Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе

Опровергнуть роковое суеверие оказались бессильны люди, поднявшиеся на борьбу с ним, хотя у них не было недостатка ни в мужестве, ни в духовной мощи. Конечно, им приходилось бороться против сил, заинтересованных в продолжении гонений. Все было — и внесение Римом в Индекс тех книг, которые обличали процессы, и запрещение и сожжение этих книг в протестантских странах, и обвинение авторов таких сочинений не только в покровительстве ведьмам, но и в прямом сговоре с дьяволом, не раз стоившее жизни критикам распространившегося безумия.

При всем том наиболее видные и влиятельные противники процессов остались вне досягаемости своих врагов. На сожженную книгу, которая произвела большое впечатление, обычно приходилось несколько ее переизданий и переводов на иностранные языки. Таким образом, замолчать аргументы противников преследования не удалось, они были широко известны и даже бессчетное количество раз воспроизводились в сочинениях самих демонологов для их последующего опровержения. Дело было отчасти в самих доводах. Конфликт между разумом и суеверием, о котором писали либеральные историки прошлого века, был совсем не таким простым, каким он представлялся этим ученым. Это не был только спор Возрождения со средневековьем. Это был спор внутри самого Возрождения.

Противники гонений не подвергали сомнению основные идеи демонологов. Придворный врач герцога Киевского Иоганн Вейер [310] в получившей европейскую известность книге «Об обманах (призраках) демонов» пытался лишь убедить своих читателей, что караемые за ведовство женщины — мнимые ведьмы и что их судьи играют на руку сатане, который не нуждается в помощи смертных для совершения своих действий и не допустил бы преследования своих подданных. Вейер понимал, что ему за книгу «отомстят», его будут поносить, что она вызовет кривотолки [311] . И в этом он не ошибся. Новые издания выходили одновременно с усилением гонений даже в самом герцогстве Клевском. А демонологи, включая Ж. Бодена, в один голос заявили, что Вейер и его единомышленники «сами являются колдунами» [312] . Инквизитор Бартоломео де Спина писал в трактате против Иоганна Вейера: «Недавно сатана прибыл на шабаш в наряде владетельного князя и сообщил собравшимся ведьмам, чтобы они не беспокоились, так как благодаря Вейеру и его последователям дела Дьявола приходят в блестящее состояние» [313] .

310

Binz K. Doctor Johan Weser, ein rheinischer Artz, der erste Bek"ampfer des Hexenwahnes. Bonn, 1885.

311

Weyer J. De Praestigiis. Von der Bezauberten und Verblenten… der Andertheil. Frankfurt am Main, 1556. S. 556.

312

Nauert C. G. Agrippa and the Crisis of Renaissance Thought. Urbana (11.), 1965. P. 325.

313

Castiglioni A. Adventures of the Mind. N. Y., 1946. P. 253.

Если утверждение, что сами скептики являются агентами дьявола, не всюду могло вызывать доверие, они всегда должны были считаться с более правдоподобным и не менее опасным обвинением — в атеизме. Противник преследований Реджинальд Скот из графства Кент в Англии опубликовал в 1584 г. более чем 600-страничный трактат «Открытие ведовства» (The Discoverie of Witchcraft). Это хорошо документированное сочинение — Скот ссылался в нем на 216 иностранных и 24 английских автора — многократно переиздавалось в XVII в., пользовалось широкой известностью и уважением, хотя далеко уступало по влиянию и авторитету произведениям демонологов. Скот верил в существование дьявола, однако он считал, что о демонах в Библии говорится не в буквальном, а в переносном смысле и что христианская вера несовместима с суеверием, согласно которому человек постоянно подвергается атакам сил преисподней. Скот считал, что те, кто полагает возможным существование дьявола во плоти и крови, вступающего в телесную связь с женщинами, впадают в грех материализма. Другие авторы указывали на отсутствие свидетельств того, что люди были одержимы дьяволом после первых веков христианства.

Доводы Вейера и Скота отнюдь не были просто приспособлением к манере своих оппонентов. И Вейер, и близкие к нему во многом итальянские неоплатоники, а также Р. Скот и его единомышленник — проповедник Д. Джифорд лишь давали свое истолкование возможностей, которыми обладала челядь сатаны, и ее способностей принимать зримую земную оболочку, действовать в этом обличье и причинять материальный вред человеку. Подобные возражения не могли нейтрализовать пропаганду демонологов. Опровергать такую половинчатую аргументацию было нетрудно, оставаясь на почве той же демонологии. Например, распутную связь дьявола с ведьмами можно было объяснить тем, что он способен, оставаясь духом, имитировать телесное действие путем движения телесных элементов и т. п. Как справедливо заметил английский историк Д. Г. Пеннингтон, сохранилось куда больше исторических свидетельств в пользу существования дьявола, чем в отношении многих фактов, которые считаются безусловно установленными [314] . Чего же было требовать от современников, знакомых с этими «доказательствами»? К тому же стоит напомнить, что главные интеллектуальные силы эпохи были скорее на стороне демонологов. Ведь в козни дьявола верили Жан Боден и Френсис Бэкон, имевшие большую научную эрудицию и авторитет, чем лекарь Вейер или кентский помещик Скот. Здесь надо отметить, что, подобно дьяволу, принимавшему, согласно демонологическим трактатам, плотскую оболочку, сами эти трактаты выражали нередко прямо противоположные позиции, которые занимали их авторы в идей но-политической борьбе.

314

Pennington D. H. Seventeenth Century Europe. L., 1970. P. 126.

Наблюдалась любопытная картина. С одной стороны, католические и протестантские сторонники гонений щедро черпали аргументы друг у друга (причем демонологи из лагеря Реформации ссылались на авторитет средневековых теологических сочинений, в других случаях ими решительно отвергаемых). Так, протестант Ламберт Дано в трактате «Колдуны и ведьмы», выпущенном в 1574 г. в Женеве, полностью одобрял преследование ведовства таким оплотом католического фанатизма, как парижский парламент (тогда судебное учреждение, имевшее и административные функции) [315] . Сочинение Дано через год появилось в английском переводе. Вместе с тем Лютер считал католических монахов-экзорцистов «зловредными, отчаянными подлецами, которые изгоняют демонов с помощью дьявола». Сатана лишь притворяется, что страшится «освященных ими предметов — соли или воды, чтобы еще глубже втянуть людей в идолопоклонство». А Р. Скот приравнял демонологов к защитникам такого суеверия, как католическая обедня.

315

Daneau L. Les sorciers. Dialogue tr`es-utile et n'ecessaire pour ce temps… [Gen`eve], 1574. P. 5–6. О демонологах «кальвинистского Рима» Женевы см.: Journal of Modern History. XLIIL 1971. P. 179–204.

Характерно, что мысль демонологов все время работала над упорядочением строя подземного царства. Нередко оно очень напоминало католический лагерь, каким его представляли себе протестанты, или, наоборот, лагерь протестантизма в изображении идеологов контрреформации. Английский ученый и писатель Роберт Бартон, автор известного трактата «Анатомия меланхолии» (1621), совсем не демонолог по склонностям, тем не менее на основании сочинений исследователей козней дьявола рисует подробную картину организации двора сатаны. Бартон не забывает упомянуть даже о должности носителя чаши, которую подносит «князю тьмы» демон Бегемот. Напротив, демонолог на троне Яков I считал недопустимым для христианина придерживаться мнения, будто у дьяволов имеются князья, герцоги и короли, командующие целыми легионами демонов, и полагал, что нечистая сила просто пытается убедить в этом ученых людей. Впрочем, коронованный демонолог здесь отступал от общего мнения, будучи особо озабоченным престижем монархов, который пострадал бы при наделении их титулами каких-то помощников сатаны. А наличие рангов у демонов до их превращения в падших ангелов не считал возможным отрицать и Яков I. Существовали многие способы классификации демонов: по сфере обитания — огненные, воздушные, земные, водяные, подземные и еще (как их называл итальянский прелат Гуаццо) лусифугос — ненавидящие свет и могущие принимать телесную форму только ночью. Эти последние не имели дел с ведьмами, так как убивали смертных уже одним своим дыханием или прикосновением…

Согласно церковному праву, ведовство — это соглашение между человеком и дьяволом для действий, направленных против Бога и всего человеческого общества. Обвинение против индивида могло быть выдвинуто как самим обществом, так и на основании показаний других лиц, арестовывавшихся и судимых за ведовство.

Авторы «Молота ведьм» готовы были предоставить ведение процессов светским судам. Впоследствии инквизиция (в Испании, Италии) пыталась отстаивать свое исключительное право судить ведьм. Однако Латеранский собор 1514 г., собранный папой Львом X, объявил, что ведовство, будучи «смешанным преступлением», подлежит преследованию со стороны как духовной, так и светской власти. Когда в ряде католических стран была отменена инквизиция, борьбу с ведьмами взяли на себя светские суды, так как законодательство после решения Латеранского собора включило положения, уполномочившие гражданскую власть на такие действия. При этом, поскольку колдовство считалось «исключительно тяжким преступлением», светские суды применяли методы инквизиционных трибуналов. С другой стороны, протестантские авторы подхватили «авторитетное» мнение Шпренгера и Инститора относительно того, что дела о ведовстве входят в компетенцию светских властей. Протестантские страны, ненавидевшие инквизицию, тем не менее целиком сохранили в своих судебных кодексах рекомендованные ею правила ведения следствия и суда над ведьмами, а известный юрист И. Дамгрудер, обличавший жестокость Святого трибунала, вместе с тем горячо рекомендует беспощадное преследование колдуний светскими властями.

Гонения происходили в странах с сильной и слабой центральной властью, с различной системой судопроизводства, в военное и мирное время. Обвиняемых в колдовстве судили суды всех ступеней, светские и духовные, трибуналы инквизиции, специальные комиссары, коронные и городские суды, действовавшие с участием или без участия присяжных заседателей.

Демонологи разъясняли, что ведовство — духовное преступление, наказуемое смертью, даже если оно не принесло вреда. Это особое преступление, для расследования которого не подходят обычные правила. Судьи, заботясь о безопасности общества, могут приносить в жертву интересы индивидуума. Пытка — это фактически религиозное средство, применение которого позволяет вернуть подозреваемого снова в человеческое общество, способ освободить человеческую душу от власти дьявола, и поэтому силой вырванные признания являются вполне достаточным основанием для обвинения других лиц в ведовстве [316] .

316

Midelfort H. C. E. Witch-hunting in Southwestern Germany. 1562–1684. Sanford, 1972. P. 120.

Практика

Ведовский процесс отличался от обычного тем, что он рассматривался как суд не просто над уголовным преступником, а над врагом общества. Точно такое же впечатление пытались создать власти проведением публичных казней осужденных ведьм.

Принципы подготовки и ведения инквизиционного процесса хорошо известны [317] . Процессы над ведьмами проводились по тем же канонам, что и суды над еретиками. Единственным отличием было то, что при обвинении в ведовстве несчастные жертвы лишались всякой надежды на какое-либо снисхождение, на что могли рассчитывать раскаивавшиеся еретики, если они с покорностью признавались в своих прегрешениях против веры. Многие стали жертвой доносчиков, которые действовали в расчете на получение части имущества казненных (особенно широкие размеры это приобрело в германских государствах).

317

См., например: Григулевич И. P. История инквизиции (XIII–XX вв.). М., 1970. С. 146.

Однако еще большая часть арестов производилась в результате оговоров на допросе под пыткой. Случалось, что палачам удавалось вырвать у одной обвиняемой 100 или даже 150 имен ее «сообщников». В протоколах допросов 300 ведьм в Германии фигурирует 6000 имен (в среднем по 20 на каждую обвиняемую) [318] .

Взгляды юристов и законодательство, касающееся колдовства, шли в ногу с развитием «теории» и «практики» процессов над ведьмами. Законы перестали делать различие между «добрыми» и «злыми» колдуньями и колдунами. Были снова (примерно с 60-х годов XVI в.) восстановлены такие эксперименты, как опускание руки подсудимого в кипяток, чтобы в зависимости от размера ожога определить его виновность. Далее, подсудимого могли, как в старину, бросать связанным в воду. Если испытуемый всплывал, это считалось доказательством вины, если нет — это признавалось доводом в пользу оправдания, хотя при эксперименте жертва могла захлебнуться и утонуть. И это несмотря на то, что даже «эксперты» из Лейденского университета считали, что человеческое тело способно всплыть и в силу естественных причин: ведь его связывали так, что оно могло держаться на воде как лодка.

318

Robbins R. Н. The Encyclopedia of Witchcraft and Demonology. N. Y., 1960. P. 261.