Судьба и другие аттракционы (сборник)

— Тогда Сури и все они, — Стоя оскорбилась моим тоном, — они все игрушки в их руках. Как ты не понимаешь?!

«Тебе что, уже жаль тех своих „лучших чувств“ на земле Гирэ?» — Хорошо, что я не сказал ей этого, сумел удержаться все-таки. Ведь, по сути, она спрашивала: «Получается, я стреляла по людям из-за живых игрушек?!»

Я поднимаюсь на локте на нашей постели:

— Скажи-ка, разве что-то меняется от этого в философии Сури, в лиричности Айешки, в «фиолетовом мамонте» на скале? Я не уверен, что ты права в своей догадке… но даже если и так! Сури и его гирэ будут все-таки глубже и добрее своих богов. Если они — я показываю на мертвый город за окном нашей «палатки» — в самом деле, пожелали стать богами.

К нам пришла «учительница», села рядом с собакой. Может быть, она нуждается в ремонте? (Она же знает, что люди могут устранить ее неисправности.) Нет, с ней, она говорит, все в порядке. Мы пытаемся ее расспрашивать. Она излагает, что знает. А знает она много, особенно, что касается математики.

Мы вскрыли ее «черепную коробку», там всё то же, что и у других биороботов. Но мы уверены, что в своем «самоусложнении» она продвинулась дальше остальных. Мы могли бы ее так и оставить, как делали со всеми предыдущими, но почему-то все же собрали вновь. Насчет судьбы людей, она так и не смогла ничего добавить к тому, что сказала в первый раз.

Мы хотели отправить ее на Землю (мы готовим второй корабль), но все же оставили при себе.

Она сидит рядом с Хельгой (у собаки теперь есть имя). Время от времени пытается ее погладить. Но собака твердо зная, что это неживое — совершенно неопасное, но неживое — отдергивает голову. «Учительница» не настаивает, но на следующий день пытается повторить свой опыт.

Она попыталась расспросить нас про Землю и не поняла нашей реакции. Но не объяснять же ей, в самом деле. — Те, кто жил здесь до вас, — она теперь так выражается, а нам не нравится — мы здесь «исследуем», а не «живем». — Считали, что у вашей планеты не так уж и много шансов.

А вот здесь Гордон перегибает-таки палку. Неужели он думает такими вот приемчиками заставить своих «новых современников» отвлечься от человеческой повседневности и сосредоточиться на судьбе ? Значит, я уже читаю некий миф? Очевидно, моралистический.

Мы задыхались: «Они знали о нас! Они знали!!!» А потом уже от сказанного ею как само собой разумеющегося: «не так уж и много шансов». Пророчество от тех, кто сгинул сто лет назад! А если они поняли что-то о нас, увидели в нас что-то такое, что пропустили мы сами?!

— Может, за сотню лет что-то просто-напросто разладилось в ее электронных мозгах? — резко обрывает нас Стоя. — Если есть «искусственный мозг», то должны быть и мозговые болезни.

Может, это и было остроумно сколько-то, но… Земля же так и не вышла на связь.

«Учительница» попросила, чтобы мы разрешили ей кормить собаку. Хельга принимала у нее кусочки совершенно спокойно, как будто это была механическая кормушка.

— Я поняла, — говорит Стоя, — она хочет стать человеком. Она пытается.

— Но она же носитель «искусственного разума», — удивляюсь я, — и должна понимать, что сие невозможно.

— А она и понимает, — ответила Стоя.

25. Другое время

Мы обследуем центр управления полетов — сотый по счету на планете и теперь мы уже точно знаем — последний. Всё как будто стандартное, но мы всякий раз убеждались, у каждого центра своя специфика — вся сложность ее обнаружить. Но здесь как будто бы нет. Вот, наконец-то! Мы наткнулись на некий бункер. Огромные залы заставлены мониторами. Всё, как всегда, работает (мы ни разу еще не натыкались на умершую технику). На бессчетных экранах — мы онемели — планеты! Бессчетное множество всевозможных планет. Общий вид из космоса, вид с поверхности, мелкие детали ландшафтов… Горы, кратеры, небеса всевозможных цветов. Картины потрясающие, захватывающие, немыслимые. И однообразные. Мы впервые поняли! Какая-то дурная бесконечность миров. Их непостижимость, в конечном счете, не спасает. С какого-то момента начинает даже усугублять…

Мы закачиваем информацию в наши процессоры, потом вычислим координаты. Если бы исследовали сами, не хватило бы жизни десятка таких экспедиций, может быть, сотни. Спасибо тем, кто «жил здесь до нас».

Мы нашли экран, где транслировалась жизнь. Жизнь была представлена неимоверных размеров динозаврами на восьми ногах (две пары передних — две пары задних). Палеонтологические сюжеты были потрясающими, но тоже однообразными. Эта повторяемость бесплодных поверхностей планет и уникальная, быть может, единственная в этом секторе Вселенной, монументальная жизнь в ее унылой бессмысленности. «Впечатление минуты, не более. — Марк понял наше со Стоей состояние. — Вот начнете исследовать, и дух захватит, и будете счастливы. Что вы, себя не знаете?» Скорее всего, он был прав.

— Смотрите-ка! — мы обернулись на крик Стои.

На экране люди! Штурмуют замок?! Облачка выстрелов. Где-то что-то поджигают.

Ядро ударило рядом с камерой. Воин с перьями на шлеме первым бросается в пролом, увлекая за собой свой отряд.

— Как похоже! — шепчет Марк. — Пусть совсем не так, как в исторических фильмах. И не так, как в фэнтези.

— Неужели еще одна прародина? — Стоя пытается быть ироничной.

Марк принимается за рутинную часть нашей работы — записывает информацию, взламывает компьютеры и т. д. Бормочет себе под нос всегдашнее: «потом разберемся». На экране тем временем начинается пир победителей — грабежи, убийства. Что мы, не знаем об этом? Но когда видишь все это так!

— Стало быть, эта гуманнейшая цивилизация ни во что не вмешивается. Не хочет нарушать «естественного хода». — Я пытаюсь сдерживаться. — Наблюдают, да? Копят материал.

— Ну, допустим, те же самые споры жизни, — недоумевает Стоя. — Но чтобы столько совпадений, даже в деталях.

На экране двое солдат насилуют девочку, потом начинают над ней издеваться. (Все это идет крупным планом.)

За полгода до «Возничего» я взял экскурсионный тур по Европе, так вот, в Чехии был похожий замок. И вот тут я понял, что схожу с ума — это был не «похожий», и даже не «точно такой же», а тот самый замок!

Стоя и Марк так смотрели на меня.

— Ты же сама только что говорила, что дубляжа быть не может! — я даже не знаю, кричу я или же это шепот. — И ты, Марк, никогда не верил в дубляж! Так что же вы?! Они смотрели на меня уже с жалостью.

— «Учительница» же говорила — они знали о нас. Вы позабыли, кажется.

В правом верхнем углу экрана появилось изображение с другой камеры: надпись над воротами замка.

— Теперь вы видите, да?! — я тычу пальцем в этот квадратик на экране. — Даже если предположить, что где-то здесь, в этой части Вселенной наша Земля повторилась, но чтобы настолько! До совпадения языка, букв и шрифта!

— Ты знаешь чешский? — спросила Стоя.

— Нет.

— Ни я, ни Марк его тоже не знаем.

— Ладно, Стоя, — махнул рукой Марк, — видно же, что это что-то вроде немецкого… Мы расшифруем координаты, нам в любом случае это делать, а там видно будет.

— Если верить «учительнице», — начинает Стоя. — Получается, они следили за нами всегда! А потом просматривали старые записи? Ведь это же, — она показывает на монитор, — век этак семнадцатый или шестнадцатый.

На экране один из солдат, исчерпав свою фантазию, вспорол девочке живот громадным ножом.