Суккуб в удаленном доступе
Шрифт:
– Ну а почему нельзя? Если он может у нас ночевать, то почему ему у нас не поужинать? На завтрак же спуститься постеснялись.
– Мам! – Катя была уже малиновая. – У нас ничего не было!
– Я знаю, а то бы мне удержать отца не получилось. Но в следующий раз дверь запирайте. Ну и меня предупреди, чтоб я папу отвлекла, – мама обняла в конец смутившуюся Катю. А мы с Алисой, улыбаясь, переглянулись. Все же у меня замечательная мама.
Ужин прошел очень легко и весело, хотя Сема (уже не малявка, давно ж я его не видела) очень смущался своего нового статуса, хоть и старался не подавать вида.
В воскресенье вечером мама выпроводила меня из временного убежища и наказала всенепременно
Но вот пойти в понедельник на занятия я просто не смогла. Как подумала, что надо на практику к Егору, так залезла под одеяло с головой. А еще эти две ночи… Он был таким нежным, будто я хрупкий цветок. В его объятьях я забывала, что это сон, и чувствовала себя как никогда счастливой… Но все же: сколько мне будут сниться эти сны каждую ночь? Неужели я настолько озабоченная? Неужели мне настолько не хватает Егора?
Контраст реальностей просто разрывал мне душу на лоскутки.
Ближе к десяти на городской телефон мне позвонила Лида.
– Я так понимаю, на вторую пару ты тоже не придешь? – без приветствия начала она.
– Не приду…
– Долго бегать будешь? – в голосе подруги ясно читалось осуждение.
– Надеюсь, только сегодня.
– Ну-ну… А ему мне что сказать?
– Думаешь, он спросит?
– Уверена.
– Скажи, что приболела…
– А он мне так и поверил. Ладно, придумаю что-нибудь, – и Лида отключилась. Обиделась. Вот в какой момент времени она стала болеть за Егора? Хотя я сама себя чувствовала виноватой, так что не мне на Лиду дуться. Вот только ее слова "придумаю что-нибудь" вселяли в меня тревогу. Когда Лида думает, последствия этого процесса по своей разрушительной силе превосходят Хиросиму и Нагасаки вместе взятые.
***
Две ночи наполненные любовью и нежностью. Егор не пытался что-нибудь выяснять во сне, боясь, что Лера опять исчезнет. И в понедельник, собираясь на работу, он очень волновался. От разговора с Лерой зависело очень многое. Не спугнуть ее, заставить выслушать и не дать убежать. И поговорить с ней надо в университете, где не так много укромных мест.
Но что толку было волноваться, когда Лера просто не пришла на пару. Егор по возможности спокойным голосом осведомился, что же случилось с Валерией, и в ответ получил от Лиды одно слово "приболела", сопровождаемое таким выразительным взглядом, что он не сомневался: Лера не больна, а просто его избегает, и Лида все про них знает.
И все же после пары он попросил Лиду задержаться. Затянувшееся молчание, потому что Егор не знал, как начать разговор – ранее в таких ситуациях ему бывать не приходилось, – прервала девушка:
– Телефон у Леры сломан, но, если хотите, я могу дать Вам ее домашний номер… Так и быть, еще и адрес.
– Спасибо, – смущение не помешало Егору почувствовать к Лиде благодарность. Он совсем не ожидал, что все будет так легко. – А… Лера что-нибудь про меня говорила?
– Она вообще много что говорила, и про Вас тоже. Но я не буду пересказывать. Лучше будет, если вы во всем разберетесь сами, а то получится "глухой телефон". Вот, держите, – она вручила ему исписанный листок.
– Ты – хорошая подруга.
– Не знаю, возможно Лера меня за это и убьет, но вам нужно поговорить. Я могу идти?
– Да, конечно… Спасибо еще раз.
– Пожалуйста. И не забудьте про это, когда будете искать крестную вашим детям, – с этими словами она вышла из аудитории, пока Егор соображал, о чём речь.
К домашнему Леры никто не подошел. В обеденный перерыв он сходил к ней, но двери тоже никто не открыл. Но отступать Егор был не намерен: ему надо было
объяснить недоразумение с Олесей и узнать про Олега. Пусть еще раз не по телефону она скажет, что его любовь ей совсем не нужна, и пусть объяснит сцену в туалете.***
Хоть на занятия я и не пошла, с трудом представляя, как я буду эту сессию сдавать, но и дома сидеть мне было невыносимо. Поэтому я пошла гулять, продолжая самоедство и самокопание.
Прошлявшись до сумерек, я решила для себя окончательно: завтра не прячусь, надо уже все решить. Мама права, об стенку головой потом, если что, побьюсь. И главное – обязательно сначала поговорить, а не в туалет его тащить. Потому что повторения хотелось просто мучительно, до боли в животе, несмотря на все мои рассуждения. И это тоже было проблемой. Можно ли назвать любовью такую страсть? Для меня однозначно – нет. Но если я не попробую, то никогда не дам ей перерасти в любовь.
Чтобы срезать путь, а не идти вдоль проезжей части, я привычно свернула на тропинку между кустов у дороги, что выводила к зданию университета. По ней я ходила много раз, но в этот раз нож у горла стал для меня крайне неприятным сюрпризом.
– Шшшш, – прошипели мне в ухо, и чья-то рука, крепко обхватив меня за талию, прижала к мужскому телу с явными признаками возбуждения, которые я ощутила спиной. Я даже вздохнуть боялась, такой ступор на меня напал, и совсем не сопротивлялась, когда меня поволокли с тропинки в кусты.
Рука похотливо прошлась по моей груди, в ответ на это внутренности в тугой узел скрутил приступ тошноты. Стало невыносимо гадко, будто меня окутала тухлая медуза, таким липким и серым показалось все вокруг.
– Пикнешь – прирежу, – в мозгу успело мелькнуть: "Как неоригинально". Ноги подгибались, сердце трепыхалось где-то в горле. Мыслей почти не было, только какие-то обрывки. В глазах все желтело, сужая поле зрения до точки. – Раздевайся. Ну, – поторопил он меня, потому что я вообще не могла понять, о чем речь. – Плащ снимай.
Я дрожащими пальцами попытала расстегнуть пуговицы, хотя не понимала, зачем я слушаюсь этого маньяка, а не пытаюсь закричать. И когда была расстегнута первая пуговица, по мне будто волна жара прокатилась, казалось, даже волосы на затылке зашевелились. После этого происходящее я видела и запоминала урывками.
Помню, как удерживающие меня руки внезапно стали вялыми и разжались. Лицо нападавшего я почти не запомнила, потому что всё перекрывали его глаза, из которых будто струился гнойно-серый свет. Не знаю, что в моем голосе слышал маньяк, потому что я себя не слышала, только ощущала, что мое горло вибрирует, и жаркая волна, затопившая меня, покидает тело с этой вибрацией.
– … раздевайся… – единственное слово, которое я запомнила из своей речи. И маньяк подчинился. Когда он снял брюки, у меня в голове раздалось: "Беги", и я побежала, что было сил.
Лера так никогда и не узнала, что маньяк, выполнив команду раздеться, так и остался стоять абсолютно голый, пока часа через два его случайно не заметил случайный прохожий, выгуливавший собаку. Он позвонил в полицию. Доблестные полицейские не сильно спешили, но где-то через полчаса, после повторного звонка, приехали. Одно дело – эксбиционист, который, глядишь, сам убежит. И другое дело – впавший в ступор голый мужчина. Привести в чувство его не удалось, и полицейские передали его медикам. Уже в отделе один из выезжавших по вызову полицейских обратил внимание на фоторобот и ориентировку на мужчину, который уже разыскивался за изнасилование. Но привлечь к ответственности насильника не удалось – он сгорел от жесточайшей пневмонии за несколько дней, так и не выйдя из странного ступора.