Судить Адама!

– Минуточку, товарищи, минуточку! – вскочила Серебрянская, пряча книжку в сумочку. – Я первой была, к тому же я женщина…

Тут притащилась плачущая Антиповна, увидела Ручьева и заторопилась к нему:

– Сыночек, милый, что же это делается, а? Выбирали мы тебя, руки подымали, хлопали… Заступись, Христа ради… Михеича мово, роднова… не дышит совсем…

Вера с Ниной дружно кинулись к ней с сочувствием:

– Михеича? Такого золотого человека?…

Газетчикам понадобилось уточнение:

– Кто? За что? При каких обстоятельствах?

– Душа в душу жили, – причитала Антиповна перед глухим ко всему Ручьевым, – любили друг дружку, уважали…

Чайкин, пользуясь тем, что Антиповна отвлекла внимание собравшихся на себя, поспешил вызволить Ручьева:

– Разойдитесь, разойдитесь, обложили, как хищного зверя! Дайте вздохнуть человеку.

– Семеныч, как же с мясорубками?

Чайкин решительно отстранил и Куржака.

– Постой, Андрюшка, не до тебя. – И потряс за плечи Ручьева: – Да очнись же на минутку, Толя, не идиот же ты! Давай посмотрим еще раз хорошенько. – Он взял у него мятый пиджак, бросил на пол и, став на колени, начал разглаживать, прощупывать каждую складку.

В приемную, шумно дыша, вплыла, как нагруженная баржа, Смолькова и плюхнулась на стул у двери, сразу отыскав взглядом Ручьева.

– Ну теперь-то ты от меня не спрячешься!

Деловито, уверенной, важной походкой вошел Рогов-Запыряев, за ним банковские служащие с перевязанными головами и милиционер внесли сторожевую машину.

– Вот ты где, голубчик! – торжествовал изобретатель, чуть не споткнувшись о Сеню. – Значит, машину создавать вместе, а отвечать за нее я один?

Сеня поднялся с пола, отряхнул штаны.

– За что отвечать? – удивился он. – За машинные действия непредвиденности? Или за плохую эксплуатацию действия? Но машину создавал в единоличном одиночестве я, эксплуатацию ее против людей проводили вы.

– Вот он, гужеед, убивец народа! – завопила Антиповна, увидев Рогова-Запыряева. – Он мово старика под машину подвел, один он! Толя, заступник наш, выручай, в больницу повезли мово Михеича…

Рогов-Запыряев дал ей мужественный отпор:

– Я не могу принять вину на себя, гражданка. Меры предосторожности и техника безопасности были учтены, рычаг обтянут резиновым шлангом. Виноват сам старик – слаб для нашей машины. Видите, она какая?

– Видим, – сказал Куржак. – Только зачем вы ее сюда приволокли?

– На ремонт. После поражения Михеича перестала срабатывать, а у вас свои мастерские, Сеня… Переставьте сюда, товарищи, вот сюда.

Служащие и милиционер подвинули машину поближе к стене, Рогов-Запыряев размотал шнур со штепселем, сунул в розетку.

Куржак, глядя на машину, радостно улыбнулся и поманил пальцем Федьку Черта и Ивана Рыжих.

– Что, ребята, потянет эта машина по весу за наши мясорубки?

– Должна, – сказал Черт. – И даже с походом. Вон она какая дарданелла.

Чайкин с радостным криком вскочил с пола, потрясая пиджаком Ручьева: за подкладкой он обнаружил проклятый кружочек, который оказался комбинатской печатью:

– За подкладкой была, карман прохудился! – ликовал он. – И как это я прежде не догадался всю подкладку прощупать. Под карманом проверил, и ладно, а она аж за спину откатилась!

Пришли обеспокоенные Илиади и его медсестра, потребовали, чтобы Ручьев пошел с ними в отдельную комнату, но он уже вскочил и мимо охранительной машины кинулся к Чайкину. Машина неожиданно сработала, ослепила толпу и с торжествующим ревом сирены стукнула Ручьева – он упал. На несколько секунд установилась испуганная тишина. В этой тишине раздался звонкий голос лектора, который вышел, вытирая платком потное лицо, из кабинета директора:

– Я кончил. Кто мне отметит путевку?

– Исправная! – обрадовался Рогов-Запыряев.

– Уби-или! Кто же мне даст письменное разрешение? – возмутилась Смолькова.

– Безобразие, понимаешь, акт не подписан…

– Батюшки, опять смертоубийство!… Толя, родимый…

– Сделайте снимок для приобщения к делу, – приказал милиционер Мухину.

Тот раскрыл футляр камеры, прицелился и только шагнул к машине, как она опять заревела, но Куржак поднял с пола шнур и вырвал его из розетки.

– Федька, Иван, чего стоите, быстрей! На дворе грузовик – отвезем к пристани и мясорубки выручим…

Рогов-Запыряев загородил собой свое детище:

– Не дам, не позволю! Товарищи, несите ее обратно в банк.

Между банковскими служащими и рыбаками завязалась борьба, Куржак оттаскивал от машины Рогова-Запыряева, а Чайкин и Нина с помощью медсестры тормошили Ручьева, поливали его водой из графина, делали искусственное дыхание…

– Пропало мясо! – вздохнул Чернов, думая о своем.

Ручьеву дали понюхать нашатырного спирта, он очнулся и сел на полу. Чайкин протянул ему синий кружочек печати.

– Нашлась, моя маленькая, нашлась, стервоза! – Ручьев с идиотской пристальностью разглядывал печать, мял ее, нюхал, пробовал на зуб. – Ах ты, негодница подлая!…

Его враждебно обступили ожидающие. Куржак и Рогов-Запыряев продолжали борьбу за машину, но безуспешно: перевязанные банковские служащие отступили, а Федька Черт и Иван Рыжих присоединились к толпе, окружившей директора.

– Без денег оставил, р-р-руководитель! – кричал Черт.

– У меня жена в больнице, сын народился…

– Товарищи, я весь день за ним бегаю, а он не дает!

– А я целый день жду! – вторила Смольковой Серебрянская. – Мы бы» теперь еще два концерта дали, в Ивановке платный можно…

– Я начал писать фельетон, почти закончил…

– Почему «я» – «мы»! Вдвоем написали фельетон, мы сделали гвоздевой материал, и теперь его, выходит, в корзину?!

– Значит, свадьба опять откладывается?

– Какая свадьба, понимаешь! Да я вам… я вас… Акт не подписан, а им свадьба, понимаешь!

– Толя, что же ты наделал, милый!

– Лучше бы уж съел. Теперь все пойдет сначала…

– Сначала? – испугался Ручьев, сидя на полу и в отчаянии озираясь вокруг. – Зачем сначала?

– Затем, что нас тоже обманул. Стыдно, молодой человек! Симулировал недомогание, требовал справку о съедении, а не съел. Стыдно! Нормальный, гармонический человек.-

– Спрятал печать, а за мясо, значит, отвечай Чернов? Испортилось ведь мясо, я нюхал…