Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью

Приподняв ногу с педали газа, миссис Фишер указала на деревья.

— Даже при дневном свете они выглядят как настоящие.

— Это не деревья Иисуса? Тогда что это, мэм?

— Попробуй вломиться в ворота, — ответила она, когда мы двинулись дальше, — и ты узнаешь.

Сетчатый барьер высотой в девять футов, с колючей проволокой поверху, надвинулся на нас из дождя, и миссис Фишер нажала на педаль тормоза, остановившись перед ним.

К воротам крепился зловещего вида металлический щит, с черепом и скрещенными костями в каждом углу. Красные буквы предупреждали:

«ПРЕДЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ. БИОЛОГИЧЕСКАЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ СТАНЦИЯ. СМЕРТОНОСНЫЕ БОЛЕЗНИ. ПОЖИРАЮЩИЕ ПЛОТЬ БАКТЕРИИ. ЯДОВИТЫЕ СУБСТАНЦИИ. СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНЫЕ ГРИБКИ. ЛАБОРАТОРНЫЕ ЖИВОТНЫЕ, ЗАРАЖЕННЫЕ БОЛЕЗНЯМИ. ВХОД ТОЛЬКО ПЕРСОНАЛУ СО ВСЕМИ НЕОБХОДИМЫМИ ПРИВИВКАМИ».

В нижней части щита эти же слова повторялись на испанском.

— Это всего лишь способ Мейзи и Киппа сказать: «Частная собственность, не суйтесь».

— Вероятно, срабатывает. Кто такой Кипп?

— Ее муж. Он тебе понравится.

— Я думал, она тут только с двумя сыновьями.

— Дорогой, она женщина, не инфузория-туфелька. Не разделялась пару раз, чтобы произвести на свет Трэкера и Леандера.

— Мэм, с учетом того, как все происходит в последнее время, я ничего не принимаю как само собой разумеющееся.

Из сумки миссис Фишер достала мобильник и позвонила.

— Привет, Мейзи. Это Лулу из Тускалузы, — помахала она рукой воротам, точнее, как я сообразил, скрытой видеокамере, нацеленной на лобовое стекло лимузина. — Это мой новый шофер, — протянула руку и ущипнула меня за щеку, — да, он душка.

Из вежливости я тоже помахал рукой, не зная, зафиксировала ли камера румянец, которым от смущения вспыхнули мои щеки.

— Дело в том, что он ведет автомобиль без должного азарта, — продолжила миссис Фишер. — И поскольку у нас срочное дело, а времени в обрез, я села за руль. — Она послушала. — Спасибо, Мейзи, ты прелесть, — и оборвала связь.

— Лулу из Тускалузы? — повторил я.

Ворота начали откатываться.

— Это мой секретный пароль. Когда занимаешься делами, которыми занимаются Мейзи и Кипп, не обойтись без паролей, и кодов, и криптограмм, всего такого.

— И чем они занимаются?

— Помогают людям, дорогой.

— Это уж очень неопределенное занятие.

— Помогают людям, но только тем, кому действительно надо помочь.

Когда мы проезжали ворота, я спросил:

— Как Мейзи и Кипп определяют, кому надо помочь, а кому — нет?

— С новичками они общаются лишь по рекомендации тех, кому они полностью доверяют. И у Мейзи встроенный детектор лжи. Опять же, есть еще и Большой пес.

Мы остановились в клетке, с сетчатыми стенами и крышей, перед еще одними воротами. Ворота позади нас закрылись.

— Кто такой Большой пес? — спросил я, пока мы ждали.

— Ты поймешь, когда увидишь. Никакая другая кличка ему просто не подойдет.

Просачиваясь сквозь плотную сетку, капли воды дробились и повисали вокруг нас туманом. Хаотические порывы ветра рвали этот туман в клочья, которые кружили по клетке, как вальсирующие танцоры, и вырывались в ночь.

— Мэм, уж извините за все эти вопросы, но… чего мы ждем?

— Они проверяют автомобиль, чтобы убедиться, что в нем больше никого нет. Вдруг нас держат на мушке.

— Как они нас проверяют?

— Понятия не имею. Не разбираюсь я во всей этой технике, может, сканируют с помощью электронных насекомообразных шпионских дронов, хотя я не знаю, запустили они такой в клетку или нет.

Ворота перед нами откатились, и «Мерседес» выехал за забор, уходящий в обе стороны участка. Вероятно, здесь имелся собственный источник воды, вроде артезианской скважины, потому что целый лес финиковых и королевских пальм качался на ветру. Мейзи вырастила целый оазис.

Мы катили по усыпанной гравием подъездной дорожке, вдоль которой вроде бы тянулись клумбы с сочными, зелеными растениями. Миссис Фишер припарковалась под крышей галереи, которая в жаркие дни затеняла фасад дома.

Ни галерея, ни сам дом элегантностью не отличались. Судя по тому, что я увидел, одноэтажное здание занимало площадь в десять тысяч футов, построили его из монолитного железобетона, «естественную» поверхность ничем не обшили. Добавьте к этому плоскую крышу. Оно больше напоминало бункер, чем дом, с глубоко утопленными узкими окнами, разделенными на маленькие панели. Рама и горбыльки оконного переплета — из нержавеющей стали — блестели серебром в свете фар.

Когда мы вышли из «Мерседеса», под крышей галереи вспыхнули лампы.

— В такой дали от человеческого жилья они должны иметь свой генератор. — Мне пришлось возвысить голос, чтобы перекричать ветер, который трепал кроны пальм.

— У них множество солнечных батарей, — ответила миссис Фишер, беря меня под руку и делая вид, будто я помогаю ей дойти до двери. — Плюс два генератора, работающие на бензине, второй включается автоматически, если первый выходит из строя.

— Они кто… участники движения за выживание?

— Нет, дорогой. Просто хотят, чтобы никто и ничто не нарушало их жизнь.

Открылась стальная дверь, более уместная в банковском хранилище, чем в доме, и перед нами появился мужчина лет пятидесяти с копной рыжих волос и яркими зелеными глазами. Его лицо так же располагало к себе, как и лицо Билла Косби, и с таким лицом он бы идеально подошел на роль отца в телевизионном сериале о семье, не в современном, а отснятом в те дни, когда в сериалах отцы выглядели более реальными и менее гротескными, чем ныне, когда все еще думали, что семья имеет значение, когда слово «ценности» означало нечто более важное, чем цены на распродаже в классном магазине одежды, где вы привыкли покупать наряды.

В белых теннисных туфлях, брюках цвета хаки, белой футболке и длинном желтом фартуке с надписью «КУХОННЫЙ РАБ», он вытирал руки посудным полотенцем. При виде миссис Фишер расплылся в улыбке, в которой с ним не смогли бы сравняться ни Том Круз, ни золотистый ретривер.

— Заходите, выбирайтесь из этой жуткой ночи. — Проведя нас через порог, он сунул полотенце в карман фартука. Взял руки миссис Фишер, поднес к губам, поцеловал, не как галантный француз, а как сын мог бы поцеловать натруженные и состарившиеся руки любимой матери.