Султан и его гарем
Шрифт:
– Не думаешь ли ты, что я боюсь? Я приказываю тебе проводить меня туда. Я хочу видеть загадочное существо!
– Я дрожу за тебя, могущественный и мудрый Баба-Мансур! – жалобно воскликнул он.
– Ты дрожишь скорее за себя, чем за меня. Я это знаю! Но не медли дольше! – приказал Мансур-эфенди.
Дервиш увидел, что отговариваться более было невозможно, а потому, дрожа от страха, – безобразное существо возбудило в нем непреодолимый ужас, – медленно пошел вперед. Шейх-уль-Ислам следовал за ним.
Между тем уже начинало смеркаться. Они скоро дошли до того места в чаще, где Сирра, полумертвая от голода
Мансур-эфенди подошел к Сирре и нагнулся к ней. Затем – к невыразимому ужасу своего проводника – он дотронулся до Сирры – она упала.
– Удивительное создание, – пробормотал Мансур. – Оно кажется мертво, но оно из плоти и крови. Возьми ее на руки и неси вслед за мной, в Башню мудрецов, – обратился он к дервишу.
Тот хотел отговориться.
– Делай, что тебе приказано! – повелительно сказал Шейх-уль-Ислам.
Дрожа всем телом от страха и ужаса, дервиш повиновался приказанию своего повелителя.
Он нагнулся к Сирре, упавшей от изнеможения, и поднял ее на руки. Она была так тяжела, что он едва мог ее поднять.
Мансур-эфенди пошел к той части развалин, где в каменной стене находились маленькие ворота, которые он и отворил.
Он пропустил вперед дервиша с его ношей и последовал за ними. Из галереи одна дверь вела в залу совета, другая в смежный покой. Тут Мансур-эфенди велел дервишу положить бесчувственную Сирру на подушку и принести воды, фруктов и хлеба.
Дервиш, обрадовавшись, что наконец освободился от опасной ноши, поспешил уйти и через несколько минут принес требуемое. Затем он оставил Шейх-уль-Ислама одного с Черным гномом. Мансур-эфенди спрыснул бесчувственную Сирру водой – и она очнулась.
Она приподнялась и удивленно озиралась по сторонам – в первую минуту она не знала, где находилась, но потом узнала Шейх-уль-Ислама.
Мансур-эфенди дал ей поесть, напиться, и Сирра охотно принялась за все.
– Тебя ли зовут Черным гномом? – спросил он ее.
Сирра кивнула головой.
– Да, мудрый эфенди, так зовут меня за мою наружность, но мое имя Сирра, – отвечала она, и ее звонкий, как серебряный колокольчик, приятный голос, которого нельзя было ожидать при ее теле, поразил Шейх-уль-Ислама.
– Говорят, что ты воскресла из мертвых? – продолжал он.
– Да, мудрый эфенди, грек Лаццаро похоронил меня, все считали меня умершей, но я не была мертвой, – сказала Сирра. – Я была жива, только не могла двигаться!
– Ты была похоронена?
– Я была зарыта в землю в ящике. Мне казалось тогда, что я должна задохнуться и действительно умереть! Что было со мной дальше, не знаю, мудрый эфенди: когда я пришла в себя, я чувствовала только боль здесь, в остатке моей руки, которая теперь совсем зажила. Я лежала в лесу, возле меня стояла вода, пища и куча останавливающих кровотечение и освежающих листьев для моей раны!
– А ты не знаешь, Черная Сирра, каким образом очутилась ты снова на земле? – спросил Мансур.
– Нет, мудрый эфенди.
– Чудо! –
пробормотал Шейх-уль-Ислам, и, по-видимому, в душе его возникло намерение воспользоваться этим воскресшим из мертвых существом для своих целей. Через подобное чудо он мог достигнуть многого, чего до сих пор не мог достичь другими средствами.– Помоги мне, защити меня, мудрый и великий эфенди, – говорила Сирра, и голос ее звучал так нежно и прекрасно, точно небесная музыка. – Я услужу тебе за это!
– Ты знаешь меня? – спросил Мансур.
– Нет, я вижу только, что ты знатный и мудрый муж, – отвечала умная Сирра.
– Знаешь ли ты, где находишься?
– Нет, мудрый эфенди, я вижу только, что нахожусь в стенах, в здании, которое может стать мне кровом.
– Где была ты раньше?
– У моей матери Кадиджи.
– Кто она такая?
– Толковательница снов в Галату.
– Знает ли она, что ты жива?
– Нет, она, думая, что я умерла, отдала меня греку, чтобы он меня похоронил. Никто не знает, что я жива, кроме тебя и меня! Грек и моя мать Кадиджа, хотя и видели меня после, но они называли меня призраком! Они не знают, что я жива!
– Не хочешь ли ты вернуться к своей матери?
– Лучше умереть в лесу от голода и жажды! Умилосердись, мудрый и великий эфенди, оставь меня здесь! Я охотно буду служить тебе за пищу, питье и кров! Укрой меня, спрячь меня от матери Кадиджи и грека! Я буду тебе полезна и сделаю все, что тебе будет угодно!
Мансур-эфенди задумался. Что, если бы ему спрятать ее и выдавать за чудо? Если бы ему переодеть ее и никому не показывать, а пользоваться ею, как колдуньей или пророчицей? Если бы ему только ловко воспользоваться «чудом»? Султанша-мать была суеверна, и он смог бы, воспользовавшись этим, начать с помощью «чуда» руководить ею. Само собой разумеется, она не должна была знать, чьих это рук дело и кто направляет пророчицу. Надо было только тайно и ловко взяться за это. Чудеса и знамения безотказно действовали на султаншу. Теперь Шейх-уль-Ислам имел в руках верное средство. Если бы чудом возвращенная к жизни, руководимая и наставляемая им Сирра приобрела влияние на султаншу-мать, тогда он мог надеяться управлять ею через Сирру.
Развалины Кадри не должны были служить местом действия, это возбудило бы подозрение в его участии в этой игре! Так же мало мог служить для этого дворец принцессы Рошаны. Надо было скорее выбрать другое место, более подходящее. Никто не должен был подозревать, что Шейх-уль-Ислам участвует в этой игре, тогда тем действеннее было бы подтверждение этого чуда.
Кроме того, то обстоятельство, что воскресшая из мертвых, призрак, как называли ее грек и старая Кадиджа, не знала ни его, ни места, где находилась, позволяло ему делать с ней что угодно, обратив ее в свое орудие.
– Ах, мудрый и благородный эфенди, не прогоняй меня! – продолжала хитрая Сирра, – и хоть я тебя и не знаю, но все же умоляю тебя о покровительстве!
– Здесь ты не можешь остаться!
– Нет? О, так ты меня не хочешь прогнать?
– Будь покойна, я укажу тебе место, где ты должна будешь остаться!
– Благодарю тебя за твое милосердие и доброту, мудрый и благородный эфенди, я охотно буду служить тебе. Где то место, которое станет мне убежищем?
– Я сам отведу тебя туда, Сирра!