Судья

— Ладно, — Ира несколько секунд шумно дышала, приходя в себя. — Как тебя зовут?

— Дима, — голос мальчика был взрослым: бесцветным, усталым. — Вставайте, чего сидеть. Тут вон что творится.

— Да, ужас, — Ира встала, опираясь на его хрупкое плечо.

Судья на сцене стоял, воздев обе руки к черным небесам.

— Я сошел на землю, чтобы исполнить волю Твою! Яви Свой гнев, Господи!

Фиолетовая вспышка расколола небо, раскат грома был таким, что многие зажали уши. Ира чувствовала странное спокойствие, смотрела на все будто с высоты. Боль от сломанных ребер перекрыла боль в раздавленных пальцах, а мысли о сыне затмевали все.

Ира повернулась к Диме.

— Возьми меня за руку. Будем держаться вместе.

Дима взял ее за руку. Ира, сжав его маленькую ладошку, почувствовала себя спокойнее.

— Ну и дела здесь творятся, да? — сказала она, просто чтобы не молчать. Огляделась. — Кажется, все здесь.

— Не все, — сказал Дима, не глядя на нее. Его глаза не отрывались от черной фигуры на сцене. — Павла и Инны нет.

Ира с удивлением взглянула на него.

— Ты знаешь Павла? — она наморщила лоб. — Постой… Ты Дима Сотников? Тот мальчик, который…

— Да, — оборвал Дима, по-прежнему глядя на Судью. Его лицо помрачнело.

— Нужно выбираться отсюда, — она думала о ребенке.

Дима прежним бесстрастным тоном ответил:

— Стена.

Ира оглянулась и увидела ледяную стену. Они в западне. Судья не трогает женщин и детей, но не отпустит никого, пока…

Она поняла, что рассуждает вслух, когда Дима договорил за нее:

— Пока мы не сделаем то, что Ему нужно.

Она вновь взглянула на стену. На миг показалось, стена стала прозрачной — сквозь нее Ира видела улицу, магазины, машины у обочин. Она моргнула. Стена вновь стала монолитной. Ира поежилась. Она впервые почувствовала, как здесь холодно.

Ира повернулась к Диме. Тот кивнул в сторону эстрады.

— Смотри. Смотри очень внимательно. Это величайший момент в истории.

Девушка, которая думала только о том, как бы поскорее увидеть сына, с недоумением посмотрела на Судью.

Тот, опустив руки, сказал:

— Настало время сбросить покровы.

И откинул капюшон.

Капитан Быстров, припав на колено, отогнул платок, укрывающий лицо убитой. У Павла вырвался сдавленный стон. Он отвернулся.

— Бедная девочка, — Быстров вновь накрыл лицо убитой. Поднялся. — Вызывай труповозку.

— Уже вызвал, — отозвался Чернухин.

Двое молодцев стояли у машины, курили, смеялись, сплевывая под ноги. Мотор машины оставили работать на холостом ходу.

Быстров отошел, чтобы осмотреть «вольво». Пистолет Павла по-прежнему лежал на дороге.

Вернувшись, капитан сказал Павлу:

— Ты сможешь дать показания?

— Конечно.

Они оба взглянули на мертвое тело.

— Что ты знаешь об отношениях Баринова с Инной? Они ссорились? Были угрозы?

— Они были партнерами. Инна подписала договор, по которому Баринову отходит наследство Нестерова.

— Что? — капитан изогнул брови. — Зачем?

— Инна хотела начать новую жизнь. Но она обманула Баринова, — Павел некоторое время смотрел на труп. Вздрогнув, взглянул на Быстрова. — Инна перевела все деньги на счет благотворительного фонда для детей-сирот.

Быстров молча смотрел на него.

Похлопал по плечу.

— Мне жаль, — обронил он, отворачиваясь.

— О, вам жаль! — Павел не сдержал сарказма. — Это многое меняет.

Быстров склонился над девушкой. Осмотрел огнестрельные раны на груди.

— Что толку в вашей жалости, даже если она искренна? — продолжал Павел, подходя к нему. — С тем же успехом вы могли сказать мне «С днем рождения!» Ваша жалость может вернуть… Что вы делаете?

Павел с озлобленным выражением лица смотрел, как Быстров отгибает платок, вновь открывая лицо Инны. Капитан повернулся к Павлу.

— Вы забыли закрыть ей глаза.

У Павла вытянулось лицо.

Инна лежала, глядя в небо остекленевшими глазами.

Подошел Чернухин.

— Вова, нужно ехать. Потом разберемся.

Капитан протянул руку, чтобы прикрыть Инне глаза.

Павел увидел, как спина капитана вздрогнула. Чернухин увидел, как он отдернул руку, и на лице капитана на миг отразилось изумление.

— Вова? Чего ты?

Быстров поднял глаза.

— Ничего. Она, — он указал на Инну. — моргнула. Я испугался.

— Остаточный рефлекс.

— Знаю. Я забыл.

— Господи, можно побыстрее? — Павел потер лоб. — Покончим с этим и уберемся отсюда!

— Да, да, — Быстров вздохнул. Протянул руку.

Его ладонь коснулась лица Инны.

— Что такое? — спросил Чернухин.

Его голос доносился издалека. Быстров ощутил, что на секунду оказался в другом месте, в холодной черноте на краю Вселенной.

Он услышал, как кто-то чужой говорит его устами:

— Она живая.

Инна моргнула, повернула голову и уставилась прямо на него. Схватила капитана за руку.

Быстров отшатнулся.

Чернухин заорал благим матом.

Один из молодцев, выронив сигарету, с открытым ртом уставился на ожившего мертвеца. Другой побледнел, хватаясь за сердце.

Павел вытаращился на Инну. В его глазах не было сейчас любви — только ужас. Так доктор Франкенштейн смотрел на собственное творение, оживающее в свете блистающих молний.

— Инна… — прошептал он.

Инна стояла и смотрела, как Павел медленно отходит от нее, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи. В сумочке заиграла мелодия. Инна опустила глаза, расстегнула сумочку, достала мобильник. На дисплее прочитала имя абонента: ВАЛЕРА.

Баринов.

Нажала кнопку. Подняла глаза.

— Сейчас, — говорил Павел, отступая. Его глаза озарились внутренним светом. Он показался Инне прекрасным ангелом в сиянии лета.

— Давай-давай, — сказала Инна, грозя ему кулачком.

Приложила мобильник к уху.

Связь была плохая. Инна не слышала, что говорит Баринов. Ей было так хорошо… Инна почему-то решила, Баринов позвонил, чтобы поздравить ее. С чем? Может, с будущим материнством? Инне казалось, что ничего нет лучше и правильнее для всех, и все должны за нее радоваться.

Глядя, как Павел останавливается у дороги, напряженно вслушалась.

Она не разбирала ни слова, но в тоне Баринова чувствовалась угроза.