Судьбы и сердца

Вы забыли о них давно.

А на мысли и на идеи,

Как у умных и быть должно!

А случалось вдали от дома

(Ну, чего там греха таить)

С Аэлитою незнакомой

Нечто взять да и разрешить?

И опять-таки не физически,

Без ужасных земных страстей.

А лишь мысленно-платонически,

Но с чужою, а не своей?!

Впрочем, вы, посмотрев печально,

Может, скажете: вот народ!

Мы не ведаем страсти тайной,

Мы давно уже идеальны.

Пьем же мы не коньяк банальный,

А разбавленный водород.

Ладно, предки! Но мы здесь тоже

Мыслим, трудимся и творим.

Вот взлетели же в космос все же,

Долетим и до вас, быть может.

Вот увидимся — поговорим!

НЕ МОГУ ПОНЯТЬ

Можно ли дружить, не разделяя

Убеждений друга своего?

Можно ли дружить, не одобряя

В нем почти буквально ничего?

Разным и по мыслям и по взглядам,

Им давным-давно расстаться б надо,

Чтоб друг друга в ссорах не казнить

И не отравлять друг друга ядом.

А они, посмотришь, вечно рядом,

Точно впрямь обязаны дружить.

Можно ли любить, не уважая?

Говорить о нежности навек,

В то же время ясно понимая,

Что любимый — низкий человек?!

Говорят: любовь не различает,

Где какая пролегает грань.

Это верно. Но и так бывает:

Человек прекрасно понимает —

Это дрянь. И любит эту дрянь!

Принято считать, что для поэта

Нет загадок в области души.

Если есть сердечные секреты,

Ты, поэт, раскрой и опиши!

Что поэтам мели и пороги?!

Им ведь дан лирический язык.

Но поэты тоже ведь не боги!

А нелепость встретив на дороге,

И они становятся в тупик!

Как же так, любить, не уважая?

Для чего дружить и враждовать?

Нет, такого я не понимаю

И, наверно, не смогу понять!

ТАЕЖНЫЙ РОДНИК

Мчится родник среди гула таежного,

Бойкий, серебряный и тугой.

Бежит возле лагеря молодежного

И все, что услышит, несет с собой.

А слышит он всякое, разное слышит:

И мошек, и травы, и птиц, и людей,

И кто что поет, чем живет и чем дышит, —

И все это пишет, и все это пишет

На тонких бороздках струи своей.

Эх, если б хоть час мне в моей судьбе

Волшебный! Такой, чтоб родник этот звонкий

Скатать бы в рулон, как магнитную пленку,

И бандеролью послать тебе!

Послать, ничего не пиша заранее.

И вот, когда в доме твоем — никого,

Будешь ты слушать мое послание,

Еще не ведая ничего.

И вдруг — будто разом спадет завеса:

Послышится шишки упавшей звук,

Трещанье кузнечика, говор леса

Да дятла-трудяги веселый стук.

Вот шутки и громкие чьи-то споры,

Вот грохот ведерка и треск костра,

Вот звук поцелуя, вот песни хором,

Вот посвист иволги до утра.

Кружатся диски, бегут года.

Но вот, где-то в самом конце рулона,

Возникнут два голоса окрыленных,

Где каждая фраза-то «нет», то «да»!

Ты встала, поправила нервно волосы.

О дрогнувший стул оперлась рукой,

Да, ты узнала два этих голоса,

Два радостных голоса: твой и мой!

Вот они рядом, звенят и льются,

Они заполняют собой весь дом!

И так они славно сейчас смеются,

Как нам не смеяться уже потом…

Но слушай, такого же не забудешь,

Сейчас, после паузы, голос мой

Вдруг шепотом спросит: — Скажи, ты любишь?

А твой засмеется: — Пусти, задушишь!

Да я, хоть гони, навсегда с тобой!

Где вы — хорошие те слова?

И где таежная та дорожка?

Я вижу сейчас, как твоя голова

Тихо прижалась к стеклу окошка…

И стало в уютной твоей квартире

Вдруг зябко и пусто, как никогда.

А голоса, сквозь ветра и года,

Звенят, как укор, все светлей и шире…

Прости, если нынче в душе твоей

Вызвал я отзвук поры тревожной.

Не плачь! Это только гремит ручей

Из дальней-предальней глуши таежной…

А юность, она и на полчаса —

Зови не зови — не вернется снова.

Лишь вечно звенят и звенят голоса

В немолчной воде родника лесного…

НА РАССВЕТЕ

У моста, поеживаясь спросонок,

Две вербы ладошками пьют зарю,

Крохотный месяц, словно котенок,

Карабкаясь, лезет по фонарю.

Уж он-то работу сейчас найдет

Веселым и бойким своим когтям!

Оглянется, вздрогнет и вновь ползет

К стеклянным пылающим воробьям.

Город, как дымкой, затянут сном,

Звуки в прохладу дворов упрятаны,

Двери домов еще запечатаны

Алым солнечным сургучом.

Спит катерок, словно морж у пляжа,

А сверху задиристые стрижи

Крутят петли и виражи

Самого высшего пилотажа!

Месяц, прозрачным хвостом играя,

Сорвавшись, упал с фонаря в газон.

Вышли дворники, выметая

Из города мрак, тишину и сон.

А ты еще там, за своим окном,

Спишь, к сновиденьям припав щекою,

И вовсе не знаешь сейчас о том,

Что я разговариваю с тобою…

А я, в этот утром умытый час,

Вдруг понял, как много мы в жизни губим.

Ведь если всерьез разобраться в нас,

То мы до смешного друг друга любим.

Любим, а спорим, ждем встреч, а ссоримся

И сами причин уже не поймем.

И знаешь, наверно, все дело в том,

Что мы с чем-то глупым в себе не боремся.