Судьбе вопреки

Мариса кивнула, надеясь, что все окажется именно так.

— А кто этот друг? — спросила Энн.

— Что?

— Кто этот друг, который ездил в Балтимор, чтобы разыскать Сэм? — повторила Энн. — Кто это был?

— Патрик Мерфи, — ответила Мариса.

— Тот самый детектив, который приезжал?.. Мариса кивнула:

— Да. Тот, который приезжал сюда в поисках Лили.

— Может быть, — предложила Энн, — тебе стоит пригласить его на фестиваль?

Я намекнула ему, — сказала Мариса, — но он не приедет. Я даже… Я даже не хочу, чтобы он приезжал. Я еще не готова. — Она подумала о Теде, о раздоре с Сэм, о Джессике. — И кажется, я уже никогда не буду готова.

— Знаешь, — мягко проговорила Энн, — я слышала, как Лили говорила то же самое. Но вот появился Лайам… Жизнь сильно потрепала их обоих. Брак Лили с Эдвардом, гибель брата Лайама, ранение самого Лайама. Его семья после этого распалась. Они оба были очень замкнутыми, но каким-то образом помогли друг другу снова начать жить. Ты и Патрик…

— Нет, — возразила Мариса. — Здесь все по-другому. Мы едва знаем друг друга.

Энн опустила голову:

— Мне кажется, люди ищут друг друга. Именно в этом и заключается суть ирландской музыки — музыки, полной сердечности и любви. Иногда мне кажется, что мы все носимся в бурном море в маленьких лодочках, подгоняемых штормом, а с нас начисто смывает боль, причиненную жизнью, освобождая место для любви.

В этот момент Джуд окликнул Энн со ступеней гостиницы. Она помахала ему рукой, затем посмотрела Марисе в глаза.

— Я не оставляю надежду, что Сэм приедет, — сказала она. — И буду держать свободным ваше место в программе.

— Но… — начала было Мариса.

Энн покачала головой, широко улыбаясь. Обняв Марису, она встала и пошла к гостинице — ей нужно было работать.

— Если она приедет, мы будем готовы, — крикнула она через плечо.

Сказав подругам, что пойдет прогуляться, Мариса направилась вниз к гавани. Под звездным небом бухта мерцала синим и серебристым светом. Глянув в сторону юга, она представила себе Патрика на его катере в Коннектикуте, Сэм в ее квартире в Балтиморе. Было так просто вообразить себе, как они оба едут в Кейп-Хок, — и в то же время невозможно.

Она достала листок бумаги и ручку и записала слова «подгоняемые штормом». Она чувствовала, что это будет началом песни. Ей даже казалось, что она знает, кому ее посвятит.

Глава 14

Мэйв снился сон о внучке. Вот они с ней работают в саду ухаживая за розами. Морской воздух такой свежий и чистый, а аромат роз такой сладкий! Она слышит собственный голос — зовет кого-то зайти. Но по мере того как мужчина подходит к ней, ее глаза начинает закрывать какая-то пелена. Это Патрик? Или ангел, спустившийся с небес? Или кто-то еще? Мэйв вытирает глаза и видит…

Над кроватью Мэйв стоял Эдвард Хантер, глядя на нее холодными глазами. Мэйв хотела вскрикнуть, но только почувствовала, как у нее открылся рот. На лбу выступил пот, и по телу прошла волна отвращения. Она никогда не боялась или по крайней мере не позволяла людям видеть свой страх. Но теперь она не могла с ним бороться. Она, наверное, издавала какие-то звуки, потому что он нагнулся, приблизив ухо к ее губам.

— Ты лишь бормочешь что-то непонятное, — услышала она его слова. — Ничего не разобрать. Вот почему ты здесь. Ты сходишь с ума. Ты старуха, и никому до тебя нет дела. Даже твоя драгоценная внучка не хочет с тобой возиться.

Мэйв опять хотелось закричать, но вместо этого она просто закрыла глаза. Она слышала его голос и знала, насколько он жесток. Это даже до некоторой степени обнадежило ее. Она не сошла с ума, совсем нет! Эдвард оставался Эдвардом. На это она всегда могла рассчитывать.

Она постаралась думать о другом. Его голос не умолкал, но она его больше не слышала. Она видела его искаженное злобой лицо, но вот жимолость и розы выступили из темноты и закрыли его.

Розы были прекрасны. Они росли большим кустом в середине сада. Нежный звук волн, плещущихся о нагретые солнцем скалы, убаюкивал. «Колодец желаний» глубок и прохладен. Мэйв бросила в него монетку, как уже не раз делала за все эти годы. Она загадала желание. Ее глаза закрылись — она ждала, когда ее желание сбудется.

— Хочу увидеть свою внучку, — молча произнесла она свое желание. — Мара. Мара…

С каждым днем, проходящим после последней операции на сердце, Роуз чувствовала себя все лучше. Только одно было плохо: она скучала по маме. Она считала, что на свете нет других четырех слов, хуже, чем слова «Я скучаю по маме». И хотя вслух она произносила их нечасто, потому что не хотела расстраивать доктора Нила, эти слова постоянно сидели внутри ее, и она слышала их в каждом своем вздохе и в каждом ударе своего сердца.

Прекрасные летние дни казались ей печальными и чужими в этом просоленном старом пляжном домике у бухты Наррагансетт. Доктор Нил назначил ее «официальным наблюдателем за китами», и, когда они не выходили в море с доктором Стэнли, Роуз проводила много времени у широкого окна, наблюдая за поверхностью моря.

Она видела, как выпрыгивают из воды рыбы, блестя серебряными и синими спинами. У некоторых рыб на боках были темные полосы, а их хвосты и плавники походили на тончайшие листы металла. Она наблюдала за чайками, пролетающими над головой, зажав в желтых клювах крабов. А однажды Роуз даже видела морскую черепаху, не спеша плывущую через бухту.

Но она не видела ни одного кита. И не видела Нэнни.

— Можно я еще раз посмотрю на его фотографию? — спросила Роуз, подходя к доктору Нилу, сидящему за рабочим столом.

Перед ним лежало много разных книг. Здесь же были снимки всевозможных акул: синих, тигровых, мако, гренландских, больших белых; различных морских млекопитающих, включая горбатых китов, малых полосатиков, синих, финвалов, кашалотов и китов-белух, атлантических дельфинов, обыкновенных и гренландских тюленей. Все это успокаивало Роуз, напоминая ей о рабочем месте доктора Нила в Кейп-Хок. Он отодвинул бумаги в сторону, чтобы она смогла поближе наклониться над экраном компьютера и лучше рассмотреть снимок Нэнни.

— Вот он, — сказал доктор Нил.

— Пожалуйста, скажи еще раз, кто сделал этот снимок?

— Патрик Мерфи.

— Это он приезжал в Новую Шотландию, чтобы сказать мамочке, что ее бабушка заболела?

— Да, он.

— Он сфотографировал Нэнни в Хаббардз-Пойнт перед домом маминой бабушки?

— Да.

Роуз задумалась. Разве доктор Нил не понимает, как все это нелепо? Они с ним здесь, в этом доме, где они толком никого не знают, а человек, которого они любят больше всех на свете, — ее мама, — находится в Хаббардз-Пойнт. Даже Нэнни там. Лайам сидел за компьютером, вводя информацию обо всех животных, которых они видели, когда плавали к рифу.

— Доктор Нил, — снова обратилась она к нему.

— Ты знаешь, Роуз, я тут подумал: ты можешь называть меня Лайам. Как ты считаешь?

Она покачала головой. Он уже пытался ей об этом говорить. Лайам — имя, которым его звала мама. Это имя для взрослых. Роуз чувствовала бы себя неловко, зовя его так. И кроме того… Она нахмурилась, думая об имени, которым она хотела бы его звать. Одна мысль об этом заставила ее покраснеть, и она почувствовала, как у нее запылали щеки.

— Не хочешь?

— Нет, — ответила она упрямо. — Мне нравится «доктор Нил». Так почему мы туда не едем?