Судьба магии. Книга вторая

Но она чего-то недоговаривает. Хотя ее голос и звучит беззаботно, я подозреваю, что в ее купании заключался более глубокий смысл, чем наслаждение душистым мылом и теплой водой. Мне вспоминается прошлая ночь, когда Фрици решила прокрасться в библиотеку Совета.

– Фрици… ты же знаешь, что можешь мне доверять, правда? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня с любопытством.

– Просто… – Я замолкаю. Она имеет право хранить секреты, особенно когда дело касается магии, в которой я не могу ничего посоветовать. Но хочу, чтобы она знала: я сделаю все, чтобы помочь ей, и она не одинока в той миссии, из-за которой беспокоится. Я буду рядом, что бы ни случилось. – Прошлой ночью…

Фрици хмурится, отводя взгляд.

– Прошлой ночью мне приснился кошмар. – Я вижу, как она сжимает челюсти, и глажу ее по щеке, пока она не поворачивается ко мне. – Я правда не хочу об этом говорить. Не сейчас.

Я киваю. Могу только догадываться, какие ужасы ей снятся. Она не казалась расстроенной в тот момент, но если она проснулась с мрачными воспоминаниями и пошла в библиотеку, где есть книги с заклинаниями… Возможно, она искала способ справиться с гнетущими мыслями.

Я проклинаю себя. Возможно, она и правда хотела побыть одна, а я навязал ей свое присутствие. У нее и раньше бывали кошмары, и она просила, чтобы я обнял ее, но теперь… У ее страхов может оказаться другая причина. Может быть, единственный способ избавиться от них – изгнать с помощью магии.

– Я сделаю для тебя все, что понадобится, – обещаю Фрици, и мои ладони скользят вниз по ее плечам. Я беру ее за руки. «Даже если это означает оставить тебя в покое».

– Всегда такой благородный и серьезный. – Ее губы изгибаются в улыбке, и она приподнимается на цыпочки, чтобы быстро поцеловать меня.

– Что касается сегодняшнего вечера, – говорю я, – есть еще одно испытание, не так ли?

Бригитта сказала, что под конец этой ночи мне нанесут особые метки на тело. У всех стражей Источника есть черные татуировки, каждая из которых представляет символ, заклинание, помогающее обороняться.

Бригитта объяснила мне это перед тем, как мы отправились в Баден-Баден. «Я использую эту ночь, чтобы определить твои слабые стороны как солдата, а затем, наполнив татуировку магией, отмечу тебя контр-символами, которые укрепят тебя там, где ты больше всего в этом нуждаешься».

Однако я избранный богиней воин, и завтра со мной свяжет свои силы могущественная ведьма.

Эта церемония наша, и только наша. И только Фрици сможет оставить на мне метки.

К нам подходит Корнелия, единственная в Совете, кому Фрици нравится и кому она доверяет. Я смотрю на Корнелию и замечаю, что Алоис, словно зачарованный, наблюдает за ней.

– Нам нужен пепел, – сообщает Корнелия, не замечая обожания в глазах Алоиса.

Шумное празднование не утихает, пока Корнелия ведет нас вокруг костра. Я думаю, как хорошо, что этим вечером столько людей разделяет с нами радость. Нас окружает смех и голоса: ведьмы Источника вместе с жителями Баден-Бадена. Здесь царит единство, которое мне по душе. Священник местного прихода, кажется, даже готов потанцевать с Лизель у костра, но я знаю, что после он продолжит проводить мессы. Это нормально. Никто не пытается обратить кого-то в свою веру или изменить. Мы просто позволяем другим быть рядом, разделяя с ними радость жизни, а не поклоняясь какому-то богу или богине.

Насколько иной была бы жизнь в Трире, если бы мы поступали так.

Эта мысль заставляет меня замереть на месте. Я всю жизнь был сосредоточен на одной цели. Не дать отцу причинить боль моей мачехе. Защитить сестру. Или проникнуть в ряды хэксэн-егерей и разрушить то, что они создали, изнутри.

Но только в этот момент, видя радость, с которой среди людей рождается взаимное уважение и принятие человеческой природы, я осознаю, что все мои цели вели меня сюда.

К миру.

Это не мир, достигнутый за счет правил, контроля или даже терпимости. Это мир, достигнутый благодаря принятию.

Очевидно, что не все одобряют то, что происходит этой ночью. В домах остаются люди, которые не желают присоединяться к нам на городской площади и смотрят вниз из-за приоткрытых ставен. И это заставляет меня задуматься, как долго сможет продлиться подобный мир.

Фрици идет с высоко поднятой головой, и даже цветы в ее вьющихся волосах сияют, когда она смотрит на толпу. Боится ли она того же, чего боюсь я? Весна еще не наступила, и ведьмы Источника принесли горожанам не только огонь, но и еду с пивом. Темная ночь освещена, голод, которым между урожаями страдает народ, утолен. Сможет ли сегодняшнее единство сохраниться при ярком свете дня, когда рассеется тьма, в которой можно прятаться, когда не будет необходимости благодарить за пир?

Этот праздник сблизил два народа, но подобное единение хрупко.

Несмотря на мои сомнения, я понимаю, что моя надежда горит ярко. Эта сияющая огнями ночь доказала, что такой мир возможен. И теперь, когда я увидел его воочию, знаю, что смогу бороться за то, чтобы он длился вечно.

В Триере тоже случались моменты радости. Когда-то. Но святочные ночи уступили место другим ночам, и в конце концов страх разделил людей настолько, что всеобщая любовь к жизни не смогла противостоять ему.

Но сейчас я верю, что радость, разгоревшаяся у костра, связывает сильнее, чем страх при виде сожжения ведьмы.

Никто не останавливается, чтобы поглазеть на нас, когда мы приближаемся к огню, мы останавливаемся так близко от костра, что у меня на коже выступает пот. Хотя мы находимся в толпе, здесь можно уединиться. Люди вокруг празднуют собственные радости, делая робкие шаги к тем, с кем хотят подружиться. Бригитта кружит Хильду в неистовом танце, Лизель рассказывает свои сказки детям из Баден-Бадена, широко разводя руками, приукрашая и преувеличивая, даже чопорная Филомена принимает кружку с пивом от монаха в коричневой рясе, который предлагает ей попробовать напиток.

Корнелия собирается увести Фрици, но я хватаю ее, разворачиваю к себе и оставляю на ее губах поцелуй, по сравнению с которым огонь вокруг ощущается жалким льдом. Между нами ощущается напряжение. Мы движемся дальше, и каждая церемония напоминает о связывающих нас узах, сплетающихся туже, словно сеть, которая нас держит. Я не могу избавить Фрици от тревожных морщинок, собравшихся между ее бровями, но хочу заверить, что это мой выбор.

Я выбираю ее.

Нас.

Снова и снова.

– Если вы закончили, – бормочет Корнелия, опускаясь на колени рядом с Фрици, чтобы собрать горсть золы у костра и добавить масло из пузырька, превращая смесь в черную пасту на раскрытой ладони Фрици.

– Я не знаю, как это делать, – признается Фрици, и это редкий момент ее уязвимости.

– Пусть богиня направляет тебя, – подбадривает Корнелия. – Помни: магия основана на намерениях. Вас двоих связывает нечто большее, чем зелье, которое вы выпьете завтра.

Фрици, опустив палец в черную жижицу, на ладони поднимает пасту. На ее лице медленно расплывается ухмылка, предвещающая неприятности.

– Наклонись, – приказывает она, и я почти подчиняюсь, но, хорошо зная Фрици, делаю вместо этого шаг назад. – Я просто изображу широкую улыбку на твоем лице, чтобы Лизель не думала, что ты слишком загадочный.