Судьба империи Очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв
Шрифт:
В тех французских владениях, где формально сохранялись местные правительства (Аннам, Марокко, Тунис, Сирия, Ливан), действительная власть также находилась в руках колониальной администрации, которая нередко аннулировала неугодные ей постановления местных правительств или даже смещала их.
За время существования французской колониальной империи в метрополии противоборствовали две концепции колониальной политики — «ассоциации» и «ассимиляции» заморских владений. Сторонники ассоциации настаивали на необходимости четкого разграничения интересов колоний и метрополии: колонии призваны были служить лишь источником сырья и продовольствия для метрополий, оставаясь во всем остальном «чужими» для нее. Приверженцы идеи ассимиляции требовали идти дальше — к «европеизации» колоний в экономическом, социально-политическом и культурном отношениях, т. е. к фактической интеграции заморских владений в рамках Французского союза или сообщества. Позиции сторонников ассимиляции
К началу второй мировой войны французская колониальная империя управлялась тремя министерствами — внутренних дел, иностранных дел, колоний. В ведение министерства внутренних дел входил Алжир, считавшийся составной частью Франции (он был разделен на три департамента). Министру иностранных дел были подчинены протектораты (Тунис, Марокко) и подмандатные государства[6] (Сирия, Ливан), где контроль над деятельностью местных правительств осуществляли французский генеральный резидент или верховный комиссар. Все остальные колонии управлялись министерством колоний.
При министерстве колоний существовал консультативно-совещательный орган — Высший совет колоний. Этот совет, состоявший из высших колониальных чиновников и представителей колоний (по одному от каждой), собирался нерегулярно и никакого серьезного влияния на линию министерства не оказывал. Наряду с Высшим советом колонии при министерстве существовала Инспекция колоний, призванная осуществлять контроль над деятельностью местной колониальной администрации. На деле же она пользовалась не большим влиянием, чем Высший совет колоний.
Центральной фигурой, определявшей всю политическую и экономическую жизнь в колониях, являлся губернатор или резидент. В функции губернаторов французских колоний входило обеспечение внутренней и внешней безопасности территории, руководство административным аппаратом, осуществление законодательной власти, составление и исполнение бюджета колонии, руководство службой юстиции, право сношения с иностранными сопредельными государствами и колониями. «Противовеса колониальной администрации со стороны местного населения не существует», — отмечал бывший губернатор, ставший профессором Института политических исследований и Национальной школы заморской Франции, Ю. Дешан{62}. Губернатор формировал при себе консультативный орган (генеральный, или представительный, совет), куда он по своему усмотрению включал представителей местной элиты.
Характеризуя французский колониальный режим управления, советский исследователь Л. М. Энтин пишет: «Полное отсутствие даже самых элементарных начал самоуправления, устранение коренного населения от решения даже чисто местных дел, централизация и бюрократизация колониального аппарата, построенного на началах строжайшей иерархии и комплектуемого в основном за счет чиновников — выходцев из метрополии, — таковы наиболее характерные черты колониального режима управления, созданного французским империализмом»{63}.
Вплоть до начала 30-х годов XX в. экономические взаимоотношения метрополии и империи регламентировались принципами так называемого «колониального пакта», сформулированными еще в XVII в. Кольбером. Эти принципы гласили: колонии должны продавать свои продукты исключительно метрополии, торговля между метрополией и колониями осуществляется под французским флагом, колонии обязаны всячески защищать продукцию из метрополии и не создавать у себя конкурентной промышленности.
Лучшие умы Франции долгое время не подвергали ни малейшему сомнению правомерность «колониального пакта». Шарль Луи Монтескье в знаменитом сочинении «О духе законов» писал: «Большая часть народов, живущих по берегам Африки, — дикари или варвары… У этих народов нет промышленности, нет ремесел, но есть изобилие драгоценных металлов, которые они получают непосредственно из рук природы; поэтому все цивилизованные народы могут выгодно торговать с ними. Они могут продавать им по весьма высоким ценам вещи, не имеющие никакой ценности»{64}.
На таких же позициях стояли Дидро и Д’Аламбер, предложившие лапидарную формулу: «Колонии были созданы метрополией и для метрополии».
Основные положения «колониального пакта» были закреплены в таможенном законе 1892 г., надежно защищавшем интересы промышленности и сельского хозяйства метрополии в колониях. Тем не менее к началу XX столетия экономические отношения между Францией и ее колониальной империей характеризовались парадоксальной ситуацией: с одной стороны, был совершенно очевиден огромный материальный потенциал колониальных владений Франции, представлявший неоценимое значение для ее экономики, а с другой — хозяйственно-экономические связи метрополии с колониями были крайне слабыми и неразвитыми. Так, в 1900–1909 гг. вывоз в колонии едва достигал 12 % от
общего экспорта Франции, а ввоз из колоний не превышал 10 % французского импорта. По данным, приводимым министром колоний А. Сарро, Франция накануне первой мировой войны импортировала сырьевых продуктов на 6,5 млрд, фр., из которых только 700 млн. фр. приходилось на французские колонии{65}. Доля колоний во внешнеторговом обороте Франции в 1905 г. составляла всего 10 %. Незначительность этой доли становится особенно очевидной в сравнении с показателями британской колониальной империи: в те же самые годы товарооборот Англии с ее колониями достигал 40 % всей английской внешней торговли. И это при том, что природные ресурсы французских владений не уступали богатствам британских. Владения Франции располагали всем комплексом минерального сырья, необходимого для французской промышленности, — углем, фосфатами, медью, никелем и кобальтом, железом, цинком и свинцом, ртутью, золотом и серебром, многими другими ценнейшими ископаемыми. Колониальная же добывающая промышленность долгое время не получала соответствующего развития.Причина подобного положения заключалась в особенностях развития французского капитализма, который В. И. Ленин характеризовал как ростовщический. Французский финансовый капитал предпочитал вкладывать средства не в сферу производства, а в область кредита и займов, предоставляемых иностранным государствам. Эта устойчивая тенденция сохранялась в некоторых своих чертах вплоть до середины XX в., определив в значительной степени экономическое отставание Франции от ее партнеров и ее неподготовленность к начавшейся в это время научно-технической революции.
Не занимаясь всерьез развитием производительных сил своих колоний, французский капитализм долгое время использовал их лишь как районы продовольственных культур. В колониалистском лексиконе французские владения делились на две основные группы — «поселенческие территории» (territoires de peuplement) и «эксплуатируемые колонии» (colonies d’exploitation). К первым относились владения с сухим климатом, сходным с европейским, что благоприятствовало иммиграции из метрополии, — Северная Африка, Мадагаскар, Новая Каледония. Ко вторым — колонии с неблагоприятными для европейцев условиями жизни (тропические и экваториальные владения). Если в первом случае осуществлялась массовая экспроприация земель европейскими латифундистами, создававшими на местах крупные поселения, то в другом — эксплуатация даров природы осуществлялась руками местной рабочей силы. Господствующее положение в колониях заняли торговые и банковские компании. Что касается промышленных, в том числе горнодобывающих, а также сельскохозяйственных предприятий, то их число и масштабы деятельности не шли ни в какое сравнение с торговыми. В 1920 г. во французских колониях действовало 431 предприятие, из которых 249 были торговыми, 129 — промышленными и лишь 53 — сельскохозяйственными. Жесткие рамки «колониального пакта» мешали экономическому развитию колоний; они не отвечали и интересам развивавшегося французского капитализма, все более остро нуждавшегося в сырье.
Первым толчком, стимулировавшим более интенсивное «освоение» Францией ее колониальных владений, явилась первая мировая война. «Великая война», как ее принято называть во Франции, потребовала от страны максимального напряжения сил и повлекла огромные людские и материальные затраты. В эти трудные для Франции годы колониальная империя оказала ей неоценимую помощь. Все экономические ресурсы французских колоний были поставлены на службу метрополии. «Наше сельское хозяйство, наши шахты и рудники сами по себе весьма непроизводительны, — констатировал М. Алэн, автор «Энциклопедии французских колоний», — зерно, мясо, самые ценные металлы были получены из наших далеких земель и оказали нам огромную помощь»{66}. Расширенные поставки сырья и продовольствия — рис и кукуруза из Индокитая, сахар с Антильских о-вов и Реюньона, мороженое мясо с Мадагаскара и Новой Каледонии, зерно, масло, скот, хлопок и кожа из Северной Африки, минеральное сырье из Тонкина и Новой Каледонии, графит с Мадагаскара — таков экономический вклад французских колоний в победу. За годы войны Франция получила из своих заморских владений 5 млн. т различных товарных грузов. Финансовая помощь колоний метрополии (подписка на займы, пожертвования и т. д.) за 1915–1920 гг., по официальным данным министерства колоний Франции, оценивалась в 1 млрд. фр.
Но этим не ограничивалось участие колониальной империи в первой мировой войне. Колонии были важнейшим поставщиком «пушечного мяса» для французской армии: 600 тыс. солдат из колоний было призвано под знамена Французской республики и 200 тыс. человек с цветной кожей четыре долгих года трудились на французских военных объектах. К ноябрю 1918 г. в рядах действующей французской армии числился 121 батальон колониальных войск{67}. «Из них, — говорил в 1920 г. В. И. Ленин, — составлялись ударные группы, их бросали в самые опасные места, где пулеметы косили их, как траву»{68}.