Судьбы местного значения
Шрифт:
Комиссар, комбат и ротный вышли. Горянников тронул ранец, и глянул на Семена.
– Это твоё, как я понял? Проверь — все на месте?
Семен быстро просмотрел содержимое ранца.
– Вроде все на месте. Боеприпасы тоже. Немецкие документы упакованы были, сейчас вразброс. По количеству не уверен… — тут он коснулся шоколадной упаковки. — Та-ак…
Бесхребетный достал упаковку, открыл, заглянул внутрь.
– Одного батончика не хватает.
– И? — нахмурился Горянников.
– И что? — одновременно спросил Сумароков.
– Это спец-шоколад с первитином. Вот в надписи есть. Снимает усталость
– Мануилов батончик съел, — пояснил Семен. — А я все думал — чего он так взбесился?!
– Взбесился?
– Побочное действие — остро влияет на нервную систему. А Мануилов недавно скандал устроил. Вывел меня и чуть самолично не расстрелял. Комбат с ротным не дали — револьвер выбили и политрука увели.
– Так, стоп! Ранец, мешок и оружие хранилось у ротного. Ковалев! Старшего лейтенанта Мартынова позови.
Вместе с ротным явился комбат, но выгонять капитана Горянников не стал.
– Товарищ старший лейтенант, вы самостоятельно осматривали содержимое ранца?
– Да, но посмотрели только немецкие документы. Вещмешок не трогали. Понимаем, что…
– Это хорошо, что понимаете, — кивнул Горянников, — а кроме вас еще кто-то осматривал изъятое?
– Командир полка, но ни к чему не прикасался. Еще политрук Мануилов. Вещмешок трогать не стал, а в ранец заглянул и достал шоколад. Я пытался его остановить, но один батончик он успел съесть.
– Когда это случилось?
– Поутру, в девятом часу.
– Так, а когда политрук стал неадекватен?
Комбат с ротным переглянулись.
– Где-то в три дня примерно, или чуть позже.
– Ясно. Свободны.
– То есть в этом шоколаде имеется средство влияющее на психику? — спросил Горянников, взяв упаковку.
– Первичное действие другое, — ответил Бесхребетный, будто что-то припоминая, — психическая стимуляция препарата вызывает прилив сил, время действия зависит от организма. Но впоследствии есть обратный эффект — у неустойчивых вызывает расстройство и психоз.
– О как! — удивились Горянников и Сумароков. Особенно капитан. Он как-то странно посмотрел на Бесхребетного, затем на упаковку.
– Zotter. Pangerschokolade. Mit lorbeer und pervitin, — прочитал капитан задумчиво. — Хм, интересно…
– Интересно, — продолжил мысль Сумароков, — а откуда такие необычные познания?
И оба пристально посмотрели на Бесхребетного. А он взглянул выразительно на капитана, затем на лейтенанта.
– Понимаю — странно слышать от простого сержанта умные слова. Я могу говорить? — спросил Семен, смотря на Горянникова и косясь на лейтенанта.
– Можешь, — ответил задумчиво капитан, крутя в руках упаковку с шоколадом. — Смотря, что мы услышим.
– Эти как вы выразились познания, — медленно проговорил Семен, не отрывая взгляд от капитана, — от Феникса.
Шоколад выпал из рук Горянникова…
Через пять минут Сумароков писал дополнительную подписку. Но это для профилактики, так как Горянников решил забрать лейтенанта с собой. Очень сообразительный сотрудник и, несмотря на небольшой срок службы, и малый опыт, интуитивно действует правильно. А такие кадры сейчас крайне ценны. В особой группе он больше пользы принесет. Затем капитан попросил Семена поведать историю с момента его перевода в энский
полк, и до сегодняшнего дня. Но кратко — времени в обрез.– Дела-а-а… протянул задумчиво капитан. — Вот ни за что бы не подумал, что так сложится. Я ведь, как война началась, хотел тебя найти. Срочно понадобились люди с опытом, а у тебя его не занимать. Однако так все с двадцать второго завертелось, что опоздал… но узнал, что разжаловали тебя, но без подробностей. Значит — это была инициатива Мануилова?
– Его, — подтвердил Семен.
– А чего он так въелся? — поинтересовался лейтенант. — Сын же за отца не отвечает?
– А таким как Мануилов это основной мотив. Понимаете, товарищ лейтенант, политрук политруку рознь. Вот батальонный комиссар Иванцов — человечище! И коммунист с большой буквы. А Мануилов… ну не на месте такие люди…
– Ладно, — прервал Семена Горянников. — Мы об этом потом подробнее поговорим. Что ты можешь сказать о сержанте Горохове?
– Служили вместе в энском полку. Наш человек. Если тебе следопыты нужны, то он — то что надо. Видел бы ты, как он полицая снял! А как немцев резал?!
– Это не показатель, — хмыкнул Сумароков.
– А это показатель? — кивнул на заминированный вещмешок.
– Вполне возможно. Смотря что там… — согласился капитан. — А он не рассказывал?
– Нет, не рассказывал, — ответил Семен, и улыбнулся. — Говорил, что заветное слово знает.
– Заветное слово? Интересно. Ковалев! — крикнул Горянников, — Второго задержанного веди.
Затем капитан взглянул на Семена.
– Ты вот что, Сема, погуляй пока мы с Гороховым беседуем, но недалеко, — сказал он Бесхребетному, выделив последнее слово.
Когда Семен вышел, Сумароков произнес задумчиво:
– Что-то не вяжется история у бойца, как думаете, товарищ капитан?
– Да, странно выглядит. Но… — Горянников запнулся на мгновение, — как я говорил — Семена я знаю больше десяти лет. И только с положительной стороны. Не мог он предать. И ты сам слышал — он от «Феникса», а это пока все перевешивает. И с этим придется разбираться подробнее, но потом…
Семен вышел из дома, посмотрел на небо, глубоко вдохнул-выдохнул. С облегчением. Все-таки сработало слово-то! А то мало верилось. И хорошо, что кратко историю рассказывал, а то самому не верится — уж больно невероятно все.
Глянул на охранение — одни сержанты. Смотрят настороженно, ну так понятно — бдят. И тут видит Горохов, в сопровождении сержанта Ковалева подходит. Михаил смотрит вопросительно, и Семен в ответ весело подмигнул. Савельич улыбнулся и вошел в дом.
Куда пока податься — вопроса не стояло. Где сутки сидел, там и перекантоваться можно. Двинулся в сторону сруба, но местечко оказалось занято. У припертой доской двери стоял охранник в виде целого сержанта.
– Куда? — строго спросил Семена сержант.
– Да я тут сутки просидел, — ответил Бесхребетный. — Думал еще отдохну чуток.
– Теперь тут другие отдыхают, — буркнул охранник. — Найди себе другое место.
Семен хмыкнул, прекрасно поняв — кто тут «отдыхает», и пошел обратно к дому, где имелась лавка под окнами. Вроде с обратной стороны от светлицы, иначе — подозрительно на лавке отдыхать. Он сел устало, откинулся на стену сруба и пробормотал:
– Пропал Максим и хер с ним…