Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
Мы видели серую лошадь Эсташа де Маншикура, оставшуюся без седока.
Убедившись, что «все подтвердилось», рыцарь Джон Фитц-Рауф двинулся в путь.
Наконец пригодились те несколько золотых монет, которые я берег на самый черный день. Конечно, случались дни куда более черные, но на свое богатство я не смог бы прокормить все войско или снабдить его конями и оружием. Зато теперь вдвоем с рыцарем Джоном мы уже могли не бояться голода и нищеты.
Отойдя от монастыря на достаточное расстояние, мы приобрели двух коней, вполне приличных, но не слишком породистых, чтобы привлекать к себе подозрительные взоры.
Мы продвигались вглубь владений герцога Австрийского,
Настал день, когда мы достигли предместья Шпейера, где наше «войско» внезапно увеличилось.
В одной из таверн рыцарь Джон пригляделся к посетителю, сидевшему к нам вполоборота и шепнул мне на ухо:
— Где-то я видел раньше этого парня!
Тогда я тоже пригляделся. Этому человеку было лет двадцать пять, и он явно имел благородное происхождение, которое, судя по всему, скрывал, подобно рыцарю Джону.
Все это мне очень не понравилось, и я предложил своему мессирупоследовать за ним, как только он покинет заведение.
Мы настигли его на лесной дороге. Я живо скинул его с седла и приставил кинжал к гортани.
— Не убивайте меня! — гнусаво взмолился он высоким голосом. — Я просто бродячий жонглер [127] . У меня ничего нет!
Джон Фитц-Рауф пристально пригляделся к нему уже вблизи и вдруг прищурился с хитрецой во взгляде.
127
Жонглер — профессиональный исполнитель песен труверов и трубадуров.
— Да ты никак отбился от стада… Блондель! — с усмешкой проговорил он.
Я несказанно удивился, а «бродячий жонглер», как ни странно, побледнел еще сильнее.
— Вы меня знаете, мессир? — прошептал он.
— Ты подрос, конечно… но не как головастик, который превращается в лягушку, — сказал рыцарь Джон. — Я могу дать руку на отсечение, если ошибусь в том, что в былые времена ты числился пажом в свите королевы Алиеноры [128] . Я однажды слышал, как она позвала тебя по имени.
128
Алиенора (Элеонора) де Пуату, герцогиня Аквитанская (1122–1204) — королева Франции в 1137–1151 годах в качестве супруги короля Людовика VII. После развода с ним (1152) вышла замуж за Генриха, герцога Нормандского, графа Анжуйского, который позднее, в 1154 году, стал королем Англии. По его воле находилась в заключении в 1174–1189 гг в наказание за поддержку сыновей, которые поднимали мятежи против отца. Именно благодаря ее усилиям Ричард I, сын Генриха и Алиеноры, был выкуплен из германского плена. Герцогиня Аквитанская считалась одной из наиболее образованных женщин своего времени и славилась своим меценатством.
Теперь по лицу бывшего пажа, а ныне бродячего жонглера поплыли алые пятна. Я, конечно, отпустил его, узнав такие любопытные новости.
— Так и было, мессир! — сказал он и с трудом перевел дух. — А кто вы?
— Вот так встреча! — покачал головой Джон Фитц-Рауф. — Может, и вправду Господь теперь благоволит к нам.
Оказалось, что в Англии бывший паж королевы недолгое время служил оруженосцем самого короля Ричарда. Он был красив лицом, а король, как известно,
очень привечал красавчиков. Однако в крестовый поход король Ричард так и не взял своего оруженосца, опасаясь за его не слишком крепкое здоровье, а также — того, что тот лишится нежного цвета своей кожи и огрубеет. Теперь же верный Блондель решил в одиночку найти своего пропавшего господина.— Я нашел короля! — сообщил он нам, так и сверкая глазами.
— Ты уверен? — с сомнением и некоторой завистью проговорил рыцарь Джон.
— Более, чем уверен! — с воодушевлением сказал Блондель. — Его содержат здесь неподалеку, в маленьком замке. Вчера туда прибыло не менее двух сотен рыцарей самого императора Генриха. Поговаривают, что прибудет и сам император… И я узнал еще, что через два или три дня все вернутся в Шпейер. Я полагаю, что короля перевезут туда.
— Ты видел Ричарда? — спросил рыцарь Джон.
— Нет… — сначала грустно покачал головой Блондель, а потом радостно улыбнулся. — Зато я его слышал…
— Неужели?! — изумился Джон Фитц-Рауф, и я — вместе с ним.
— Я услышал его голос, доносившийся из маленького окошка, — уверил нас Блондель. — Король пел сирвенту своего сочинения. Этот голос я ни с каким другим не спутаю. У короля Ричарда прекрасный голос.
— Покажи нам это окошко! — потребовал я, опередив рыцаря Джона.
Волнение охватило меня, сердце часто забилось. Я никогда не был уверен, что короля Ричарда нам все-таки удастся найти.
Уже через час мы добрались до замка и решили дождаться сумерек.
— Каждый из нас знает короля в лицо, — сказал я. — Мне не довелось слышать его пения. Но я видел его вблизи и хорошо запомнил. Я тоже должен убедиться, что это он.
С этими словами я указал на высокое, раскидистое дерево, стоявшее вблизи стен замка, как раз против окошка, под которым Блондель якобы услышал сирвенту плененного короля Англии.
Я предупредил англичан, что им всем лучше на всякий случай оставаться внизу, а сам полез наверх. Вскоре я добрался до очень удобной охотничьей присады. Она располагалась примерно на один локоть выше окошка. Я поглядел вниз и убедился, что переплетения толстых ветвей в достаточной мере скрывают меня от англичан. Сгущавшийся сумрак тоже помогал мне в моей затее.
Тогда я потихоньку снял свой заплечный мешок, с которым почти не расставался, и достал из него ту вещь, которая так долго дожидалась своего часа.
В считанные мгновения я собрал арбалет, зарядил его болтоми затаился, как хищная сова в ожидании добычи.
Через некоторое время в зарешеченном окошке зажегся огонек. Он вдруг напомнил мне тот самый огонек, что рус Иван оставил в подземелье, около подпорки, перед тем, как попрощаться с нами и устроить себе достойное погребение.
И вот послышался голос — действительно сильный, глубокий и красивый. Тот голос пел что-то о пойманном и посаженном в клетку льве.
Сам пленник все-таки появился у окна, но много позднее, когда мрак уже становился для меня не только союзником, но и врагом.
Человек подошел к окну, загородив собой огонек. Его лицо было уже трудно различить, но я убедился: за решеткой томился не кто иной как сам король Ричард Английский.
Я затаил дыхание и прицелился. Только точное попадание в шею или глаз могло оказаться смертельным. Любое менее тяжелое ранение погубило бы мое дело и меня заодно. Я уже решился потянуть пальцем за спусковой крючок, когда Ричард внезапно отошел от окна и передо мной в ночи вновь весело заиграл огонек его тюремного светильника.