Судья королевского отбора
Шрифт:
– Угрожаете? – от того, как прозвучал вопрос, мурашки рассыпаются по телу, и предательская дрожь охватывает внутренности.
Но я выдерживаю пламенеющий синим взор. Даже не моргнула. Чуть приподнимаюсь на носочки и твёрдо отвечаю, почти касаясь его губ:
– Предупреждаю.
На миг синее пламя разгорается сильнее, превращаясь в огненный смерч. Всего лишь одно мгновение, и одно моргание гасит неукротимую стихию. До того, как великий князь отводит взгляд, я успеваю заметить тень одобрения в его глазах. Всего лишь тень. Или мне показалось.
– Пойдёмте, Полина Андреевна, – он протягивает
И только сейчас я понимаю, что мы находимся в соседней комнате, где нас дожидались министры. Оказывается, его высокопревосходительство вынес меня сюда.
Я с неохотой кладу руку в протянутую ладонь.
Вместе мы заходим в столовую и оказываемся в центре внимания. Я чувствую, как заливаюсь краской. Звезда. Сегодня я звезда ужина.
– Полина Андреевна, как ваше самочувствие? – интересуется первым делом его величество.
Остальные же осматривают меня и князя.
– Благодаря его высокопревосходительству, хорошо, – отвечаю и собираюсь поблагодарить за беспокойство, но фельтмаршалок тянет меня к моему месту, где отодвигает стул, чтобы я села.
– Да, мясо в этот раз суховато, – это снова высказывается тот самый дедушка, который учил моего спутника.
– Непременно передам поварам ваше замечание, ваше сиятельство, граф Мазилеску, – замечает король.
Хорошо, что старый граф перевёл тему, которую все могут поддержать. Чем, собственно говоря, присутствующие и воспользовались. Судьи расспрашивают о названиях блюд и из чего те приготовлены, а министры любезно просвещают нас в этом.
– И всё-таки, давайте вернёмся к теме отбора и обязательному осмотру девушек целителями, – снова поднимается щекотливый вопрос, причём всё тем же мужчиной, когда принесли дессерт.
Я только взяла в руки нужную ложечку, чтобы попробовать сладкий шедевр, как приходится её отложить.
– А вы, уважаемый, когда женились, тоже были девственником? – мой вопрос повергает столовую в полную тишину.
«Уважаемому» требуется пара секунд, чтобы осмыслить мой вопрос, как он багровеет и начинается трястись от праведного гнева.
– Да как вы смеете! – брызжет слюной он. – Ваш вопрос переходит все грани допустимого!
– Ну почему же? – наигранно удивляюсь я. – Вы позволяете себе говорит об интимных подробностях жизни незнакомых девушек, при этом, скорее всего, вы сами не страдаете излишним целомудрием.
– Ах ты ж ином…, – начинает этот шовинист.
– Граф Арделин, – негромкий, но твёрдый голос князя с предостерегающими нотками останавливает готовое сорваться с губ графа оскорбление.
– Целомудрие, как вы выразились, Полина Андреевна, высоко ценится в наших женщинах, – к разговору присоединяется другой мужчина среднего возраста. – И является залогом успешного брака.
– Истинно так, – поддакивает бледная иль Лалибет.
Видимо, у неё на родине схожие ценности в отношении девушек и брака.
– Залогом успешного брака являются взаимопонимание и умение общаться, – не соглашаюсь я с ним. – А не наличие девственной плевы у невесты.
– Да это атавизм! – заявляет Ай Семь. – Его давно уже убрали из генов. Но временами он появляется при сбое в коде.
– Это позор! –
грубый возмущённый голос Рены отвлекает всеобщее внимание от меня. – Иметь целую плеву – позор для женщины. Если её мать не позаботилась об этом своевременно, то надо самой пройти кровавое вогнание клинка.А грудь себе не отрезают? Да нет, по Рене не скажешь. Обе на месте, как и положено. Но если судить по высказываниям, то в каждом мире своё понимание «нормального».
– Мне кажется, что этот вопрос находится в компетенции его величества, – мягко замечает Клеопра.
Стоит признаться, что я с ней согласна по данному вопросу. Не только я, но и Штэван Второй кивком выражает благодарность судье. И лучше бы ей было не продолжать. Но Остапа понесло:
– Ведь дефлорация – это самый важный день в жизни девушки. И от того, кто введёт её в мир страсти и наслаждения, зависит то, какой будет сексуальная жизнь женщины.
Это она только что предложила правителю «попробовать» всех невест?
Не только у меня возникает эта мысль. С каждым произнесённым словом король меняется в лице. И вот уже не благодарность, а неподдельный страх просматривается в его глазах. Министры и судьи сидят в шоке.
– Для меня важнее честность в невестах, – его величество вступает в разговор, чтобы внести ясность в отношении своих намерений. – Поэтому осмотру быть, но за закрытыми дверями и в присутствии судий.
– Я отказываюсь присутствовать при унижении девушек, – в данном вопросе я категорична и уступать не буду.
– Целителю достаточно коснуться девушки, чтобы всё узнать о её физическом состоянии, Полина Андреевна, – поясняет фельтмаршалок.
Впервые он снизошёл до объяснений.
Я поворачиваюсь к нему и вижу кривую усмешку. Думаешь, что сделал меня? Получи, фашист, гранату!
– А, то есть, ощупывать голеньких иномирянок – это ваш фетиш?
Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже не дышала. Взор великого князя мечет злые молнии. От них меня спасают сдавленные смешки.
Оглядываюсь и вижу, что почти все присутствующие смеются, стараясь делать это как можно тише. Одна лишь Монашка бледнеет и испуганно озирается.
Смех бывает разным. И сейчас, здесь за столом, можно было с лёгкостью понять, с кем фельтмаршалок не дружит. Одна треть министров посмеивается со злорадным огоньком в глазах. В том числе были и тот министр, который предложил провести осмотр участниц, и тот, который поддержал его. Дедушка, точнее, граф Мазилеску смеётся скорее, потому что все смеялись. Как и ещё пара человек. А вот мой сосед, король и остальные смеялись вполне искренне. Зато судьи с любопытством поглядывают на князя в ожидании ответа от него.
– Я уже сомневаюсь в ваших … – сухо начал фельтмаршалок, но его перебивает сердитый голос правителя:
– Левент, – медленно, но твёрдо произносит его величество и приподнимает правую бровь, пристально смотря в глаза своему родственнику.
Великий князь зеркалит жест правителя и откидывается на спинку стула. Больше за оставшееся время ужина он ни разу не открывает рта. Создаётся впечатление, что физически князь здесь, а мысленно находится где-то очень далеко отсюда.
Мы продолжаем доедать дессерт, как Клеопра задаёт вопрос: