Судьба ведет

Из раздумий ее вывел телефонный звонок, и Маргарита заспешила в комнату. Звонила дочь:

– Мама, мамочка, прости, что не поздравила тебя вчера, что-то со связью было: никак не могла к тебе дозвониться. Сколько раз я тебе говорила: купи сотовый...

– Здравствуй, Катенька, - прервала Катю мать.
– Ты же знаешь, я сотовые не люблю: меня всегда раздражают прилюдные громкие разговоры по телефону в общественных местах, это не прилично, это не уважительно по отношению к окружающим. Меня и мой стационарный телефон устраивает.

– Ой, мам, ну, что ты какая отсталая...

– Спасибо, доченька, за поздравление...

– Мам, прости, не сердись, я не хотела, вырвалось...

– Следить надо за своей речью.

– Я буду, мам, буду. И совсем ты у меня не отсталая, а очень даже современная молодая женщина...

– Ладно, подлизываться. Говори быстрее, что ты хотела, мне на работу уже пора собираться.

– Мамочка. У тебя ведь отпуск скоро. Ты куда собираешься?

– Разве я не знаю, что к каждому моему отпуску вы готовите мне "сюрприз"? Куда на этот раз собрались?

– В круиз. По Средиземному морю. Мам, только на десять дней, а остальное время твое.

– Ладно, уж. Когда Никитку привезете?

– Мам, а может ты к нам? Мы тебе дорогу оплатим.

– К вам?
– Маргарита на мгновение задумалась: "А почему бы и нет?"

Дело в том, что из своего родного города она уехала сразу после института по распределению. Вернуться не пришлось: вскоре мать умерла, и возвращаться было некуда - квартиру забрали. Через некоторое время вышла замуж и уехала уже сюда в Нижний к мужу. А по счастливой случайности Катин жених оказался из ее родного южного города. Но погостить у детей, чтоб побродить по улицам, навестить друзей юности, как-то не пришлось, дети чаще приезжали к ней, чем звали ее к себе. Оно и понятно, жили они на частной квартире, было не до гостей. Маргарита и была-то у них всего два раза: когда справляли свадьбу, и когда родился Никита. Но тогда ей было не до прогулок. А вот недавно они купили, наконец, квартиру, в которой Маргарита еще не успела побывать.

– Ну, да. Ты же еще не была у нас в квартире. Да и не удобно нам вести Никиту к тебе. Если бы мы из Москвы уезжали..., а так - это двойная дорога: теплоход из Новороссийска отходит. Да и не успели ли бы мы...

– Когда же вам отплавать?

– В воскресенье.

– Как? У меня отпуск только с понедельника. А, чтоб к вам в субботу приехать, мне сегодня выехать нужно. А билеты? Сейчас в южном направлении не уедешь. Ты бы еще в субботу позвонила, - возмутилась мать.

– Мамочка, путевки нам только позавчера попались, а билеты... у тебя же есть знакомства...

– Ох, Катька, Катька! Как тебя только муж терпит за твое легкомыслие? Все-то у тебя легко и просто...

– Ну, мам...

– Ладно. Давай адрес. Некогда мне уже.

– Да мы встретим тебя. Ты только позвони, когда билеты возьмешь, какой у тебя поезд, ладно? Ну, пока.

Тут в трубке зашуршало, и раздался звонкий детский голосок:

– Баба, пиизай! Пока.

– Пока, пока, сладкий мой.

На город уже опускался летний августовский вечер, горячий воздух колыхался в последних лучах заходящего солнца, когда к перрону вокзала подошел поезд дальнего следования. Пассажиры суетливо покидали душные жаркие вагоны, но город встречал их не менее душным и жарким воздухом. Сумки и чемоданы, тюки и баулы быстро складывались на земле, так как поезд опаздывал и стоял здесь всего пять минут, а новые пассажиры, которым предстояло ехать дальше, нетерпеливо топтались у дверей, мешая выходившим, и, как только со ступеней сходил последний пассажир, новая толпа с сумками и чемоданами устремлялась к дверям вагонов. А прибывшие, истекая потом, медленно тянулись со своим багажом к спасительной прохладе старого здания вокзала. И только один пассажир, обремененный лишь спортивной сумкой, шагал легко и быстро. Это был высокий не молодой уже человек, но с крепкой спортивной фигурой, которой позавидовал бы любой двадцатилетний. От быстрой ходьбы, его седые волосы, слегка развевались, не смотря, на совершенное безветрие. Мужчина, не задержавшись в спасительной прохладе вокзала, вышел с другой его стороны на привокзальную площадь и направился к трамвайной остановке. Здесь он остановился, не спеша заходить в стоявший трамвай, и задумался:

"Куда сначала? К ней домой? Если мне повезет, и она окажется по тому же адресу, возможно, мне уже не захочется мстить. Но мне необходимо хотя бы попытаться наказать этих мерзавцев, посмотреть в их полные ужаса глаза, ведь они уверены, что я ничего не знаю об их подлости, уверены, что я никогда не вернусь сюда. Надо нарушить их благополучное существование, хотя бы своим появлением".

Альгис, а это был он, уже немного поостыл в своей ненависти и, конечно, никого убивать не собирался. Но он понимал, что одно его появление перед его жестокими, но трусливыми, врагами внесет в их жизнь ужас разоблачения и последующей за этим расплаты. От этого удовольствия он отказываться не хотел. Потому, приняв решение, он шагнул на ступени трамвая.

До бывшего его дома он добрался, когда на город уже опускались сумерки. Особняк стоял все на том же месте, но выглядел после евроремонта гораздо лучше, чем двадцать пять лет назад. Его окружал забор, в виде резной чугунной ограды, с большими воротами для въезда транспорта на территорию двора и с будкой охраны, прилепившейся к воротам. Альгис подошел к будке и позвонил. В двери показался здоровенный, кажущийся квадратным из-за коротких ног, с бычьей шеей и бритой головой, парень лет двадцати пяти - двадцати восьми, в форменной одежде охранника, и уставился на посетителя. Альгис оценивающе посмотрел на охранника и решил, что, в случае необходимости, вырубить его сумеет.

– Че те, мужик?
– разлепил свои толстые губы охранник.

Альгис не любил подобного к себе обращения и напрягся, но сдержался и миролюбиво сказал:

– Да тут раньше мои родственники жили, главный инженер Мажуга с дочерью.

– Ну-у, мужик, - протянул парень, расслабившись, - ты бы еще купца какого-нибудь спросил. Тут уж давно никто не живет, я уж и не помню когда, - и уже совсем доверительно добавил: - Я помню, тут сначала какой-то офис был, а лет пять назад гостиницу заводскую сделали. Но тут только элитные гости живут, из министерства там или еще откуда. А ты давно у нас не был, что ли?

– Давно. Двадцать пять лет.

– Сидел, что ли?

– Нет, - усмехнулся Альгис.
– Воевал.

– А-а. В Чечне?

– Нет, дальше.

Охранник подозрительно посмотрел на Альгиса, переваривая заплывшими от безделья и жары мозгами: где ж еще воюют?
– и, наконец, вспомнив, что воевали в Югославии, произнес: "Ага", и больше уже думать ему не хотелось.

– А может, ты слыхал, куда бывшие хозяева переселились?
– спросил Альгис.

– Не. Не слыхал, - и вдруг спохватился, будто что-то вспомнил: - Так, ты бывшего главного инженера ищешь?

– Да, да...

– Дак помер он. Года три назад хоронили. Я не из этого района, я с Малаховки, - объяснил парень, - а то б можа, родители мои его знали, а так... больше ничем помочь не могу. Ты, отец, на завод сходи, можа, там больше знают, - уже совсем по-дружески закончил он.

– Спасибо, сынок. Извини, что побеспокоил.

– Да, ниче. Ты заходи, ежели не найдешь. Можа, я че узнаю...

– Хорошо. Спасибо. Спокойного тебе дежурства.

– Ага. Давай, - охранник махнул рукой и, нехотя, вернулся в духоту своей будки.

Пока Альгис беседовал с охранником, уже совсем стемнело, в небе зажглись яркие южные звезды, но луна еще не взошла. В воздухе от реки, протекавшей поблизости, потянуло свежим ветерком. На деревьях ожили листья и слегка зашелестели, зажужжали прятавшиеся от дневной жары комары, а на их охоту вылетели летучие мыши, стремительно рассекая плотный у земли воздух. Альгис быстро зашагал знакомыми улицами к дому, где раньше жила его Марго, отмечая про себя, что улицы в этом районе мало изменились, потому дорогу к ее дому он мог бы найти и с закрытыми глазами. Он шел и думал, что он ей скажет, если она живет все еще там, что ответит она. Ему представлялось, как она замрет в немом удивлении, всплеснет руками, а потом бросится к нему на шею, смеясь и плача. Ему очень этого хотелось, и он все убыстрял и убыстрял шаги, а, подойдя к старенькой пятиэтажке, уже бегом через две-три ступеньки, взлетел на четвертый этаж. У знакомой двери он остановился, переводя дыхание и успокаивая бешено колотившееся сердце. Простояв так с минуту, он, наконец, поднял руку и нажал звонок. Тотчас за дверью раздались бегущие маленькие шажки, и звонкий детский голосок прозвенел откуда-то у самого пола: