Сулла
Шрифт:
– Что же с того, что знаешь?
– По-твоему, я должен был действовать в открытую с самого начала?
– Почему бы и нет?
– Гм… а я полагал, что ты понимаешь меня.
– Дело не во мне, мой господин.
– А в ком же?
– В тебе! – повышая голос, сказал Эпикед. – В тебе.
– Дальше. Я слушаю.
Слуга молчал. Он разрешил себе отхлебнуть вина. Впрочем, к этому всегда понуждал его Сулла. Полководцу требовался полуночный собутыльник. Эпикед сказал:
– Наверное, ты ошибся.
– В чем? – Сулла пил, пил, пил. Как лошадь,
– Ошибка наша такая: прежде чем уходить на Восток, надо было кончать с марианцами. Разом. Беспощадно. Громоподобно. Молниеносно. Кроваво.
– Как? – едва выговорил Сулла.
– Я же сказал – как. Могу повторить. Разом. Молниеносно. Беспощадно. Кроваво.
– Не очень понимаю… – У Суллы нервно заходил кадык.
Слуга уселся напротив. Вытянул правую руку, собрал пальцы так, словно взял щепотку соли.
– Я понял, Сулла, – жестко выговорил слуга. – Мы промахнулись.
– Да?
– Определенно. Непростительную допустили ошибку.
– Ты в этом уверен?
– Да.
– Исправить возможно ли?
Слуга не торопился с ответом. Как говорят римские кутилы, сначала надо выхлебать урну вина, а потом уж соображать, что и как. По всей вероятности, это и решил проделать Эпикед.
– Закусывай, – предложил Сулла.
– Обойдусь.
– Напьешься.
– Наплевать!
– Я хочу услышать ответ. Вразумительный. Трезвый.
– За этим дело не станет.
Сулла жевал оливы. Обгладывал каждую косточку, словно кость пулярки, отшвыривал куда попало – не до них сейчас.
– Ну?
Эпикед молчит и пьет. Пьет и молчит. Он ничего не скажет, пока сам не сочтет, что настала для этого пора.
– Думаешь? – беззлобно спросил Сулла.
– Думаю…
– Ну, думай, думай!
Корабль покачивало: с киля на корму, с борта на борт. Каюта полководца отделана красным и черным деревом, медью и оловянными планками, которые выглядят почище серебряных.
– Все, – объявил Эпикед и отставил чашу.
– Что – все? – спросил Сулла.
– Хочу высказаться.
– Слушаю.
Слуга приблизился. Проговорил очень тихо:
– В тебе есть кровь, великий Сулла?
– Кровь? Думаю, что да.
– И шея?
– И шея.
– И голова, Сулла, есть на плечах? Да?
– Есть голова.
Эпикед придвинулся так, что чуть не касался носа Суллы своим носом.
– Кровь можно выпустить. Правда?
– Да, Эпикед, при желании можно.
– Набросить петлю на шею можно?
– Да, можно, Эпикед.
– Сулла, а голову раздробить дубиной можно?
– Разумеется.
– Она же у тебя не медная.
Сулла постучал себя по голове, как по спелому арбузу. Сказал:
– Нет, не медная. Обыкновенная.
– Я так и думал. – Эпикед усмехнулся.
– Дальше…
– В Риме, как видно, полагают, что тебе можно и кровь выпустить и голову раздробить.
– Возможно, Эпикед.
– Теперь я задам тебе один вопрос, Сулла, и не торопись отвечать на него. Подумай прежде. Обмозгуй, как говорится.
– Обещаю.
– Вопрос
такой: если выпустить кровь народным трибунам и кое-кому из сенаторов, раздробить головы видным марианцам и их прихлебателям, – что будет?– Что будет?
– Не торопись, Сулла. Ответишь завтра. Послезавтра. Через неделю.
– Что будет? – Сулла выпятил нижнюю губу. Глубоко вздохнул. Сощурил глаза.
– Не спеши с ответом.
– Что будет? – вопросил Сулла. Ему от нахлынувшего гнева недоставало воздуха. – Что будет?
Слуга поднял руку, прося не спешить.
– Что будет? – Сулла изменился в лице.
А слуга снова обратился к вину. Вроде бы даже не слушал своего господина. Ему вроде бы безразлично, что скажет он, что ответит ему, Эпикеду.
Сулла сжимал кулаки. Косточки на кулаках побелели. И заскрежетал зубами,. Словно шакал пустыни.
– Не торопись, Сулла…
– Теперь слушай, Эпикед. – Сулла поднял кулаки. – Ты узнаешь все. Церемониям приходит конец. Если позволят боги и я снова окажусь в Риме, я… – Сулла вытянул правую руку, разжал кулак и снова сжал его. И с такой силой, точно собирался выжать воду из камня. – Вот так, Эпикед, вот так, Эпикед!..
И не отпускал цепких пальцев. А косточки на тыльной стороне руки из белых стали синими.
Эпикед все понял.
– Я их задушу, как цыплят, – прохрипел Сулла.
– Ох-хо-хо!
– Я выпущу кровь, как из ягнят…
– Э-гей! Э-гей! – подбадривал слуга, точно скифского наездника.
– Я совью из них один большой канат. И к его концу прикреплю якорь своей пентеры.
– Го-го-го! – гоготал слуга, хотя казалось, что он не смеется. Лицо его продолжало хранить печать мрачного созерцания. Щербатые щеки не двигались. Застыли.
– Послушай! – Сулла схватился за подлокотники своего кресла. – Знаешь что?.. Эпикед, я сделаю из них месиво. Вот возьму сведу их вместе, и мои центурионы с солдатами приготовят паштет. Но не из соловьиных языков и не из гусиной печенки, а из этих сенаторов, народных трибунов и прочих проституток с Капитолия!
…Сулла, стоя на капитанском помосте, был очень доволен ночной беседой с Эпикедом. Его недруги непременно получат то, что заслужили. Разумеется, в рамках республиканских традиций…
И снова полководец возвращается к памятной записке, подготовленной для сената. Так вот, значит, встреча с Митридатом. Ее пытаются охаять. Преуменьшить ее результаты. Посмотрим, посмотрим, что из этого получится…
Встреча с Митридатом произошла на берегу Геллеспонта близ города Дарданы. Отсюда до развалин древней Трои – рукой подать. Римские триремы стояли у самого берега. На азиатском берегу высадилось несколько когорт. А на том, на другом берегу маячили знамена новых, идущих с севера когорт. И это видел Митридат, прибывший с многочисленной, великолепной свитой. Тысячи его гоплитов стояли наготове. Знаменитая конница Митридата выстроилась за спиною гоплитов. Словом, зрелище удивительное…