Судный день для губернатора
Шрифт:
Алиса осматривала комнату за комнатой, шкаф за шкафом, полку за полкой. Перед глазами девушки, сворачиваясь в разноцветный калейдоскоп, мельтешили книги, одежда, нижнее и постельное белье, диски, какие-то статуэтки, сувенирчики. Было немного странно, что попадается и много мужской одежды, а ведь, как знала Алиса, Ермакова была не замужем, жила одна. Но, в конце концов, даже такая бой-баба имеет право на ухажера-сожителя. Алиса заглядывала под диваны, кровати, поднимала матрасы. Наконец добралась и до рабочего кабинета. Перерыла содержимое выдвижных ящичков стола. Правда, один из них оказался заперт на ключ, а взламывать его Алиса не решилась. Она пролистала канцелярские папки, залезла в компьютер, внимательно изучив папки и файлы, записанные на жесткий
Уставшая и разочарованная, она села в офисное кожаное кресло с высокой спинкой и повернулась на нем, словно на карусели. Вокруг девушки завертелись по замкнутому кругу стены, пол, потолок, вновь стены, пол… Она хотела остановиться, схватившись за край стола, но промахнулась, зацепила ладонью баночку со скрепками. Та перевернулась, и из нее вместе со скрепками выпал ключик. Взгляд Алисы тут же остановился на нем. Теперь запертый ящик письменного стола был открыт. На дне лежала перевернутая лицом вниз старая деревянная рамка для фотографий. Худенькая ручка с длинными накрашенными ногтями потянулась к старому черно-белому фотоснимку. Длинные реснички захлопали, зрачки расширились, а лоб стянули морщинки. Девушка вглядывалась в лица людей, запечатленных на раритетном фото, и не верила своим глазам.
Двое мужчин лет этак двадцати пяти, в одном из которых Алиса без труда узнала еще молодого губернатора области Ладутько, стояли возле мангала с шашлыками. Закадычные друзья обнимали друг друга за плечи. Рядом на пеньке высилась початая бутылка водки «Столичная» и два граненых стакана. Молодой Николай Павлович показывал оставшемуся за кадром фотографу большой палец правой руки – мол, клево отдыхаем. А вот его друг, лицо которого девушке казалось знакомым, лишь скромно и как-то немного по-женски лыбился в объектив.
Правозащитница вынула старое фото из рамки, перевернула. На его обратной, пожелтевшей от времени стороне аккуратным почерком было выведено: «Коля и Женя навеки. 1982»…
…Ларин выходил из городского детского дома, держа в руке серебристый кейс с кодовым замочком. В нем лежала толстой кипой подшивка документов, подготовленная для него Ермаковой. Но Андрей не спешил запираться в своем гостиничном номере и уходить с головой в длинные списки недавно поступивших и уже несколько лет числившихся в детдоме детей, изучать таблицы с финансовой отчетностью, просматривать характеристики воспитателей – в этом он не видел никакого смысла. Знал, что ничего ценного там не найдет. Ведь директриса, несомненно, постаралась, отобрав и передав «инспектору из КДН» лишь те документы, которые не представляли для нее и ее покровителей никакой угрозы.
У тайного агента организации по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти были на сегодня совсем другие планы.
Покатавшись по городу на мотоцикле и вновь убедившись, что хвоста за ним нет, Ларин устроился за пластмассовым столиком дешевой уличной кафешки и заказал чашечку зеленого чая с хот-догом. Нет, его не мучили голод и жажда. Андрей просто выжидал. Выжидал, когда из детдома, расположенного через дорогу, выйдет та, за кем он собирался проследить.
Объект вскоре появился – Ермакова села в личное авто и двинулась в плотном потоке машин в направлении центра. Так и оставив нетронутыми кофе с хот-догом, Ларин оседлал своего железного коня и не торопясь, дабы не засветиться, поехал за директрисой следом. На этот раз на нем были неброская куртка-ветровка и однотонный шлем.
Евгения Викторовна оказалась одной из тех женщин, которых принято называть шопоголиками. Она буквально металась по бутикам, выходя из них все с новыми и новыми покупками. Андрей откровенно скучал, наблюдая за всем этим. Это не то, что он ожидал увидеть.
Спустя некоторое время накупившая дизайнерского барахла Ермакова припарковала свое авто на стоянке возле серебристого «Лексуса» и заспешила, шебурша объемными пакетами, к новостройке со шпилем. Ларин же закатил мотоцикл в один из прилегающих дворов,
заглушил двигатель и спешился. Запрокинул голову, оценивающим взглядом осмотрев высившуюся перед ним обшарпанную девятиэтажку. Мимо него проехала, тарахтя старым движком, добитая «Лада». Не обратив на нее особого внимания, Андрей взбежал по ступенькам и исчез в темном подъезде, из которого отвратно тянуло мусоропроводом.Последний – технический – этаж девятиэтажного панельного дома был пуст, но чувствовалось, что здесь недавно ночевали бомжи: расстеленные на бетонных плитах картонки, скомканные газеты, пустые бутылки, бычки, выкуренные до самого фильтра. От кучи тряпья пахло мочой и потом.
Переступая через мусор, Ларин подошел к небольшому вентиляционному окошку, выглянул в него. Внизу как на ладони простирался микрорайон старой застройки: безликие, словно клонированные, серые коробки домов, детские площадки, прямоугольник школьного стадиона, на котором гоняла мяч детвора. Над всем этим высился, тянулся, словно желая уколоть небо своим шпилем, жилой небоскреб с VIP-апартаментами.
Андрей достал бинокль, приник к окулярам, отрегулировал резкость. Перед его глазами замелькали увеличенные мощной оптикой арочные окна элитного дома. Казалось, протяни руку – и ты проведешь пальцем по их стеклу. «Живых» окон оказалось немного, все больше незаселенные квартиры. Но вот нарисовалась блондинка, болтающая по радиотелефону на кухне. Возник греющийся под солнцем на подоконнике кот. Показался парень с банкой пива перед экраном плазменного телевизора…
Ларин поднимался все выше и выше – и наконец остановился на одном из окон десятого этажа. За полупрозрачной занавеской просматривалась просторная гостиная. Через какое-то мгновение в ней появилась Ермакова. Зевнув, она подошла к окну и задернула штору, но не до конца, оставив небольшой зазор. Теперь Андрей видел лишь часть гостиной.
– Вот черт, – выругался он. – Ладно, и на том спасибо. Хоть что-то видно.
…В салоне «Лендровера» сидели трое: одетые в гражданское майор Шмаков и капитан Лебедько, а на заднем сиденье, внимая каждому слову правоохранителей, расположился простоватый с виду мужичок, от которого несло трехдневным перегаром.
– …Зайдешь, отдашь ей этот документик, скажешь, что друзья твои на улице папку нашли. И если хочет получить остальное, то это денег стоит. Если сильно заинтересуется, спросит – сколько, уговаривать начнет, говори, что с корешами посоветоваться нужно. Дашь ей вот этот номер мобильника, скажешь, что твой, и уходи, – закончил инструктаж майор и отдал забулдону ксерокс документа, на котором стояла подпись Ермаковой, а потом надиктовал номер, который забулдон написал собственной рукой на клочке бумаги. – Мы тебя будем ждать у гастронома. Там и расскажешь, как все прошло.
– Въехал? – спросил Лебедько.
– Понял, не дурак, – отозвался пьянтос. – А бить меня не будут?
– Она одна живет, без мужика. Вот тебе штука. – Шмаков достал кошелек, отсчитал две пятисотрублевые купюры. – Они твои. Если и дальше пойдет, еще заработаешь.
Забрав деньги, забулдон выбрался из внедорожника и пошатываясь побрел к элитной новостройке. Майор затянулся электронной сигаретой.
– Думаешь, справится? – засомневался капитан, глядя пьянтосу вслед.
– А чего тут сложного? – выпустив кольцо дыма, удивился Шмаков. – Зашел, отдал и ушел. Делов-то… А кто мы такие, он все равно не знает.
…Алиса, затаив дыхание, сидела в стенном шкафу среди шуб-норок, плащей и женских костюмов, пахнущих дорогим парфюмом. Она уже жалела, что ввязалась во все это дело, и молила бога только об одном – лишь бы поскорее отсюда выбраться. Зажатая в ее кулаке ретрофотография с надписью «Коля и Женя навеки. 1982» на обратной стороне буквально обжигала ладонь. Девушка так и не успела вернуть ее на место, когда кто-то неожиданно начал открывать дверь… И вот теперь сидит в темноте, забившись, словно мышка, и наблюдает через узенький зазор меж раздвижных створок шкафа, как ходит туда-сюда по гостиной хозяйка квартиры.