотя каждая своё любовное гнёздышко в Каменноостровском лесу, они некоторое время ехали молча, находясь во власти ещё не остывших чувств.

— И о чём же с тобой толковал так долго граф Панин? — игриво улыбаясь, проворковала Юлиана, нацепившая и шляпку, и перчатки, и тонкую полупрозрачную индийскую шаль, превратившись вновь в скромную великую княжну.

— Он называл меня царицей эльфов и своего сердца, — ответила, удовлетворённо вздыхая, Луиза.

— Все они так говорят на первом-то свидании, — проворчала вдруг сварливо Юлиана, — а вот потом уж не упустят момента попросить о протекции себе или своему дружку. Хотя чего Бога гневить, и мы и они получаем в конце концов то, чего хотим. Надо быть довольным и за это.

— Ну, в данном случае просить протекции вынуждена скорее я, — загадочно проговорила Луиза с интонацией, которая не позволила любопытной Юлиане задать вопрос, вертевшийся на язычке.

Вскоре уже подъезжали к Зимнему дворцу. И Луиза, входя под его сумрачные своды, продолжала вдыхать запах сирени и целовать белые гроздья, стараясь не потерять ощущения счастья и надежды на будущее — их заронил в её уже почти отчаявшуюся душу этот сильный и бесстрашный мужчина, и она с благодарностью помнила его всю свою жизнь. А ветка белой сирени теперь всегда стояла у неё в покоях, или гроздь этих цветов была приколота к корсажу до конца её не такой уж и счастливой жизни, несмотря на всё внешнее благополучие. И только один человек в мире знал, о чём вспоминает царица, поглядывая на ослепительно белые цветы.

Вечером этого же дня, когда Луиза укладывалась в широкую семейную кровать под огромным лиловым балдахином, она, зевнув, склонилась к уху цесаревича и сказала, что Никита Панин и генерал-губернатор Петербурга фон дер Пален хотят с ним встретиться тайно завтра в расположении Семёновского полка, шефом которого наследник престола являлся.

— Ты что, Луиза, рехнулась? Если папаша узнает об этом тайном свидании, то мы с тобой живо окажемся в крепости, — горячо, испуганно зашептал Александр. — Ты помнишь, что сделал Пётр Первый со своим сыном Алексеем? И если ты думаешь, что отец пощадит тебя как женщину и великую княжну, то ты крупно ошибаешься.

— Прекрати хныкать и будь мужчиной, — прошипела разозлённая Елизавета Алексеевна. — Над нами и так висит дамоклов меч! Разве ты не видишь, как на нас поглядывает твой сумасшедший папенька? Если мы будем сидеть сложа руки, то уж точно окажемся и в крепости, и на дыбе. Иди и выслушай этих людей. Ну, а если всё-таки о твоей встрече пронюхает император, то скажешь ему смело, что хотел узнать, о чём замышляют заговорщики, и тогда уж предупредить государя.

— Господи, во что же ты меня втягиваешь?! — застонал Александр, у него от испуга руки и ноги стали ледяными.