Судьба. На острие меча
Шрифт:
Из этого проклятого болота мы выбрались только к утру. И хотя никто больше не нападал, мелкие неприятности невольно наводили на мысль, что без внимания мы оставлены не были. Сперва споткнулась и повредила ногу гнедая одного из братьев, затем свалился и утонул груз, плохо закреплённый на одном из мулов (Вексель клялся и утверждал, что самолично затягивал узлы на вьюках этого животного), вдобавок ко всему прочему наш маг, уснув, сверзился с лошади и едва не свернул себе шею. Одним словом приключений на этот день хватило с лихвой. Грязь, залепившая наши тела на свежем ветерке подсохла, и теперь мы выглядели настоящими чернокожими выходцами с Натоганского плоскогорья. Только разило от нас не в пример сильнее. Я с нетерпением ждала первого ручейка, первой попавшейся на дороге лужи, чтобы смыть с себя зловонную грязищу.
А тощий маг гнал нас всё дальше и дальше от проклятого места…
Ночь и весь следующий
— Дальше мы не пойдём. Впереди Чёрная пустошь, — я невольно вздрогнула, — чтобы преодолеть её, нужен целый световой день.
— А почему бы нам не продолжить идти дальше? — спросил Ильлия, — если ты боишься вон того леска, то у нас ещё достаточно времени, чтобы преодолеть его ещё до темноты. А там заночуем на пустоши, всего и делов, — он окинул взглядом остальных в поисках поддержки. И, не найдя ее, с не меньшим энтузиазмом продолжил, — какие могут быть причины столь бездарно расходовать время? Мы и так уже довольно задержались…
— Ты хочешь оспорить моё решение? — Ильдарас грозно свел брови вместе.
Браузер слегка стушевался.
— Нет, я не в коей мере не сомневаюсь в твоей мудрости, но хочу знать, почему?
— Почему? — маг посмотрел на спросившего как на малого, неразумного дитятю, — почему… — повторил он и позволил себе усмехнуться, — пожалуй, я даже не знаю, что тебе ответить.
— Вот ви… — начал было говорить Ильлия, но маг остановил его движением руки.
— Я не договорил. Я действительно не знаю, что ответить на вопрос: почему нам не следует ночевать на пустоши, но причины для принятия такого решения есть, вернее, всего одна.
— И какая же? — всё же Ильлия чересчур нетерпелив.
Ильдарас погасил улыбку.
— Никто и никогда не видел людей, не успевших покинуть пустошь до наступления ночи, — маг отвернулся от Браузера, давая понять, что разговор окончен.
Заночевали мы там же, где и остановились. И впервые за последние дни Ильдарас возвёл вокруг нас защитный купол. Но и эта ночь прошла без происшествий. Хотя лично меня затишье начинало нервировать.
Черная пустошь казалась чёрным незаживающим пятном: и справа, и слева не исчислимыми полосами стелились буераки, овраги и узкие расселины, уходящие вниз бездонными пропастями. Все в окружающем ее пространстве было черно-матового цвета, даже трава. Страшное в своей необъяснимости место. Ровно посередине пустоши широкая в две сотни метров словно искусственная насыпь. В метрах ста от неё — постепенно выходящий из лабиринта холмов и без того неширокий тракт сходит на узкую тропинку. В центре насыпи одиноким островом раскинулась осиновая роща. Ставшая едва заметной тропка вела под кроны деревьев. Когда караван приблизился к осиннику, из общего строя выделилась и отвалила в сторону белая лошадка чародея.
— Одеть шлемы, — голос мага пробирал до костей своей непреклонностью. На мгновенье захотелось повиноваться, не раздумывая. Но лишь на мгновенье. Колючие иголки чужой воли сразу же истаяли, но сила его приказа была велика в своей необходимости. Не став противиться, я достала из-под луки кожаный шлем и натянула его на голову. Голос Ильдараса продолжал звучать в холодном утреннем воздухе, но на меня уже не действовал.
— Не касаться листьев и веток, держаться тропы, склонить головы, — маг всё ещё приказывал, когда из-за горизонта выглянул первый лучик солнца. Почти все деревья одновременно вздрогнули и затрепетали-зашелестели листьями. Послышался долгий мучительных вздох, словно тысяча людей одновременно почувствовали привычную, но по-прежнему мучительную боль.
Об этом месте ходили легенды. Вампирья роща! Самая настоящая Вампирья роща… Сейчас представителей этой расы не осталось. Во всяком случае о них не было слышно уже лет пятьдесят. А когда-то давно они расплодились настолько, что собрали армию и бросили вызов людям. И была битва, и лилась кровь, и крошились кости, сталь и дерево, дерево и сталь, ибо вампира мало просто разрубить сталью… Осиновый кол в грудь и темя, могильный холм… Но даже тогда он не умирает окончательно. На месте гибели прорастает дерево, вбирая в себя его соки и сущность. Ночью вампиры оживали, но, не в силах вырваться из оков дерева, страдали в безмолвии. А утром, когда поднимающееся над горизонтом солнце касалось лучами светлых осиновых листьев, и заключённая в них душа начинала сгорать заживо, листья трепетали от наполняющей их боли. Когда же диск солнца выползал над горизонтом и солнечные лучи расправляли крылья, вампир умирал, чтобы следующей ночью возродиться вновь, и так раз за разом, день за днём, год за годом. Казнь, растянувшаяся на столетия, участь ужасная даже для кровожадного монстра. И лишь когда дерево сгнивало от старости, а его корни превращались в труху, вампир погибал окончательно. Их можно было бы пожалеть… Только ими не становятся случайно, и вампир по собственной воле не может обратить Вас в своего соплеменника. Но стоит лишь на мгновенье, в страхе ли,
в неблагоразумье ли возжелать продолжения оказавшейся на своём краю жизни, как укус вампира дарует Вам её, взамен отняв волю и душу. Вы станете подчиняться ему, как своему хозяину, и будете служить вернее самого преданного пса. А наградой будет долгая и безболезненная жизнь…Впрочем, и да, и нет. Вампиры могли бы жить очень долго, может быть жили бы вечно, но кто им даст? В той страшной битве полегло почти все войско людей, но вампиры были уничтожены все до единого. А на месте битвы вырос лес. Но мало кто верит, что это было на самом деле. Ведь нынче и одинокая осина с заключённым внутри кровожадным монстром уже огромная редкость. А целое вампирье войско, в тысячах деревьев… Кто мог бы поверить в эту сказку, коль даже лучшая воительница Ее Величества думала, что это лишь страшная побасенка…
И вот теперь мы медленно двигались по тропе, что вела нас в темную аллею из тысяч, если не десятков тысяч таких деревьев. Корявые, изуродованные коростой, зелёные с синеватыми прожилками ветки тянулись в нашу сторону, пытаясь добраться до шлемов. Маг уже не гарцевал на коне, а ехал, низко пригнув голову, далеко впереди, но его голос звучал по-прежнему звонко и внятно, продолжая предостерегать от неведомой опасности.
— Одна капля человеческой крови, попавшая на листья или ветви, может оживить заключённого в дереве нежитя и выпустить его на волю…
Как раз в этот момент, увидев крупный цветок шиповника, я вознамерилась протянуть к нему руку и сорвать. Тонкая ветка, будто случайно качнувшись от налетевшего ветерка, царапнула шипами по запястью и на толстой коже перчаток остались две узкие царапины. А ведь не заставь маг облачиться нас в боевое снаряжение, могло бы произойти непоправимое…
Ильдарас, заметив проделку, строго сдвинул брови:
— Держитесь подальше от колючих кустов.
Верный, раздвинув грудью приблизившиеся к нему ветви, задрожал всем телом от пронзившей боли. Я успокаивающе потрепала его по холке. А у самой по спине маленькими цыплятами забегали предательские мурашки.
Когда роща неожиданно расступилась, и впереди показалась довольно широкая поляна, я невольно перевела дух. Деревья уже просвечивались насквозь — до заветной опушки оставалось пара сотен метров.
Пригнулась я чуть раньше, чем до меня донесся свист разрубившей воздух тетивы. Чёрная, оперённая белыми перьями стрела скользнула над плечом и полетела дальше. Я выпрямилась и, с непостижимой быстротой схватив лук, взметнула правую руку к плечу. Горбоносый разбойник, выйдя из-за валуна всё ещё натягивал лук. Моё движение он заметил, но слишком поздно — моя краснопёрая стрела, пробив горло, опрокинула его на спину. Со всех сторон донеслись крики. Прятавшиеся за камнями ватаганы, осыпав нас стрелами, уверенно бросились вперед. Их было гораздо больше, чем нас. Я успела выпустила ещё одну стрелу и, отбросив лук в сторону, выхватила метательный нож. Резкий бросок, почти не целясь, и бежавший ко мне разбойник пошатнулся, выронил кривой широкий меч и, ухватившись за грудь, повалился на землю. Спрыгивая с коня, я заметила краем глаза, как Тёрм, срубив скользящим ударом сразу двоих нападавших и едва успев увернуться от удара третьего, резко повернувшись, сверзился на землю. Хотя, если судить по результату, а оный был налицо — третий противник валялся поверженным — падение было неловким нарочито. Я отпустила поводья и, резко нагнувшись, подобрала вражеский клинок. Меч как меч, мог бы быть и получше, но выбирать не приходилось — мой висел по другую сторону седла, и доставать его не было времени. Стальная рукоять была туго перемотана кожей. Качнула клинком вправо-влево. Сойдет. На всё про всё ушла доля секунды. Больше времени не было — сразу двое бандитов, азартно сверкая глазами, искали моей «милости». Брошенный мной нож, был ловко отбит в сторону одним из нападавших. Я закусила губу от досады и ринулась в бой. Где-то с левого фланга, яростно выкрикивая что-то, рубился Ильдарас. В его руках взлетали, переливаясь в свете утреннего солнца, два узких серебристых клинка. С ловкостью и силой, столь неожиданной для его тощего, тщедушного тела маг прорубился сквозь окружившую его толпу и встал в круг отбивающихся от врагов братьев. Молодой ватаган, не старше двадцати лет, с яростью насел на меня, но тут же отпрянул назад, держась за разрубленное брюхо. Второй — бородатый, с шелушащейся на лице кожей оказался поопытнее, он не спешил, явно чего-то дожидаясь. Сделала выпад, он уклонился и тут же ударил, я парировала. Его глаза скользнули куда-то в сторону. Я проследила за его взглядом: высунувшись по пояс из неглубокой канавы, стоял готовый отпустить тетиву лучник, но целился он не в меня…
— Тёрм!
Из ниоткуда взявшееся отчаяние придало ловкости и силы, я шагнула вперед и почти без замаха ударила мечом по оголившейся шее противника. Кровь алым фонтаном брызнула во все стороны. Я, не глядя на поверженного врага, развернулась и бросилась туда, где по моим прикидкам должно было лежать уже бездыханное тело камерлинца. Но тот был жив. Правой рукой парень держал перехваченную в полёте стрелу, левой яростно отбивался от наседавших на него ватаганов.
— Спина к спине, — хрипло приказал он.