Судьба всегда звонит дважды

_____________________

Он завел новую моду - любить ее медленно. Томить и сводить с ума прикосновениями - пальцев, губ, языка. Доводил ее до беспомощных и тихих "пожалуйста", до немой мольбой разведенных бедер, до рук ее, сметающих все с прикроватной тумбочки в попытках нащупать презервативы. И входил в нее мучительно медленно, не позволяя ей самой в одно движение отдаться ему. И потом, как результат... она улетает первая, он замирает на время, держит ее и гладит нежно, пока она не перестает дрожать. И начинает снова... Иногда она успевает два раза.

_____________________

Утро. Она рассматривает его, спящего. Потихоньку стащила с него простынь, полностью. Больно, больно до сих пор за него. Больно видеть то, как все еще проступают кости под кожей, и вязь шрамов на обеих ногах, и багровые росчерки рубцов на животе. Но она любит его, любит таким, какой есть. Он еще станет сильным, как прежде. Маша потихоньку трется носом о его шею, Бас вздыхает, не открывая глаз, обнимает ее и тут она замечает...

На плече - багрово-красный кровоподтек, совсем как те, после падения, которыми он был покрыт весь.

– Вася, что это?!

Он лениво открывает глаза.

– Где?

– Вон, на плече!

Он скосил взгляд.

– Это ТЫ меня спрашиваешь, что это? Неужели не помнишь?

Она не понимает пару секунд. Потом понимает. Заливается краской, до сих пор с ней это случается регулярно в его присутствии, несмотря на все, что у них было.

– Это что, я?!

– Угу.

– Не может быть! Когда?..

– Сегодня ночью. Примерно, - он с наслаждением потягивается, зевает, - между девятой и двенадцатой фрикциями. Точнее не скажу, не помню.

– Ах ты, бесстыжий!
– в его голову летит подушка.

– Ну и где справедливость? Кусаешься ты, а бесстыжий - я?

__________________

Утро. Он рассматривает ее спящую. Жидким растопленным шоколадом волосы по подушке. Роскошные темные ресницы оттеняют щеки. Губы... какие же у нее красивые губы. Розовые, нежные. Стягивает простынь. И там, ниже, тоже - розовые, нежные. Проводит ладонью по идеальным округлостям, потом еще ниже, по шелковому животику, там, дальше - тоже розовое и нежное...

– Василий, вы маньяк, - не открывая глаза, голос хриплый спросонья.

– Угу. Только вот вы, Мария, - мягко касается губами соска, - поздновато осознали этот факт. Теперь деваться некуда...

Она прогибается навстречу прикосновениям его языка. Ее пальцы касаются его затылка.

– А я и не собираюсь...

__________________

Она у него хочет спросить, спросить о чем-то важном, для него и для нее важном. Но боится. А потом... если он действительно доверяет ей...

Они сидят в гостиной, Маша на диване, Бас пристроился на полу, возле ее ног, совершенно по-кошачьи подставляя ей голову на предмет погладить. Попытка посмотреть телевизор с треском провалилась, в переводе Баса то, что с виду казалось романтической комедией, звучало как трэш. Комментарии такие, что Гоблин бы позавидовал.

– Вась?..

– М?
– устраивая поудобнее голову на Машиных коленках.

– А ты уже решил... чем будешь заниматься?

Он молчит. Молчит так долго, что она понимает: обидела его, рано спросила, надо было подождать.

– Решил.

– И что это?
– осторожно.

– Знаешь, Маш, - голос его задумчив.
– Я ведь думал об этом. Давно думал. И много. Понимаешь...
– вздыхает, - я уже не смогу... быть кем-то иным. Без гор не могу. Я в офисе сдохну. Даже если пойду учиться, получу какое-то образование специальное - экономическое там...
– тут его совершенно неосознанно передернуло, - или еще какое... Без толку это. Я только здесь, - неопределенный жест в сторону невидных сейчас из шале, но бывших вокруг повсюду гор, - смогу как-то существовать.

– Но ты же не сможешь...
– как бы поаккуратнее сказать?!
– как раньше...

– Нет, конечно, - он говорит спокойно, может, лишь легкая тень сожаления в голосе.
– Это даже не обсуждается. С про-райдерской карьерой покончено.

– Что тогда? Будешь спасателем, как отец?

– О, нет! Как отец точно не буду. Он... таких, как он, больше нет. Лучше его быть невозможно, а хуже - не хочу. Он... он понимает горы, он их чувствует. Не знаю, как объяснить. А я так не могу. Для меня горы - это средство для получения фана, кайфа. Среда обитания, средство... но я не понимаю их так, как батя.

– Тогда кем?

– Ты будешь смеяться.

– Не буду.

– Я решил стать инструктором.

– Инструктором?
– она удивлена. Вспоминает тех инструкторов, что встречались ей.
– Что, будешь симпатичных беспомощных дамочек на лыжах учить кататься?

Теперь уже удивлен он. Поворачивает голову, смотрит ей в глаза.

– Маша, что за тон? Ты что...
– неверяще: - ревнуешь?!

– Да!
– пальцы неосознанно вцепились крепче в его волосы.
– Извини, забыла предупредить! Я ужасно ревнивая! Просто ужасно!

– Запоздало предупреждение, - весело хмыкает он.
– Куда теперь деваться-то... Нет, Маш, я неправильно выразился. Я... тренером хочу стать.
– Подумал и добавил: - Детским тренером.

– Детским тренером?!

– Я понимаю, - он невесело усмехается, - это звучит смешно. У самого еще... молоко на губах не обсохло, а туда же, в тренеры! Но... я когда у отца был, ребятню видел из секции. Свое детство вспомнил... А потом, позже, знаешь... Бывало, тренируешься в парке.. отрабатываешь там что-нибудь. Пацаны подходят, лет по десять-двенадцать, автограф попросят или показать что-нибудь из элементов фристайловых. И потом глаза у них просто... горят. И я когда подумал, что мог бы заниматься с такими... научить всему, что знаю и умею. А умею я действительно немало, я же давно катаюсь, выступаю... выступал... Да не важно! Мне есть чему научить. Ну, мне так кажется...

– И мне тоже так кажется, - Маша совершенно искренне соглашается. Во-первых, детский тренер - это довольно безопасно, а для нее, это, как ни крути, очень важно. А во-вторых... она действительно так считает. Что у него получится.
– Ты очень хороший учитель. Я помню, - мягкая улыбка, - как ты мне стойку исправил.

– Значит, решено?

– Тебе что, требуется мое благословение?

После паузы:

– Знаешь... да.