Суета сует

Далекая жаркая страна, постоянно мелькающая в телевизионных новостях и периодической печати в статусе агрессора, казалась ему совершенно ненужным приключением в налаженной жизни, но Галя настояла на своем. Жена выглядела намного моложе своих лет, ростом немного ниже среднего, пышная грудь достойно украшала стройную девичью фигуру, не испорченную родами. Двумя годами раньше ее старшая сестра Берта с мужем и двумя детьми уехали в Израиль, письма от них приходили редко, связь в основном поддерживали по телефону. Для этого примерно раз в месяц-полтора Галя с Михаилом специально ездили в Одессу, где на главпочтамте заказывали пятиминутный разговор. Неприятный момент наступал, когда из динамиков на весь зал разносился громкий вызов: «Израиль, пятая кабина». Под любопытными взглядами многочисленных клиентов, ожидающих своей очереди в другие, но российские города, торопливо проходили в душную кабину, через шумы и потрескивания успевали задать несколько бестолковых вопросов, понимая, что линия прослушивается. Закончив разговор, поспешно покидали кабинку, не глядя по сторонам, выйдя из здания, с облегчением вливались в толпы прохожих на улице Садовой.

Больше всего Галю поразил факт, что сестра с ее бестолковым мужем, не успев приземлиться на землю обетованную, получили трехкомнатную квартиру от неизвестного амидара, национальной жилищной компании, а еще через год купили машину, и не просто машину, а американскую марки «Форд» бутылочного цвета. Берта прислала цветную фотографию, на которой она, окруженная семьей, гордо опирается на капот автомобиля на фоне окон своей квартиры. Так следовало из надписи на обратной стороне фотографии. У сестры в семье лишние деньги никогда не водились, в свое время они с мужем с трудом купили в рассрочку холодильник и телевизор, жили довольно скромно. Как вдруг смогли купить машину? Там деньги, что, с неба сыплются?

Семейную жизнь Миши и Гали омрачала серьезная проблема: они были женаты больше пяти лет, но детских голосов в доме не было слышно. Многочисленные попытки, анализы, лекарства, затраты на специалистов не помогли, никто не мог толком понять и объяснить причину Галиного бесплодия. А тут сестра написала, что в Израиле медицина на высоком уровне, не так давно она познакомилась с женщиной, тоже из России, которая двадцать лет не могла родить, а на Святой земле уже через год после приезда разродилась двойней.

Мишины попытки сопротивления не могли противостоять подобному доводу.

– Решай, я или развод, я здесь не останусь среди молдаван, которые только и ждут, чтобы ворваться в дом и ограбить. Сам посмотри, что вокруг делается, – Галя убеждала мужа в сотый раз. – Какое будущее ждет нас в этой стране, в магазинах пусто, товары надо доставать по блату. Вон друг твой, Петя, заведующий скобяным магазином, загремел на три года в тюрьму. Спрашивается, за что?

Галина по ночам жарко нашептывала мужу, будоражила, не давая спать, под утро он видел ее маслиновые глаза, чем-то напоминающие взгляд овец на картинах Шагала, противостоять которым обалдевший от женской ласки Михаил не мог. Он с ужасом представлял, что случится с ним, если Галя бросит его ради другого мужчины или «исторической родины», ведь ему так хорошо с ней. По утрам он уходил на работу невыспавшийся, на окружающее смотрел через пелену, наползающую на глаза, на вопросы сотрудников отвечал невпопад. И в одну из таких ночей Миша сдался, но в душе он тайно надеялся, что семья получит отказ на выезд.

Положение усугублялось неразрешимой проблемой: что делать с родителями Михаила, живущими вместе с ними, – больным, нетранспортабельным, разбитым параличом отцом и полусогнутой, сморщенной матерью, у которой в году было больше ночей, чем дней. Поговорить с ней не представлялось возможным, она периодически впадала в депрессию, вспоминая остальных членов семьи, расстрелянных румынами или немцами в сорок первом году. В дни очередного приступа женщина часами сидела у входа в дом, без конца раскачивалась на стуле и разговаривала с призраками, напоминающими о себе слышными только ей голосами. Временами в порывах экзальтации женщина поднимала голос почти до крика и начинала бить себя кулаками по голове и царапать лицо до крови. Дежурный врач скорой помощи сделал матери успокаивающий укол – временное решение проблемы.

Две недели перед отъездом прошли в лихорадочных сборах. Одинокая пожилая молдаванка Мирела согласилась переехать к родителям, ухаживать за стариками, пока, уверял Миша, вначале он устроится на новом месте, а потом обязательно вернется и заберет с собой родителей, через год, не больше.

Молдаванка деловито пересчитала деньги, отложенные в сберкассе плюс вырученные наличные от продажи чешских полок, кухонного комбайна и велосипеда.

– Вы не волнуйтесь, присмотрю я за вашими родителями, как за своими, – обещала Мирела, не отрываясь от тарелки с мамалыгой. – Как доберетесь, пошлите свой адрес, я вам обязательно напишу. Не забудьте вовремя деньги посылать, в Израиле, говорят, все богатые, – не то ехидно, не то завистливо добавила женщина.

Миша не знал, что сказать на прощание отцу и матери. Своим разбитым, раздвоенным сердцем он понимал, вряд ли ему удастся еще когда-нибудь увидеть родителей.

– Я скоро вернусь и заберу вас, только на работу устроюсь, обещаю, – он старался говорить убедительным голосом. – А пока Мирела поживет с вами, деньги я оставил, на первое время хватит, постараюсь посылать… – он продолжал бормотать, посылая слова в безответную пустоту.

Такова человеческая натура: всегда легче обманывать самого себя, чем других.

Миша вышел во двор покурить, так и не поняв, слышал ли его отец, неподвижно лежавший на кровати, и мать, глядевшая в прошлое отсутствующим взглядом.

Москва. 1972 год

Анатолий Введенский

Для Анатолия Введенского беззаботная жизнь закончилась в девятнадцатый день рождения. Отца прямо из-за праздничного стола увели люди в штатском, предварительно перевернув всю квартиру в поисках денег, ценных бумаг и драгоценностей. Тогда юноша впервые услышал, что он сын «расхитителя государственной собственности». Постановлением суда Матвея Ивановича Введенского за «особо крупные хищения государственного имущества», отменив смертную казнь, этапировали на урановые рудники в Сибирь, откуда шанс вернуться живым равнялся нулю.

Мать, Надежда Петровна, живущая все годы в достатке, неожиданно осталась одна с сыном. После ареста мужа она долго не могла прийти в себя, целыми днями крутилась по квартире, перебирала вещи, разговаривала сама с собой. Сквозь сон Анатолий слышал, как она переходит из комнаты в комнату, двигает мебель (позднее он узнал о существовании тайников в квартире).

Надежда Введенская, оригинальная в повседневной жизни особа, но не благодаря неординарному уму, необычной внешности или умению обращаться с людьми. Если говорить о переселении душ или реинкарнации, несомненно, в предыдущем круге существования Надежда обитала среди представительниц эфемерной формы жизни, а именно фей, порхающих, словно бабочки над цветами, утоляющих жажду утренней росой, а в свободное от тяжелой работы время распевала песни для эльфов.

– Спустись на землю, Наденька, – не раз упрашивала девушку мать, наблюдая за светловолосым, в кудряшках, спадающих на нежное личико, чадом, мечтательно водящим пальцем по странице со стихами, – все твои сверстницы уже давно повыходили замуж, а ты все витаешь в облаках.

Единственная дочь и не помышляла об ухажерах. С трудом окончив курсы медсестер, на работу не пошла, мотивировав приготовление клизм как явление, не соответствующее ее духовным запросам.

– Так для чего же ты училась? Мы годами тебе помогали, чтобы профессия была подходящая. Поработай хотя бы пару лет, наберись опыта, а потом на врача пойдешь учиться, – уговаривала мать, придавая голосу умоляюще-плачущую интонацию, пытаясь стащить Наденьку с заоблачных высот.

Неожиданное знакомство, а за ним сватовство и поспешная свадьба с Матвеем Введенским устраивали всех, в первую очередь родителей Нади, передавших фею в хорошие руки. Введенский женился по деловому расчету: заведующему торговой базой, члену партии на ответственной должности требовалась жена, камуфляж – появиться на торжественном вечере солидной семейной парой, съездить на курорт для привилегированных особ примерным семьянином, сходить в гости к нужным людям, с которыми, пока жены болтали на кухне, заключались негласные сделки. Кроме того, под удобным предлогом «мне надо посоветоваться с женой» всегда можно уклониться от немедленного обязательства. Другая немаловажная причина: Матвей Иванович развязал четвертый десяток, пора позаботиться о наследнике, а иначе для кого накапливаются громадные суммы денег?