Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]
Шрифт:
Бжезинский не без иронии заметил, что президент Картер, когда он знакомился подробно с историей переговоров по ОСВ, с удивлением отметил, что вся многолетняя дискуссия и все конечные результаты были основаны почти исключительно на американских данных независимо от того, касались ли они американских или советских стратегических сил. По своей инициативе советская сторона, как правило, не называла сама каких-либо цифр (это действительно было так из-за нашей мании чрезмерной секретности).
Бжезинский высказал здравую мысль о том, что в перспективе было бы, видимо, хорошо постепенно ввести в практику взаимные обмены и по военной линии.
Так началось мое взаимодействие с Бжезинским (мы звали друг друга по имени: Збиг и Толя). Наши встречи были не столь частыми, как с Киссинджером, который выступал сразу в двух ролях — и госсекретаря, и помощника президента. И все же мы встречались довольно регулярно. На меня он производил впечатление интересного, эмоционального,
Бжезинский, как правило, не принимал непосредственного участия в переговорах с советскими представителями, хотя и был, разумеется, в курсе событий и участвовал в разработке американской позиции. Ему не довелось, как Киссинджеру, одному ездить в Москву для деловых встреч с советским руководством или наедине встречаться с Громыко. Эта роль в администрации Картера была возложена на Вэнса. В какой-то степени, по моему впечатлению, этому мешало самовнушение Бжезинского, что он, как хорошо известный Москве давний критик Советского Союза и антикоммунистический идеолог, не особенно подходил для такой роли. Во всяком случае это никак не уменьшало его влияния в администрации в вопросах отношений с Советским Союзом, что в основном негативно сказывалось на наших делах, хотя порой он и пытался играть конструктивную роль. Мне лично кажется, что такая роль могла бы возрасти, если бы Картер использовал его не в качестве основного оппонента по советским делам, а наделил бы его определенной долей ответственности по ведению конкретных переговоров с нами по отдельным вопросам (как это было в контактах администрации с Китаем).
У нас с Бжезинским установилась полезная практика неофициальных встреч за завтраком у него в кабинете или у меня в посольстве. Несколько раз мы с женой и внучкой бывали у него дома. Жена его — оригинальный скульптор. Играли мы с ним в шахматы (а как кончались партии — это уже „государственный секрет").
Картер излагает свою позицию Брежневу. Моя первая беседа с новым президентом
Буквально с первых дней администрация Картера вплотную стала заниматься проблемами советско-американских отношений, но в первую очередь вопросом об ОСВ. Уже 26 января Вэнс передал мне конфиденциальное послание. В своем послании президент подчеркивал, что будет добиваться „улучшения отношений с СССР. Этой цели я буду уделять лично пристальное внимание так же, как и госсекретарь Вэнс… Наши страны, если проявят настойчивость и мудрость, в состоянии избежать гонки вооружений. Я заявил американскому народу, что твердо буду добиваться ликвидации всего ядерного оружия".
„Имеются три области, в которых может быть достигнут прогресс на пути к этой цели", — продолжал он. Важнейшим шагом президент назвал безотлагательное достижение соглашения по ограничению стратегических вооружений. Скоро можно заключить и соглашение о контролируемом всеобъемлющем запрещении всех видов ядерных испытаний. Важно также возобновить усилия в целях достижения прогресса на переговорах о сбалансированном сокращении вооруженных сил в Центральной Европе.
Картер отмечал необходимость совместного предотвращения кризисов в беспокойных районах мира, которые могли бы привести к возобновлению опасных конфликтов. Особо он упомянул Ближний Восток.
Придавая важное значение улучшению двусторонних экономических отношений, он в то же время подчеркивал, что „мы не можем быть безразличны к судьбе свободы и индивидуальных человеческих прав".
В заключение Картер писал: „Я ожидаю встречи с Вами и обсуждения на этой встрече как наших расхождений, так и наших общих интересов. Тем временем я предлагаю, чтобы мы оба делали все, что в наших силах, для содействия процессу улучшения советско-американских отношений".
Я считал, что послание Картера в целом открывало вроде неплохую перспективу для переговоров по разоруженческим проблемам. Но в то же время слова президента о его „небезразличии к судьбе свободы и индивидуальных человеческих прав" были сигналом того, что этот вопрос может постоянно отравлять наши отношения.
Спустя несколько дней Картер пригласил меня в Белый дом для беседы, на которой присутствовали Вэнс, Бжезинский, Бартоломью (в таком составе президент обычно принимал глав правительств или по крайней мере министров иностранных дел). Поскольку с нашей стороны я был один, то в шутливой форме заметил, что численный перевес был явно на американской стороне. Я еще раз поздравил Картера с победой на выборах в президенты. Он не без удовольствия заметил, что происходит из самой гущи американского народа и что только в Америке рядовой человек может стать „императором", т. е. президентом. В ответ я рассказал ему один исторический курьез. Один из маршалов Наполеона, Бернадот, как известно, стал королем Швеции. Придворные врачи замечали за ним одну странность: он никогда не снимал рубашку, когда они его обследовали
в случаях недомогания. Королевский двор терялся в догадках. Когда же он умер, то обнаружилась причина столь странного поведения: на его груди были вытатуированы слова: „Смерть королям!" Татуировка была сделана, когда Бернадот свергал короля в революционной Франции. Картер и его советники рассмеялись. Атмосфера встречи приняла более непринужденный характер. По словам президента, он пригласил меня, чтобы установить личный контакт, имея в виду дальнейшую работу по развитию советско-американских отношений. Он просил передать Брежневу, что президент США действительно искренне настроен в пользу развития советско-американских отношений. Возможно, в Москве считают по опыту других президентских кампаний, что сказанное мною в ходе предвыборной борьбы предназначалось лишь для привлечения голосов избирателей и что, став президентом, я многое забуду, сказал он. Хочу подчеркнуть, что это не так. И в первую очередь это относится ко всему, что мною говорилось по ОСВ и о принятии совместно с СССР важных мер в этой области, отметил президент. Я действительно хочу и надеюсь совместно с Генеральным секретарем добиться заметных реальных шагов по ограничению гонки вооружений и по их сокращению в период моего президентства, подчеркнул Картер. Он сказал далее, что хочет установить отношения доверия с Генеральным секретарем. В частности, хотел бы предложить на рассмотрение Брежнева некоторые меры, которые могли бы упрочить доверие не только между правительствами обеих стран, но и между военными, что является, в шутку заметил он, значительно более трудным делом. Например, продолжал Картер, мы знаем, так же, как и вы, о всех случаях испытательных запусков ракет в наших странах. Почему бы нам негласно не уведомлять друг друга, скажем за 24 часа, что будет проведен очередной испытательный запуск (а не случайный „самопуск"). Или ввести в практику обмен военными делегациями, чтобы военные могли поближе познакомиться друг с другом. Главное же, подчеркнул президент, заключается в том, что напряженность между нашими странами и соответственно военные расходы резко снизились бы, а доверие значительно возросло, если бы обе стороны договорившись между собой о минимальном уровне стратегических вооружений, необходимом и достаточном для уверенности, что руководство каждой страны обладает нужным оборонительным потенциалом для предотвращения нападения на нее. Но в то же время этот уровень не должен внушать Другой стороне опасения, что с помощью этого потенциала — если он будет использован для нанесения „первого удара" — она может быть полностью уничтожена.По словам президента, он долго думал и пришел к убеждению, что при взаимном желании стороны могут установить такой уровень стратегических сил без ущерба для безопасности наших стран.
Мысль была интересная, и я тут же поинтересовался у Картера, о каких примерно уровнях может идти речь. Он ответил, что такой уровень мог бы предусматривать несколько сот носителей вместо 2400. Соответственно мог бы быть понижен внутри этого количества и уровень ракет с РГЧ. Названные им цифры производили впечатление.
Президент сообщил, что разработку позиции США по ОСВ он поручил Уорнке (бывший зам. министра обороны при Джонсоне). Затем он спросил: „А как насчет того, чтобы вынести спорный вопрос о крылатых ракетах и самолете „Бэкфайер" за рамки обсуждаемого соглашения?"
Я напомнил ему об отрицательном отношении к этому советской стороны, ибо неучет крылатых ракет оставил бы США немалое преимущество.
Картер поднял вопрос о наземных мобильных пусковых установках. Я вновь сказал (как и Вэнсу), что у нас нет мобильных пусковых наземных установок с ракетами межконтинентальной дальности (только средней).
Президент затем кратко коснулся и старого вопроса об озабоченности США по поводу большого забрасываемого веса советских тяжелых ракет. Раньше, когда точность советских ракет уступала точности американских, вопрос о забрасываемом весе не стоял так серьезно. Теперь же ситуация меняется. Как решить эту проблему?
Отметив, что эту проблему можно будет рассмотреть позже, я ответил, что на данном этапе главное — не отвлекаясь, завершить побыстрее соглашение на основе владивостокской договоренности. В сложных вопросах, касающихся ОСВ, лучше идти последовательно, шаг за шагом.
Картер заметил, что в принципе согласен с этим, но должен одновременно думать о других вопросах, которые возникают в связи с нынешним соглашением.
В целом позиция президента сводилась к следующему: он — за быстрое „простое" соглашение по ОСВ-2 путем исключения из него вопросов о крылатых ракетах и о самолете „Бэкфайер". После соглашения по ОСВ-2 он хотел бы достичь крупных сокращений в стратегических силах, сократив число ракет даже „до нескольких сот".
Поэтому я высказал президенту сомнения, что вряд ли возможно выработать позицию сразу по двум соглашениям, так как это значительно осложнило бы нашу общую первоочередную задачу: быстрейшее заключение соглашения по ОСВ-2 на базе владивостокской договоренности. А это, в свою очередь, предусматривает включение в соглашение вопроса о крылатых ракетах.