Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

После такого нашего ответа неудивительно, что Никсон — как потом выяснилось — поставил свой политический компас на поездку в первую очередь в Китай, а не в СССР.

Через четыре дня я встретился с Киссинджером по его просьбе. По поручению президента, он остановился на трех вопросах: о встрече в верхах, о переговорах по Западному Берлину и по стратегическим вооружениям.

Президент давно отметил неопределенность позиции и колебания советского руководства в вопросе о встрече в верхах, сказал он. Видимо, в Москве есть свои соображения на этот счет, которые президент не может не учитывать. В этой связи президент не считает себя вправе поднимать больше вопрос перед советским руководством о конкретной дате встречи в верхах. Он не может также согласиться с увязкой этого вопроса с предварительным решением другого вопроса (намек на Западный Берлин), хотя и готов продолжать обсуждение, независимо от этого, любых международных проблем. Президент оставляет поэтому вопрос о встрече вообще пока открытым на неопределенное время и не будет больше его поднимать. Он вместе с тем будет готов вернуться к его обсуждению, когда, по мнению Москвы, сложатся условия для такой встречи.

Что касается Западного Берлина, сказал Киссинджер, то события, к сожалению, показали, что решение этого вопроса продвигается медленнее, чем они надеялись. Президент готов, однако, продолжать поиск соглашения. Киссинджер, по его словам, говорил на эту тему с советником канцлера ФРГ Баром, который настроен позитивно (последний действительно немало сделал для улучшения отношений ФРГ с СССР).

Спустя несколько дней Киссинджер, немного остыв, счел все же нужным, с ведома Никсона, опровергнуть появившиеся в американской прессе спекуляции о том, что в подходе к вопросу об улучшении отношений с Пекином администрация США руководствуется антисоветскими соображениями. В целом чувствовалось, что Белый дом хочет как-то сбалансировать возможное влияние последующего флирта между Вашингтоном и Пекином на советско-американские отношения.

В один из вечеров в начале мая у меня была интересная беседа с влиятельным сенатором Саймингтоном. Он устроил ужин „на троих": был еще его друг, сенатор Фулбрайт, председатель сенатского комитета по иностранным делам. Они выразили желание откровенно поговорить со мной о советско-американских отношениях.

По мнению сенаторов, позиция СССР по ряду вопросов достаточно конструктивная и отражает стремление найти взаимные компромиссы. Однако в Москве недостаточно учитывают американскую специфику, когда средства массовой информации, используя закулисные каналы администрации „по умышленной утечке информации", дают направленную, одностороннюю информацию, искажающую истинное положение дел, в том числе и на советско-американских переговорах по разным вопросам.

Таким образом, администрация становилась монопольным обладателем информации в том, что касается отношений с СССР. Москва явно отставала в оперативности и гибкости форм при продвижении в общественное мнение своей позиции, а порой просто упорно отмалчивалась, когда речь шла о конкретных советско-американских переговорах (сенаторы тут были, бесспорно, правы, т. к. Громыко был просто одержим секретностью, и не только представители прессы, но порой и многие советские дипломаты ничего толком не знали о наших позициях, тем более о динамике их развития). Все это ставило и ставит оппозицию в сенате США, подчеркнули мои собеседники, в весьма трудное положение, поскольку мы не имеем конкретных убедительных аргументов против зигзагов Белого дома в переговорах с Москвой.

Короче, они призывали нас продумать вопрос о лучшем пропагандистском обеспечении советской позиции по важнейшим внешнеполитическим проблемам с учетом чисто американской специфики.

Надо сказать, что этот вопрос я ставил перед Москвой неоднократно. Несколько раз он обсуждался на уровне правительства. Принимались решения, но ничего не менялось — громоздкая советская пропагандистская машина, требовавшая согласования на многих уровнях и инстанциях, не поспевала за ходом событий.

Непростой вопрос о встрече на высшем уровне

В середине мая мне неожиданно позвонил Киссинджер. В Вашингтон прилетел из Женевы Смит, глава американской делегации на переговорах по стратегическим вооружениям. Он представил Никсону меморандум о своей беседе с главой советской делегации послом Семеновым, которая состоялась во время прогулки на лодке по озеру. В меморандуме излагались „соображения Семенова", которые, по убеждению Смита, „открывали, наконец, дорогу к соглашению".

К великому удивлению президента, сказал Киссинджер, соображения Семенова, изложенные в меморандуме, охватили те пункты, по которым сам президент вел негласные переговоры с Советским правительством по конфиденциальному каналу, о чем Смит и его делегация ничего, разумеется, не знали.

Киссинджер запальчиво заявил, что мы пренебрегаем конфиденциальным каналом и стремлением президента Никсона поддерживать личный контакт с советскими руководителями, что мы „предпочитаем" обычные дипломатические каналы, хотя знаем, что они дают много утечек и что это может поставить под удар Никсона и его самого. „Мы можем полностью прекратить использовать этот канал".

Ответил, что использование канала — дело, конечно, добровольное, но уверен, что тут произошло какое-то недоразумение, возможное в сложных условиях ведения переговоров на двух уровнях (как выяснилось впоследствии, Семенов случайно узнал в Москве о переговорах по конфиденциальному каналу и решил сам проявить инициативу в том же направлении).

Тем временем мы вместе с Киссинджером провели в течение недели интенсивное согласование текста обменных писем на высшем уровне, связанных с ограничением систем ПРО. Краткие официальные сообщения на эту тему были опубликованы 20 мая. Одновременно произошел обмен конфиденциальными текстами (Косыгин-Никсон) насчет компромиссной договоренности по ОСВ. Суть ее сводилась к следующему: достигнута договоренность о том, чтобы в текущем году целиком сосредоточиться на решении вопросов, связанных с ограничением систем ПРО, с тем чтобы после заключения отдельного соглашения по ПРО вести активные переговоры по ограничению стратегических наступательных вооружений. В целях содействия созданию более благоприятных условий для достижения соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений считается приемлемой-идея „замораживания" стратегических вооружений и выражается готовность к достижению общей позиции относительно этих вооружений. „Замораживание" не должно затрагивать возможности модернизации и замены таких вооружений.

10 июня состоялась еще одна продолжительная встреча с Киссинджером, на этот раз в загородной резиденции президента Кэмп-Дэвиде (Никсона там не было). Сам-выбор такого необычного места для встречи как бы подчеркивал ее значимость. Он сказал, что, по поручению президента, хотел бы „в спокойной обстановке" провести общий обзор наших отношений по конкретным вопросам.

После шестичасовой беседы (почти по всем вопросам с акцентом на позитив) Киссинджер снова поднял вопрос о возможном визите Никсона в СССР. Чувствовалось, что весь проведенный им „обзор" был прелюдией к этому основному вопросу беседы — о встрече в верхах.

Отметив готовность президента обсудить при личной встрече с советскими руководителями конкретные взаимные шаги в Европе с целью „начать там развязку" проблем, Киссинджер подчеркнул далее, что Никсон придает сейчас большое значение обмену мнениями ввиду сложного и опасного положения, сложившегося на Ближнем Востоке. В этом смысле, Добавил он, ближневосточный вопрос в предлагавшейся ранее президентом повестке дня (она оставалась в принципе той же) для обсуждения на встрече в верхах передвигался теперь на одно из первых мест. Никсон хотел бы переговорить по этому вопросу с глазу на глаз с Брежневым, без присутствия кого-либо из американцев (даже переводчик — советский). Если бы в результате такого „откровенного разговора" была достигнута сугубо негласная договоренность с советским руководством, президент нашел бы возможность, не отдавая кому-либо отчета в своих действиях, выполнить свою часть договоренности.

К сожалению, эта интересная попытка Никсона достичь договоренности или взаимопонимания не была нами использована в интересах поиска компромисса. А момент был благоприятный ввиду озабоченности Вашингтона активизацией советских военных поставок арабским странам, особенно Египту и Сирии. Наша излишняя привязанность к политике арабских стран мешала проводить самостоятельную политику на Ближнем Востоке.

В заключение Киссинджер просил передать советскому руководству — если в принципе визит президента приемлем для Москвы — предложения о возможных сроках такого визита. Для президента наиболее подходящим временем был бы сентябрь (как видно, Никсон не терял надежду на встречу еще в 1971 году и, возможно, до поездки в Пекин). Вторым возможным сроком мог бы быть период между мартом и маем 1972 года.