Судья (Адвокат-2)

— Олег… Олежка… Я… прости… Олег молчал. Из дома выбежал мальчик в футболке и новеньких джинсах и прижался щекой к ноге Олега.

— Папа Олег, а что это за тетя, почему она плачет? — спросил мальчик, выговаривая слова с характерным южнорусским акцентом. Он был удивительно похож на Олега — такой же зеленоглазый и светловолосый, с крупным упрямым подбородком.

— Это не тетя, сынок, — ответил Олег и тяжело вздохнул. — Это твоя мама.

И вот тут Катерина сломалась окончательно: она закрыла лицо руками и зарыдала по-бабьи, в голос.

К ужину все более или менее успокоились и сели обсуждать последние детали отхода. В привезенных Федосеичем загранпаспортах у каждого стояли три открытые на два месяцы визы — в Финляндию, Турцию и Австралию. Уходить было решено каждому своим маршрутом — Катя с сыном должны были улететь через Киев, куда ее брался доставить Федосеич (у старика там жили друзья, и он рассчитывал сам отсидеться у них некоторое время). Челищев уходил из Москвы через Финляндию, а у Олега был билет на чартерный рейс из Питера — поскольку он числился в покойниках, его вряд ли бы вообще стали искать. Встретиться договорились в Стамбуле, где Катя и Олег были несколько раз по делам. Местом встречи был выбран ресторанчик «Джанна» в европейской части Стамбула на берегу Босфора. Время встречи — каждый четный день недели с шести до семи вечера. Первой уехать должна была Катя с сыном — ее самолет из Киева улетал через два дня…

— А дальше что? — спросила Катерина, избегая встречаться глазами с Олегом.

— Дальше видно будет, ответил он. — С деньгами нигде не пропадешь, а «бабки» у нас есть… Хватит и на жилье, и на новые документы. Ты же знаешь, у меня в Стамбуле кое-какие завязки имеются… Катерина кивнула, подумала и вдруг неожиданно сказала:

— Денег у нас даже больше, чем вы думаете… Сергей с Олегом удивленно переглянулись и уставились на Катю.

— Что ты имеешь в виду? — одновременно спросили оба.

Катя вздохнула и рассказала им о счете в швейцарском банке, который оставил ей после смерти Вадим Гончаров.

После ее рассказа все долго молчали.

— Да, — наконец сказал Олег, прищурившись. — Выходит, тогда, в восемьдесят восьмом, ребятишки Гургена знали, чего хотели от тебя… Катя виновато опустила голову, а Олег продолжил, усмехаясь:

— Мне кажется, что если тебя потрясти хорошенько, то ты, Катька, можешь еще очень много интересного и нового нам с Серегой рассказать… Ну, да ладно. Время для разговоров еще будет. Давайте спать укладываться. Мы с Федосеичем и Андрюшкой отъедем в лес: малой в палатке никогда не жил, просился очень… А вы тут устраивайтесь. Мы недалеко будем — километрах в трех, Серега нас проводит…

— Олег! — рванулась было к мужу Катя, но Званцев остановил ее.

— Потом, Катя, потом… Будет время — во всем разберемся. — Он вышел из дома, сгорбившись под невидимой ношей…

Паспорта, билеты и деньги с самого начала было решено разобрать и на всякий случай постоянно держать при себе. Олег оставил Сергею автомат с двумя рожками — часть перевезенного к Федосеичу «арсенала».

— Ну, счастливо оставаться в душной хате, — бодрым голосом сказал Олег, усаживаясь в седло мотоцикла за Федосеичем. Сына он усадил в коляску. — А мы уж лучше на воздухе.

Сергей кивнул и ничего не ответил. Он понимал, что Олегу неимоверно тяжело было бы находиться под одной крышей с женщиной, которую он когда-то очень любил… Да, наверное, и сейчас еще любит…

Ночь была теплой и светлой, может быть, это была самая счастливая ночь в жизни Сергея и Катерины. Они говорили взахлеб и не могли наговориться. Челищев поминутно гладил уже округлившийся Катин живот и осторожно целовал его сухими губами, а Катерина тихо стонала, то ли смеясь, то ли плача…

Она заснула лишь под утро и во сне продолжала тихонечко всхлипывать и постанывать. Сергей осторожно, боясь потревожить ее сон, встал с кровати и на цыпочках вышел покурить на веранду. Он вдруг ощутил, что метроном, стучавший все эти дни у него внутри, смолк, но облегчение почему-то не наступало, напротив, холодная и безжалостная тоска разлилась в его груди… Челищев по-звериному напрягся и прислушался. В тихой и светлой июньской ночи звуки разносились на много километров вперед, и Сергей услышал, как где-то еще далеко запели злыми комариными голосами моторы приближающихся автомобилей…

Случилось то, чего предугадать, наверное, не мог никто. Посланное Челищевым в Генеральную прокуратуру письмо дошло на удивление быстро — всего за пару дней. В канцелярии прокуратуры его расписали референту первого зама Генерального. Референт бегло просмотрел анонимку и не особо заинтересовался — письма без подписей приходили в Генпрокуратуру тысячами. Референт принял решение переслать письмо в питерское ОРБ, что и было исполнено с резолюцией первого заместителя: «Направляю для проверки и возможного использования в служебной деятельности». В Петербург это письмо пришло утренней спецпочтой 14 июня, то есть в тот самый день, когда Катерина выходила из «Крестов». Конверт лег на стол первого заместителя начальника ОРБ, подполковника милиции Геннадия Петровича Ващанова, Геннадий Петрович, прочитав анонимку, не поленился лично съездить в 354-е отделение связи и забрал из абонентского ящика N 27 большой пакет в плотной коричневой бумаге. Когда Геннадий Петрович прочитал первые страницы досье, его прошиб пот. Ващанов вернулся к себе в кабинет, внимательно прочитал все отпечатанные на машинке листы и прослушал все три приложенные микрокассеты. Геннадий Петрович долго размышлял, потом уложил бумаги и кассеты обратно в конверт, спрятал его к себе в портфель и вышел из «Большого дома». На улице Некрасова у Кукольного театра Ващанов нашел исправный телефон-автомат и начал вращать диск чуть подрагивающим указательным пальцем. Комбинация набираемых им цифр сложилась в «экстренный» номер Антибиотика…

Виктор Палыч встретился с Ващановым через полчаса в одном из кабинетов ЗАГСа Куйбышевского района. Чтение содержимого коричневого конверта заняло у Антибиотика минут сорок — когда надо было, старик умел все делать очень быстро. Перевернув последнюю страницу досье, он медленно поднял голову и глянул в лицо Ващанова:

— Спасибо тебе. Гена. Я не забуду. Ты иди пока… Можешь считать, что жизнь свою ты уже обеспечил до глубокой старости.

Геннадию Петровичу очень не понравилось выражение глаз Антибиотика, и он, кивнув, торопливо выскочил из кабинета. Старик остался один. Несколько минут он сидел молча, раскачиваясь на стуле и улыбаясь страшной, совсем уж нечеловеческой сейчас улыбочкой…

— Ах, сучонок, — шептал Виктор Палыч. — Ах ты, сучонок…

Антибиотика не раз била жизнь, и он умел держать ее удары. Ему понадобилось совсем мало времени, чтобы прийти в себя и принять решение. Выскочив из кабинета, он спокойно и деловито отдал распоряжение Васе:

— Езжай за Черепом и людей подтяни к Смоленке. Я пока съезжу Вальтера навещу… Да, Валдая найди… И быстро, Васенька, быстро, у нас сегодня день будет интересным.

Николай Трофимович Богомолов визита Антибиотика совсем не ждал и растерялся, когда в его кабинет вошел Виктор Палыч.

— Ну что, Трофимыч, как живешь? — спросил Антибиотик и ощерился. Вальтеру была знакома эта улыбочка, обычно она не предвещала ничего хорошего. — Пойдем-ка, Коля, сходим на могилку к Олежке Званцеву. Я ведь с ним так и не попрощался… Ты людей с собой прихвати, у меня нужда возникла на покойничка взглянуть…

Подручные Вальтера мигом раскопали могилу умершей в возрасте восьмидесяти четырех лет Марии Николаевны Новоселовой и, не церемонясь, выволокли гроб из ямы. Еще несколько ударов лопат, и на дне могилы забелела скатерть. Она была пуста. Вальтер перекрестился, схватил лопату и сам спрыгнул в могилу. Все его усилия были тщетны. Труп Званцева исчез.

Антибиотик тихо засмеялся:

— Стареешь, стареешь ты, Трофимыч… Живого от мертвого отличить не можешь. Менять тебя пора, Коля…

Виктор Палыч повернулся и направился к выходу с кладбища, куда уже начали съезжаться машины Черепа и его людей.

Оставшийся у разрытой могилы Вальтер вдруг разразился длиннющей матерной тирадой, пинком сбросил гроб со старушкой обратно в яму, потом перекрестился и, велев своим помощникам привести все срочно в порядок, бросился догонять Антибиотика.