Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

Решающую роль сыграл Брежнев, который активно поддержал Громыко. Брежневым двигало амбициозное стремление участвовать в подписании важных международных документов в таком представительном форуме, как совещание в Хельсинки. Он хорошо понимал, что получит очень большое „паблисити" прежде всего дома, когда советский народ узнает об „окончательном" решении вопроса о послевоенных границах. Что касается гуманитарных вопросов, то о них можно будет и не говорить дома сколько-нибудь подробно (по существу, такого подхода придерживалась советская пресса после Хельсинки). Правда, пришлось опубликовать текст принятых в Хельсинки документов в официальной прессе, и они были взяты на вооружение диссидентами, но положение последних внутри страны еще долго оставалось неизменным, хотя их отъезд за рубеж стал более свободен, он даже „поощрялся" властями в отдельных случаях.

В другой ситуации оказался президент Форд. „Ни один из моих визитов за рубеж в годы президентства, — писал он в своих мемуарах, — не вызывал такого широкого непонимания". Подписывая хельсинкские соглашения, он рассчитывал на поддержку в США прежде всего потому, что Советское правительство давало наконец важные обязательства по нашумевшим на Западе гуманитарным вопросам, включая эмиграцию и права человека.

Кроме того, в обмен на признание общих послевоенных границ СССР признавал право изменения национальных границ в Европе „мирными средствами", что сохраняло перспективы германского объединения.

Однако правые круги в США, особенно эмиграция из стран Восточной Европы, встретили участие Форда в Хельсинки шумной критикой. С резкими заявлениями выступили Рейган и сенатор Джексон. Недовольны были и в конгрессе. Часть прессы усматривала во всем этом „руку Киссинджера" (хотя хочу засвидетельствовать, он большого энтузиазма в отношении встречи в Хельсинки не проявлял). Суть критики сводилась к тому, что США в лице Форда санкционировали „ялтинский раздел" Европы и советское господство в Восточной Европе.

На деле же итоги Хельсинки во многом содействовали процессам либерализации внутри Советского Союза и восточноевропейских стран, что в конечном счете привело к коренным переменам в этих странах. Этого явно недооценили Брежнев и его сподвижники.

1 августа состоялась церемония подписания Заключительного акта. 30 июля и 2 августа в Хельсинки прошли две встречи Брежнева и Форда. В основном обсуждались вопросы ограничения стратегических вооружений.

После встречи в 1974 году во Владивостоке делегации обеих стран в Женеве старались найти решение спорных вопросов. Кое в чем они добились успеха. Однако в связи с быстрым развитием военной техники, которая явно опережала ход переговоров, появились новые сложные проблемы.

В США быстро развивалось производство крылатых ракет, которые при определенных условиях становились новым видом наступательных стратегических вооружений. Именно в массированном развертывании крылатых ракет американские военные и связанные с ними правые круги видели возможность — за счет технического превосходства США — получить преимущество над СССР в стратегической области. Соответственно советская сторона стала настаивать на ограничении и учете крылатых ракет в рамках владивостокской договоренности.

В Советском Союзе тем временем был создан новый бомбардировщик, названный, по терминологии НАТО, „Бэкфайер". Советская сторона заявляла, что этот самолет среднего радиуса действия, так как он не достигал территории США. Американская же сторона доказывала, что при дозаправке горючим в воздухе этот самолет мог долететь до США, а значит, он становился стратегическим бомбардировщиком, который должен был включаться в уровни, установленные договоренностью во Владивостоке. До 1979 года проблема „Бэкфайера" в значительной степени искусственно подогревалась в переговорах такими американскими противниками разоружения, как Перл, Роуни, и др. Это впоследствии признал в беседе со мной Киссинджер.

Длительная беседа в Хельсинки между Брежневым и Фордом не привела к компромиссному решению этих вопросов (Форд признает в своих мемуарах, что определенную роль в этом сыграла ужесточившаяся позиция министра обороны Шлесинджера и начальников штабов, которые были решительно против каких-либо ограничений на крылатые ракеты, а также уступок по самому „Бэкфайеру").

Были, правда, достигнуты некоторые договоренности по отдельным вопросам, но они не устраняли принципиальное разногласие. В результате было решено, помимо дальнейшего обсуждения всех вопросов обеими делегациями в Женеве, вернуться к главным проблемам во время предстоящей поездки Громыко в США в сентябре на Генеральную Ассамблею, а также намечаемой поездки Киссинджера в Москву в декабре.

Соответственно в Хельсинки не нашел своего решения главный вопрос о конкретных сроках визита Брежнева в США (мы не хотели фиксировать дату встречи, пока не будет ясности с договором по ОСВ). Но в принципе была достигнута договоренность о значительной закупке в США зерна.

Разгул антисоветской кампании в США

Через неделю после встречи Форда и Брежнева в Хельсинки состоялась моя беседа с Киссинджером.

Президент Форд, сказал он, хотел бы в неофициальной форме просить Брежнева все же определиться с его визитом в США, так как президент хотел бы внести ясность в свое собственное политическое расписание на ближайшие 5–6 месяцев. Если Генеральный секретарь по каким-то причинам считает целесообразным вообще отложить пока свой визит в США, то президент готов будет принять и это его решение без какой-либо обиды. Политика есть политика. Но президент просит определиться относительно визита.

Разговор зашел о пропагандистской обстановке в США, а именно о разгуле антисоветизма, раздуваемого средствами массовой информации и определенными политическими кругами.

Киссинджер признал, что эта разнузданная пропаганда начинает тревожить и саму администрацию. Президент и он сам перед поездкой в Хельсинки для подписания Заключительного акта общеевропейского совещания предвидели, что этот шаг президента вызовет определенную негативную реакцию консервативных кругов, но в целом, взвешивая плюсы и минусы, они считали, что администрация во внутриполитическом плане (с учетом предвыборной кампании) все же получит больше плюсов.

Однако совершенно неожиданно и для Белого дома, и для него самого все средства массовой информации, все консерваторы и либералы обрушились с тенденциозных, откровенно антисоветских позиций на документ, подписанный в Хельсинки, и осудили факт подписания его Фордом. Критика продолжается и сейчас, добавил Киссинджер.

Усиление вообще антисоветских выступлений в США и нападок на политику разрядки озадачивает Белый дом. Президент собрал специальное совещание по этому вопросу. Администрацию Форда обвиняли в том, что она „слишком мягка и уступчива" в отношении Москвы (и международного коммунизма в целом) и что вообще политика разрядки выгодна СССР, а не США.

Подобная линия — обвинения в излишней „мягкости" администрации в отношении Москвы — объединяла и консерваторов, и либералов, которые в то же время враждовали между собой по остальным вопросам. Консерваторы осуждали все, что было связано с переговорами по ограничению стратегических вооружений. Поэтому они обвиняли администрацию в том, что она „слишком много уступает русским на переговорах". Либералы осуждали администрацию за то, что она недостаточно твердо защищала „гуманитарные вопросы", особенно вопросы эмиграции из СССР, а также не осуждала преследование там диссидентов. И те, и другие подняли шумиху по поводу того, что Форд не принял Солженицына.